Одна из девушек подходит ко мне. Коршун ее напугал. Он многих пугает сначала. Но после получаса с ним девчонки визжат от восторга. Природное обаяние кудрявого зашкаливает.

– Он всегда такой? – тихо спрашивает девушка, смотря вслед своей удаляющейся подруге и моему другу.

– Всегда, – смеюсь я. – Не переживай, он абсолютно безобиден.

Во всяком случае был, до встречи со своей Маргаритой.

– Я Таня, – представляется девушка.

– Ну что, Таня, где тут у вас хороший клуб?

– А ты тоже безобиден? – тонкие пальчики проходятся по моему плечу.

– Это зависит от твоих предпочтений, – усмехаюсь, приобнимая ее за талию и веду к выходу.

Через пару часов мы греемся в местной, типа элитной сауне. От элитного тут только зеркальный потолок в комнатушке с кроватью и бархатные занавески. Но нам эта комнатка не пригодится. У Коршуна, действительно, не стоит, так что он развлекает девчонок, мучая микрофон не слишком хорошего караоке и вытанцовывая один из своих реперских танцев. Вот сколько лет прошло, а этот парень ни капли не изменился. У меня настроение для близких знакомств тоже отсутствует. Может, это что-то типа передоза? Бывает же такое, что наешься чего-нибудь, например шоколада, как в детстве и долгое время потом его не хочешь, или вкус к нему вообще пропадает. Вот так и с женщинами. Перебираешь их, пробуешь на вкус, наслаждаешься, упиваешься кайфом, который они могут принести в твою жизнь, а затем наступает пресыщение и ты больше не хочешь менять их, а нуждаешься в какой-то одной. Или это просто период у меня такой? Может, кризис среднего возраста наступает? Рановато что-то. Или есть же теория о половинках для каждого человека. Аня моя половинка. Просто еще не поняла этого, испугалась переезда, что в принципе, понятно. Лет ей не много, она одна никогда не жила.

А если теория о половинках просто херня? Когда-то я думал, что Машка моя половинка, и мы будем вместе всю жизнь. Но после нее было так много баб, что я не смогу вспомнить их всех. И Золотарева достаточно быстро исчезла из моей головы. Я понял, что это была первая влюбленность, первый опыт. Не представляю сейчас нас вместе, и не хочу этого.

И вообще, как можно быть с кем-то с самой школы?

Хотя, Романов свихнулся на Тине, как только увидел, и до сих помешан на ней. Значит, все же бывает такое.

Просто ко мне это пришло позднее. К Коршуну тоже, раз он теперь женщин только созерцать может. До Самойлова эстафета еще не дошла.

– Леш, может, искупаемся?

Рядом материализуется Таня. Посыревшее от купания соблазнительное белье не скрывает грудь полного третьего и упругую попку. Пять месяцев назад я имел бы ее по третьему кругу. А сейчас не реагирую на ее ладонь, лежащую на моем плече.

– Да настроения нет что-то, – поднимаюсь с кресла, – и мне уже пора.

– Как пора? Я думала мы с тобой…

Девушка облизывает губки, отодвигая волосы с декольте и выпячивает красивую грудь, предлагая ее мне. Улыбаюсь понимая, что мне это не интересно. Удивительно, как становится легко, когда из жизни исчезает соблазн. В моей голове только Анька. И не смотря на приподнятый член, среагировавший чисто физиологически, я не хочу девушку, сидящую передо мной и просящую трахнуть ее.

– Прости, – извиняюсь, потому что если бы меня обломали, я хотел бы услышать извинения, – но я не могу.

– Ты же хочешь, – она видит настроение моего мужского органа, явно выделяющегося в боксерах.

– Да, но не сейчас. Еще раз прости. И я окуплю испорченные ожидания мужским стриптизом. Пойдет?

Глаза девушки загораются.

– Мих, – ору, перекрикивая бред, несущийся из микрофона, – собирайся. Нам пора.

– Нееет! – стонет его подружка, которая подпевает во второй микрофон, у них что-то типа баттла. – Я почти его выиграла!

– Да его все выигрывают, – ржу я.

– Я не пойду. Мне тут нравится, – объявляет МС Коршун в микрофон.

– Ну как хочешь, потом не жалуйся!

Одеваюсь. Оплачиваю девчонкам сауну до утра и прошу админа вызвать двух мужчин-стриптизеров. Пусть повеселятся. Ну… и Коршун пусть развлечется вместе с ними.

В части почти никого нет. Половина на вечернем дежурстве, которое не прекращается на полуострове ни на минуту. Половина отдыхают.

Набираю телефон своей русалки. Я знаю, что она скинет. Но это меня успокаивает. Я хотя бы знаю, что она жива.

Привожу в порядок форму. Она понадобится завтра к вечеру, но мне нравится, когда все готово заранее. В казарму заходят двое моих сослуживцев. Армен тащит Влада, укладывает его на кровать и по казарме разносится возмущенное "Вы, русские, неустойчивы к хорошему, настоящему коньяку".

Вот он это зачем сказал? Я готов был лечь спать. Но теперь никто из нас не уснет, пока я не докажу ему насколько мы, русские, устойчивы к любым видам алкоголя.

Следующие полчаса мы бегаем по местным кафешкам, набирая хороший коньяк, отбираемый Арменом, раз уж он взялся быть у нас знатоком. Возвращаемся в казарму, где выпиваем по рюмке за рюмкой, при судействе вернувшегося с гулянки Стаса. На улице глубокая ночь, но остановиться теперь мы не можем. У нас договоренность. Один должен вырубиться. И я не хочу быть первым.

Спор прерывает раскатистый громовой голос пьяного Коршуна.

– Где этот гад?

Дверь открывается с пинка моего гигантского друга. И Мишаня разъярен.

– Вот ты где, маленький говнюк! Стриптизеров мне заказал? Я же теперь всю ночь не усну! Вот же ты урод!

Я ржу и не могу остановиться. Пьяный Арменка и не менее пьяный Стас, который не смог остаться просто судьей и подключился к соревнованию, таращат глаза, потому что не видели еще Коршуна таким злым.

– Они перед моей рожей членами трясли! Я чуть не блеванул! Мне пришлось втащить одному, потому что у него, блин, встал! На меня встал! Че ты ржешь то постоянно?! Мне надо выпить.

Парень выпивает залпом одну треть бутылки коньяка и ставит ее на стол с такой силой, что рюмки, стоящие рядом, опрокидываются.

– Вот тут я их члены видел, – орет Мишаня, водя ладонью перед носом. – Он меня чуть концом своим не коснулся! И если я после этого стану педиком, я тебя, Кобарь, первым трахну!

Парни начинают гоготать, понимая, во что я втянул друга.

– И поверь, – шипит обиженный, – ходить после этого ты сможешь не скоро.

На глаза выступают слезы. Хватаюсь за живот. Ноздри генеральского сынка ходят ходуном. Но я знаю, что бить меня он не станет. Еще несколько минут, и он успокоится. Это же Мишаня, с ним и не такое случалось. Он выживает в любых условиях.

Мишель делает еще несколько глотков коньяка из бутылки и садится за стол напротив меня.

– Ладно, чем вы тут занимаетесь? – успокаивается кудрявый. – Хватит ржать, дебилы! Вашего товарища чуть два мужика в сауне не трахнули, где ваша братская поддержка?

Прерванное соревнование возобновить не удалось, но оставшийся алкоголь мы выпили, в чем помог настрадавшийся Коршун.

– Чувак, серьезно, мужики отвратительны, – шепчет Мишаня, засыпая на соседней кровати. – Мне теперь жалко телок. Как они видят это постоянно? Его яйца тряслись прямо перед моими глазами, словно два колокола… повезло еще, что не звенели…

– Да замолчи ты, наконец, – умоляю я друга, – у меня уже горло болит ржать.

– А прикинь, как у телок горло болит, когда им туда член суют?

– Все, хватит, пожалуйста…

Но Мишаня болтает до самого рассвета. Его нежная психика не может смириться с увиденной картиной. Надеюсь, этот стриптиз не останется в его голове надолго, иначе, боюсь, он не сможет наслаждаться сексом. Как-то его напугали две окровавленные медсестрички в туннеле ужасов, куда мы ходили с классом, так он до сих пор не любит белые халаты.

***

Следующий день ходим коматозные, после выпитого накануне. Но полковник быстро приводит нас в чувство, отправив всех в ледяной душ и обрадовав запретом на выход из казарм после отбоя. Наша попойка дошла до его ушей. Мы виним в этом громкоголосого Коршуна.

А еще через день мне звонит бабушка. И этот звонок выбивает меня из колеи и меняет всю мою жизнь.