– Как же вы надоели! – не выдержала Агата. – Говорите загадками, делаете вещи, которые вообще не укладываются даже в законы физики. Вы под чем вообще сидите? Весь город накурили, что ли? Почему он перетекает из человека в медведя? – Агата кивнула на Бурова. – Почему в голове такая каша, что я не могу мысли вместе собрать? Почему Дарину похитили? Почему мама не звонит?

Мангуст поднялся, взял из рук Агаты игрушку, покрутил ее и сказал:

– Вот из-за этого все.

Семь лет назад

Говорили, что если влюбляешься, то в жизнь приходит все самое чистое и светлое. Любовь поддерживает, помогает. Любовь дарит силы. Любовь не осуждает, не требует.

Забыли только добавить, что надо тщательнее выбирать, в кого влюбляешься.

Он лежал на земле, ощущая щекой мягкий мох. Где-то в районе бедра мешался корень. Но неудобство от растения не шло ни в какое сравнение с тем, как болело все остальное. Сломанные ребра мешали вдохнуть, нос залепило кровью. Возможно, не хватало зубов, через разбитые губы воздух вылетал со свистом, холодя десна.

Они стояли рядом, смотрели сверху вниз, покачивали палками в руках.

– Малец. – Один присел, сказал очень тихо, пришлось слух напрягать. – Не туда ты забрался, тебя же предупреждали.

Рядом согласно загыгыкали.

Он пытался вспомнить, как вообще так получилось. Ведь только что все было хорошо. Поступил на юриста, познакомился с красивой, умной девушкой. Влюбился. Кажется, после этого жизнь полетела не туда. Пропускал пары, ругался с отцом, слушал наставления от деда. Даже дядя из Москвы звонил, просил за ум взяться. Стычки с отцом доходили до драк. Тот мать не удержал, она к другому ушла. Вон у деда все хорошо, живут с ба душа в душу.

Правы были и отец, и дед, и дядя. Влюбила, вскружила голову, а потом сдала своим, обманула, оклеветала.

Он застонал, пытаясь подвинуться, чтобы видеть. Видеть лица тех, кто снова будет бить. Его пнули, плюнули, чтобы не вертелся, не встревал. Сейчас все закончится. Они не слушали, не пытались разобраться. Достаточно было ее искусственных охов, чтобы получить клеймо.

Он не мог ответить самому себе, а любила ли она. Понял только, что хотела больше узнать о его семье, а когда не получилось, отпустила игрушку прямо в лапы тварей с человеческими лицами.

Если нечисть и существует, то людского в ней куда больше, чем в тех, кто решил, как должна закончиться жизнь другого.

– Кончай побыстрее, – нетерпеливо сказал один из них, – пока туман не явился.

Вокруг напряглись. Странно, будто легенда их на самом деле тревожила.

– В сказки верите. – Получилось хрипло, через кашель.

– Может, этого отдадим туману?

Предложение прозвучало неуверенно, с надеждой, что не придется заканчивать грязную работу, другие закончат. Другое.

– Нельзя! – резко прозвучал ответ. – В правильный день надо, да и не годится он для этой роли.

Получилось перевернуться, лечь на ствол дерева, чьи корни он ощутил всеми своими костями. Их было пятеро. Высокие, крепкие, по возрасту чуть старше его, с ветром в голове и неудержимым желанием доказывать свою правоту и власть. Тот, что стоял ближе всех, копался в телефоне, что-то читал и хмурился.

– Говорят, надо сделать так, чтобы не догадались, что случилось.

– П-ха! – Смех вырвался со стоном. – Да вся улица видела, как вы меня в свое корыто засунули и увезли. Как не увязли на выезде из города с такой подвеской.

– Осмелел? – холодно осведомился ближний. – Тебя ничему жизнь не учит?

– Давайте не будем затягивать? А то помимо тумана сюда еще и ведьма явится. – Говоривший стоял дальше всех и постоянно оглядывался. – Слышали, новая ведьма страшнее предыдущей.

– А была какая-то другая?

Товарищу рядом, видимо, тоже не хотелось стоять в лесу и смотреть, как медленно опускаются на деревья сумерки, как выглядывает из-за гор туман.

– Ну, та, что с нашим заключила договор три года назад. – Дальний зацепился за что-то взглядом и побледнел.

– Слышал, договоров было два.

– Хорош трепаться! – Ближний убрал телефон, переложил в другую руку палку и присел к дереву. – Обещаешь, что больше у нашего дома не появишься?

Вопрос прозвучал тихо и с неожиданной теплотой.

– На хрен вы мне сдались! – Отвечать было тяжело, сознание плыло.

Мужчина схватил рукой за волосы, поднял голову и заглянул в глаза. Один заплыл, на пол-лица разливался огромный синяк.

– Чтобы я тебя больше в нашем городе не видел.

– Это мой город! – Слова сорвались прежде, чем в голове появилась дельная мысль: им это знать не обязательно.

Расплатой был сильный удар головой о ствол. Сознание провалилось в черное море боли. Они ушли быстро, побросав палки там, где стояли. Сели в машину и с трудом выехали из леса на дорогу. Низкая подвеска не была рассчитана на кривые дороги.

Он пришел в себя далеко за полночь, в лицо дышали теплом и чем-то прелым. Огромный медведь обнюхивал голову, одежду, фыркал, когда натыкался на запекшуюся кровь.

«Сейчас сожрут», – мелькнула мысль.

Было больно везде. Голову хотелось открутить и бросить куда подальше. Наверное, хорошо, что сожрут, закончатся эти мучения. Но медведь не трогал. Он облизал лицо, снимая боль, помог распутать руки и ноги. Когда успели связать – невозможно вспомнить. Как и невозможно понять, как теперь возвращаться домой. Рядом покачивались поганки, они хаотично расположились вокруг дерева, шипели, когда их случайно задевал медведь. Дед с ба рассказывали легенду про туман, про то, что блуждают там души тех, кто не нашел дорогу домой. А тот, кто блуждает слишком долго, в конце концов превращается в таких вот поганок – душек.

Внутри что-то хрустнуло, и кашель стал душить с удвоенной силой. Поганки резко наклонились в его сторону и открыли глаза. На каждой шляпке сидел один белесый глаз, который смотрел на мучающегося от боли человека. Душек нельзя трогать, они могут обидеться, завести в самое сердце тумана и там оставить. Медведя это, видимо, не касалось. Он сшибал их лапами, игнорируя отчаянное шипение.

Вместе с душками из леса пришел туман. Он двигался плавно, обволакивая своими нежными руками каждый кустик, каждое дерево. Туман пах смородиной, хвоей и чем-то горелым. Запахи, которые совсем не ассоциировались с туманом. Он ожидал, что будет сырость, плесень – что угодно, связанное с травой, болотом или грибами. Запах смородины укутывал вместе с туманными руками, успокаивал.

В тумане медведь стал светиться слабым голубым светом, поганки подхватывали это свечение и уносили его дальше, словно светлячки.

С туманом пришло спокойствие. Туман лечил раны физические, лечил раны душевные. Кости срастались, синяки уходили, возвращались силы. Больше не хотелось выть от предательства, жалеть себя. Ба говорила, если много себя жалеть, то можно стать горемыкой и вечно носиться с внутренней болью. Пугала в детстве, когда он слишком долго плакал над сломанной игрушкой.

– Погорюй и отпусти, – ласково говорила ба, а дед с ней соглашался.

Туман напомнил об этих словах, помог подняться, вдохнуть полной грудью смородину. Медведь куда-то ушел, поганки заполонили все вокруг. Сложно было наступить, не повредив хоть одну шляпку.

Он осмотрел себя: под рваной одеждой было сильное, здоровое тело. Ни следа от недавних побоев. Туман предложил стать еще сильнее.

– В смысле? – Вопрос шелестом пролетел над поганками.

– Я покажу, – шелестом вернулся ответ.

Он смотрел на свои руки и видел, как обрастают они густой медвежьей шерстью. Туман дарил новый облик.

Впереди показался чей-то силуэт. Хрупкие руки с длинными ногтями взяли за медвежьи лапы, развернули и повели прочь из тумана.

– Нельзя, – серьезно прозвучал девичий голос. – Человека в себе потеряешь.

Из-за погоды туристов было мало, торговля совсем не шла. Хотелось бросить эту дурацкую палатку и уйти. Скоро это станет возможным. Обещали заплатить на этой неделе, и тогда нужная сумма будет собрана. Можно будет звонить Ставру, брать под мышку Мангуста и уезжать на фиг из этого города. Если спросят, какой ценой, ответ – ценой всего. Надо было уничтожить себя, чтобы заново выстроить, научиться жить с собой.