Что же делать? Если выбежать на улицу с голыми руками, то помочь она ничем не сможет. Кира заметалась по комнате, и тут ее взгляд упал в угол комнаты, там, прислоненный к стене, стоял посох с синим камнем на конце. Вот что нужно. Доронит! Ведь изверги боятся его сильнее всего.

Девушка схватила посох и выскочила наружу. Она изо всех сил разогналась и с боевым кличем вонзила посох, как копье, в изверга. Наконечник вошел в живот Амбы на удивление мягко и беспрепятственно. Рана задымилась, а чудище издало такой страшный рык, что Кира от испуга выпустила посох из рук и, пятясь, упала на землю. Силы будто мгновенно оставили ее. Зверь рухнул всей тушей, начал трубно рычать и кататься по траве, приминая грузным телом остатки разбитой яичной скорлупы. Армас вытащил посох из тела изверга и нанес еще удар прямо в глаз извивающегося чудища. Амба дернулся в последний раз и замер.

Изверг был убит. В нескольких шагах от него сидела дрожащая Тати и прижимала к груди оставшееся уцелевшее яйцо.

– Я думала, Амба меня послушает. Тати виновата.

– Ничего, Тати. Главное, что все целы, – подползла к ней на четвереньках Кира. – И хоть одно яйцо осталось невредимым.

– Амба хорошо учился. Амба не был злым.

– Или просто ты хотела верить в это, – тяжело дыша, Армас сплюнул и поглядел на старушку. – Сколько в болото парфюм ни лей, оно все равно будет вонять гнилью. А ты хотела зло травяным чаем разбавить.

Свен лежал на кровати, мягкое вечернее солнце проникало в окно и отбрасывало красноватые отсветы на его спокойное лицо. Кира с удивлением подумала, что даже во сне он выглядит очень мужественно.

– Сейчас я принесу посредника, и можем начинать. – Армас торопливо выскочил из комнаты.

Лицо Тати сморщилось в горестной гримасе, в глазах заблестели слезы отчаяния:

– Не можем.

– Почему? – изумилась Кира.

– Шаман нужен.

– Тати, но ведь ты шаманка.

– Не получится.

– Все получится. Ты… ты не можешь отказаться! – вскрикнула Кира.

Тати вытянула свою будто обтянутую мятым пергаментом шею:

– Тати очень хочет спасти Свена. Больше всего на свете, поверь. Но не знает как.

Армас вернулся быстро, в руках он держал посредника-жука.

– Хорошо, что наш милый Амба не добрался до второго яйца. Скорлупа целая, надеюсь, оно в порядке. И посредник есть.

– Давайте начинать? – Кира с надеждой посмотрела на Тати.

Эйлин разглядывала руки с выступающими венами и коричневыми пигментными пятнами. Руки – это первое, на что тогда упал ее взгляд. Когда-то бабушка этими руками гладила ее волосы, заплетала косы. Теперь это были ее руки. Старческие, слабые, с раздутыми косточками и огрубевшими ногтями.

Она мысленно перенеслась в тот день, когда бабушка проводила обряд. Свен старался не смотреть на нее, когда связывал ей ноги и руки. Тати попросила оставить их наедине с внучкой перед тем, как все начнется. И Свен, сжав зубы, послушно вышел из комнаты.

– Моя девочка, – начала Тати. – Времени у нас мало. Помоги мне, пожалуйста.

Внучка издала звериный рык, яростно сверкнув глазами. Маракель уже почти полностью подчинила себе тело девушки, но Эйлин слышала каждое слово.

– Истекают третьи сутки. Я хочу предупредить тебя: у нас не получится сделать так, как хочет Свен. Мы упустили часы, когда твое тело можно было вырвать из лап Маракель. Но я знаю, что ты меня слышишь. И поверь, есть еще выход. Возможно, он тебе не понравится. Но ты так мало пожила, твоя душа еще слишком молода, чтобы уснуть навсегда. Я не могу этого допустить.

Старушка сложила ладони у рта и подула в них, потом растерла, будто согревая. Ее веки медленно сомкнулись. Она сделала глубокий вдох и продолжила:

– Души шаманов могут покидать свои тела. Извини, что отдаю тебе такой старый, разваливающийся сосуд. Но другого у нас нет.

Эйлин не сразу поняла, что имеет в виду бабушка.

– Прощай, моя радость. Когда я покину свое тело, то больше не смогу ничего тебе сказать. Люблю тебя и забираю твои страдания.

Когда обряд был закончен, Эйлин открыла глаза и с удивлением увидела свое тело. Но это было другое тело, не ее. Затем почувствовала боль в спине, ломоту в коленях и наконец посмотрела на свои руки. Узловатые пальцы, желтая кожа в пятнах, толстые ногти. Она вскрикнула и не узнала свой голос.

Эйлин хотела быстро отойти от кровати, но это получилось с трудом. Тело болело, будто по нему всю ночь били палками, а ноги плохо ее слушались.

– Тати, когда она придет в себя? – Свен крутился рядом. Он наворачивал круги по комнате, как медведь, запертый в клетке, и не сводил глаз с девушки на кровати.

Эйлин не могла произнести ни слова. Если ее душа в теле бабушки, то где теперь сама Тати?

Свен стал лихорадочно развязывать путы на руках и ногах невесты.

Шаманка стояла у изголовья кровати и печально качала головой из стороны в сторону.

– Все получилось, – твердил Свен. – Сейчас она очнется. Она ведь очнется? По-другому быть не может.

Внезапно девушка сбросила с себя скарабея и вскочила на ноги. Она выглядела свежей и полной сил. Ее кожа сияла, на щеках розовел румянец. Невеста довольно улыбнулась и, проведя пальцем по подбородку Свена, грациозно обогнула его и выбежала в открытую дверь.

– Милая, подожди. – Свен бросился за ней.

Эйлин осталась одна. Она разгладила простыни, которые все еще хранили тепло ее тела. Вернее, тела, которое когда-то было ее. Но теперь она Тати. Старая шаманка. А бабушки больше нет. Она уснула навечно в молодом теле, порабощенном извергом.

– Тати, не могла бы ты поторопиться? Время тает, – вернул ее в реальность Армас.

– Нужен другой шаман.

– Опять ты про старое. Тати, просто сделай то, что умеешь, – сдерживая себя, простонал Армас.

– Я не умею.

– Если не получилось с Эйлин, это не значит, что не получится с кем-то другим.

– Пожалуйста, Тати, – взмолилась Кира. – Представляешь, как ему сейчас плохо. Свен наедине со своим худшим кошмаром.

В этот момент со стороны кровати раздался тихий стон. Тати вздрогнула:

– Хорошо, я попробую.

Она подошла к неподвижному Свену, положила жука ему на живот, взяла в руки яйцо и начала разговаривать с ним на своем языке.

– Как думаешь, ей не нужны свечи и благовония? – шепотом поинтересовался Армас. – Я их тоже захватил.

Кира молча отмахнулась. Она завороженно глядела на старушку, сосредоточенно бормотавшую что-то себе под нос.

Эйлин старалась повторить все, что шептала Тати, когда пыталась спасти ее. Тот день Эйлин почти не вспоминала и думала, что слова бабушки растеклись в памяти, как акварельные разводы. Но сейчас они будто всплывали из глубины сознания и произносились с той же настойчивой интонацией, с которой звучали когда-то из уст шаманки.

Обряд уже подходил к концу, но на словах Эйлин: «Помоги мне, бабушка. Пусть изверг станет извергом, человек – человеком. А я останусь…» – вдруг послышался треск. Скорлупа развалилась в руках у Тати, оставив на ее ладонях мокрый след от черной слизи. Детеныш изверга висел у нее на руках, как тряпка. Тати стряхнула его на пол.

– Он мертвый, – в ужасе прошептал Армас.

– Не выдержал, – констатировала Тати. – Он непригоден.

– Что теперь делать? – опешила Кира. – У нас больше нет яиц.

Тати жадно втянула воздух.

– Отдать извергу другое тело, – она медленно нагнулась над Свеном и прикоснулась губами к спинке жука.

Так Тати простояла несколько секунд, зажмурившись и придерживая косы, чтобы волосы не падали на лицо. Тело старушки мелко тряслось, седина в волосах заискрилась, будто оголенные провода, по которым бежал ток.

Наконец Тати откинулась назад, оторвав губы от посредника, и посмотрела на Армаса, который замер в ожидании.

Тати криво улыбнулась и прокряхтела: