– Я бы сказал, что все это сказки. – Суп быстро исчезал из тарелки Мангуста. – Но мы успели увидеть несколько вещей, которые вообще в рамки логики не укладываются.
– А если легенда про туман правдива? – задумалась Мира.
– Чего? – опять не понял Мангуст.
– Ну смотри, байки бабок оказались верны, в лесу реально живет ведьма и делает какие-то странные вещи. А если не только ведьма существует? Если древняя легенда про туман – тоже правда?
– Легенда про туман – сказки, чтобы дети в лес глубоко не уходили. Сама знаешь, как там легко заблудиться, особенно когда туман спускается с гор.
Мира согласно кивнула.
– Думаешь, она хочет мою силу забрать? – Мысли опять вернулись к ведьме.
– Более чем уверен. – Мангуст встал со своего места, ополоснул тарелку и вернулся. – Ну ты сама подумай, зачем тебя учить, если ты ей столько неприятностей доставила?
– Всего лишь на стройку залезли, – проворчала Мира. Мангуст слово в слово повторил ее мысли. – Не знаю, что теперь делать. Ей, получается, все равно, где я, она может в любую щель пролезть. А если она может спокойно найти меня, независимо от того, куда я пошла?
Мангуст задумчиво почесал подбородок:
– А обереги ты пробовала?
– О них я не подумала, – оживилась Мира.
– То есть ты обожаешь эту тему, но даже не подумала, что можно использовать обереги для дела? – не сдержал удивления Мангуст.
– Ну, – замялась Мира. – То, что мне нравится, никакого отношения к реально рабочим вещам не имеет. Так, просто красивая картинка.
– Ну так сделай красивую картинку рабочей. – Мангусту надоело смотреть на остывающий суп Миры, и он подтянул ее тарелку к себе. – Ты же понимаешь, как это работает. Слово – намерение – уверенность – профит!
– Я этого никогда не делала. – Мира попыталась почувствовать себя неуверенной.
– Когда тебя это останавливало? – Вторая порция супа исчезла так же быстро, как первая, и Мангуст помыл вторую тарелку.
– Почему ты всегда прав? – нахмурилась Мира, глядя на друга.
– Не всегда, – ответил тот.
Мира встала, налила воду в чайник, нашла какие-то конфеты в маминой заначке и высыпала в вазочку. Мангуст тем временем домыл оставшуюся грязную посуду. Он чертил пальцем в мыле узоры и что-то бормотал себе под нос.
– А знаешь, – проговорил он вдруг, – прабабушка мне объясняла, что знаки обретают силу, если в них верить. То есть ты можешь нарисовать любой символ и убедить саму себя, что он работает.
– Не думаю, что это работает именно так, – скептически заметила Мира.
– У прабабушки работало, – пожал плечами Мангуст. – Она какими-то знаками весь забор возле старого дома разрисовала. Никто туда не совался, а это был самый расцвет разбоя.
– А что за знаки были? – Мира разлила заварившийся чай по чашкам.
Мангуст сел рядом:
– Не помню точно, но что-то называлось «зоркий глаз», «слышать на расстоянии», и про еще один прабабушка говорила, что его нельзя использовать, потому что он губит: «вода – это переход».
– Звучит как какая-то дичь. – Мира отпила чай, размышляя, какой у нее может быть знак, чтобы защитил от ведьмы.
– Зато работало. – Мангуст закинул в рот целую конфету и какое-то время сосредоточенно жевал.
Вернулась мама, поздоровалась с Мангустом, оценила помытую посуду и больше ребят не трогала. Мира удивленно посмотрела ей вслед. Обычно мать доставала всякими расспросами, докучала советами, а тут ходила рассеянная, словно после татуировки как отрезало.
– Я сейчас приду. – Мира выползла из-за стола и пошла к маме в комнату. Та сидела на кровати, перебирая чеки. – Что-то случилось?
Мать не подняла головы, не перестала перебирать бесполезные бумажки. Мира даже не сразу поняла, что ответ звучит так тихо, натужно, словно мама пытается справиться с чем-то внутри себя.
– Увольняют.
Мама сгребла чеки в кучу и смяла.
– Закрывают наше ателье, людям все меньше нужны швеи. – Она посмотрела на дочь. – Все больше заказывают через сайты, покупают готовые вещи в магазинах. А пошив на заказ – невыгодно, дорого.
Мира опешила. Она никогда раньше не видела маму такой подавленной, никогда не слышала, чтобы та говорила так тихо и глухо. Никогда не встречала этот потухший взгляд – бороться бесполезно.
– Что же теперь делать? – В голове орало все, привычный мир рушился.
– Буду искать новое место. – Это прозвучало неуверенно, тяжело. – Через год открывают гостиницу у нас, уже набирают персонал. Пойду в прачки туда.
– Только не туда! – Мира сама не ожидала, что ее возглас прозвучит так громко.
Мама поморщилась, сейчас ей спорить не хотелось. Надо было понять, как пережить этот год.
– А если уехать? – У Миры затеплилась слабая надежда.
– Куда? – устало спросила мама.
– Да хоть в столицу!
– Без денег? Без знакомых? Кому мы там вообще нужны? – Мама встала, сунула чеки в сумку неопрятным комом.
– Туда Ставр переезжает, – тихо сказала Мира.
– А он там кому нужен?
Мама не любила Ставра, можно сказать, на дух не переносила.
– Я пойду к Васе. – Мира кивнула в сторону кухни.
– Давай. – Мама грустно посмотрела на кучу чеков в сумке.
Хотя разговор с матерью прошел тихо, по лицу Мангуста было понятно – он все слышал.
– Я могу со своими поговорить, вдруг при клинике есть что, – предложил он.
– Не надо. – Мира собрала со стола чашки и конфеты. – Она лучше будет на рынке торговать, чем через гордость перешагнет.
– Я тогда пойду, наверное.
Мангуст направился к двери.
– Погоди, я с тобой. – Мира быстро залетела в свою комнату, взяла вязаный кардиган. – Маме лучше одной побыть.
– Тогда пойдем ко мне, только по дороге хлеба купим, – кивнул Мангуст. – Я, вообще-то, за ним шел.
Всю дорогу Мира думала, что теперь будет. Маминой зарплаты в целом хватало, чтобы семья держалась на плаву, были все необходимые вещи и еда в доме. Но если ателье закроют, придется привыкать к новой жизни. И перспективы этой жизни не очень радостные.
Квартира Мангуста была больше Мириной, в первую очередь из-за странной планировки дома. Когда-то тут было много комнат для прислуги, а потом часть объединили, часть перестроили. На потолке еще сохранилась старая, местами облезлая лепнина как напоминание о прошлом, но отреставрировать ее руки не доходили. Мангуст говорил, что, когда он был совсем маленьким, обещал прабабушке отреставрировать потолок и починить изразцовую печь, которая стояла у него в комнате. Изразцов, правда, давно не было. В темные времена их все отколупали и продали за бесценок, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Из любимых Мирой старых вещей в квартире Мангуста сохранилось кресло-качалка из толстых бамбуковых палок, обтянутых драповой тканью. Оно всегда стояло в самом центре гостиной. Мира представляла, как классно было бы качаться в таком кресле и смотреть, как за окном идет снег. Жаль только, что он почти никогда не выпадал в их регионе.
– Перееду в столицу, и будет мне много снега, – мечтательно говорила Мира. – И кресло-качалка.
За обещание, которое было дано в детстве, прабабушка подарила Мангусту свои старые дневники. Помимо эскизов лепнины и изразцов, мальчик нашел там много странных записей, которые лечебными не назвать. А для простых дневниковых заметок они были слишком мудреными.
На одной странице прабабушка убористым почерком записала легенду об избе на курьногах, что стоит в самой глубине леса, а вокруг нее растут поганки с глазами. И поганки эти – не просто грибы, а души заблудившихся в лесу. Мангуст особенно любил эту легенду. Ему казалось, что есть в ней что-то особенное, связанное с ним. Часть дневника была исписана разными символами и словами, которые эти самые символы якобы могут активировать. Через страницу прабабушка писала красными чернилами предупреждения, но часть из них звучала как настоящая тарабарщина.
«Не ходи через туман в Ладный мир, не доверяй коту, не разговаривай с медведям». Из-за этих записей прабабушку считали немного чокнутой. А маленькому Мангусту нравились старые, не похожие ни на какие другие сказки. Нравилось представлять, как могут все разом повернуться грибы с глазами и тихо-тихо зашептать.