– Леш, – я не должен останавливаться, но ноги замирают у лестницы, – я люблю тебя.
– Откуда тебе знать, что это такое?
В ответ на жалостливое выражение ее лица, на моем проскальзывает усталая усмешка. Мы уже проходили это. Она клялась, что любит, а я верил и прощал. Больше не могу.
– Ты мне нужен, – она садится на корточки, оперевшись спиной о зеркало, настораживая меня потерянным взглядом.
Никогда не видел ее такой потрепанной и потерянной.
– Приведи себя в порядок, Маш, – нет, я не подойду к ней и не стану спрашивать, что произошло в ее жизни такого страшного, что она перестала на человека походить. – И прекрати пугать местных по ночам, знаешь же, тут старики одни и дети.
– Да пошли они все, – Золотарева грустно смеется, поднимается с паркета, снимает продранное платье, откидывая его к роялю. – И ты пошел, Кобарь… сам прибежишь.
И вот так, в одних кружевных трусиках, девушка, обещавшая мне спокойную семейную жизнь, покидает мой дом через парадную дверь. Идти ей всего ничего – метров пятнадцать, и скорее всего, на улице даже никого не будет в этот час. Но мысль о том, что девушка, с которой одной у меня были отношения, идет по поселку в одном белье, мне неприятна.
Глава 2
***
Жизнь в доме Романовых кипит. Джес, сестра Тины, привезенная из Америки, гоняет по двору на детском розовом кабриолете, подаренным ей Самойловым, и отличающимся от настоящего разве что размером. Саня, брат Юрана, привезенный из Англии, подтягивается на турнике, установленном во дворе. Похоже, мой друг зорко следит за братом, а это значит только, что парня можно пожалеть.
Никогда не подумал бы, что Романов вообще способен на такое. Он настоящий глава семьи. Своих детей у них с Тиной нет, но, я думаю, это не за горами. Если, конечно, девушка оправится от потрясений, на что я очень надеюсь.
Во всяком случае, она уже не выглядит такой забитой и потрепанной, как еще год назад. На ее кукольном лице снова румянец, и рука, держащая чашку чая, не трясется. Я рад видеть ее такой. Я люблю эту девчонку. Она влилась в нашу компанию в одиннадцатом классе, но сейчас такое чувство, словно всегда была в ее составе.
По большей части я заехал повидаться с ней, потому что с Юркой мы виделись по пути с аэропорта домой, куда он меня довозил.
Жаль, что Самойлов укатил к бабуле в Лос-Анджелес, а Коршун еще в Крыму. Я бы хотел повидаться с ними тоже.
Не представляю свою жизнь без четырех этих людей.
Хотя, вот как раз от Коршуна то и отдохнуть неплохо. Служить вместе с крылатым – удовольствие двухстороннее.
Делюсь планами на поездку в Ижевск, запланированную на вечер. Там меня ждут родители мамы, которых я не видел уже три года. Жалко стариков, я у них один, так что пока выдалось свободное время, я должен съездить к ним. Тем более, места там красивые. Сам городок ни о чем, и кроме музея стрелкового оружия, которое там и производят, посмотреть не на что. Зато в летний период дед с бабушкой живут на даче, расположенной на берегу реки Кама, в нескольких километрах от города. До воды от их дома рукой подать. Я обожал в детстве это место. Будет приятно снова побывать там.
– Возьми меня с собой, – смотрю на младшего Романова. – Я хочу увидеть страну. Я нигде, кроме Москвы не был. Юра опять хочет меня отправить в Лондон, а потом в Испанию с Джес и ее гувернанткой. А я хочу увидеть Россию.
Парень вытирает посыревшую от тренировки голову полотенцем и оставляет его на плечах. Выпивает стакан лимонада, садится на диван рядом с Тиной. Та боязливо смотрит на меня, а затем переводит взгляд на парня.
– Саша, давай спросим у Юры, разрешит ли он.
– Может вы сначала у Лехи спросите, нужен ли ему попутчик?
Юран заходит в холл, где мы пьем чай с тортом, который я притащил ребятам, и большую часть которого поглощает Тина. Круто, что в ней, наконец, проснулся былой аппетит. На руках друг несет малышку, которая уже накаталась на подаренном Олегом произведении искусства. Девчушка спрыгивает с рук и несется ко мне с объятиями. Да, мы успели подружиться. У нас с пацанами негласное соревнование за детское сердце младшей Орловской, раз уж сердце старшей удалось заполучить только Романову. Так что каждый из нас старается выпендриться подарком или веселым времяпрепровождением с малышкой. Сане достаются тренировки, спортивные матчи, стрельбы, которые мы можем дать ему. Юран запретил с ним сюсюкаться.
– Малыш хочет увидеть нашу Родину, – улыбаюсь, вкладывая в рот Джес кусочек торта, – я только "за". Там круто, – смотрю на Саню, – красиво, спокойно. В реке искупаешься. Свожу тебя в музей Калашникова, сможешь пострелять из всех орудий. А по дороге остановимся в нескольких городах.
– Ко скольки мне надо быть готовым? – малыш вскакивает с дивана, разминая руки, показывая готовность к поездке.
– Я заеду за тобой часов в десять.
– Круто, я пошел вещи соберу.
– Веди себя достойно, – орет Юран парню вслед. – Не опозорь нашу фамилию.
– Считаешь, твою фамилию еще можно реабилитировать в глазах моих стариков?
– Дружище, передай им, что мне до сих пор стыдно.
Переглядываемся с Романовым и не можем сдержать смеха.
Стыдно не одному Романову. А нам всем.
Мы как то ездили с парнями в гости к деду с бабушкой. Нам тогда было по пятнадцать. И поскольку это город, где производят великий и славный АК (автомат Калашникова), нас вызвался повезти сам генерал Коршун (чему его сын, конечно, не обрадовался). Но генерал слишком сильно хотел повидаться с легендарным конструктором, с которым знаком, так что отвертеться от такого водителя не было ни единого шанса. Тем более, что генерал провел нам экскурсию по музею, увез на дачу и больше мы его не видели.
Мы круто проводили время, помогая бабуле со вскапыванием огорода, а деду Васе с перестройкой бани, чем заслужили по рюмашке его самогона. Вот только рюмашки нам оказалось мало, и Романов, дождавшись, когда старички уснут, залез в подпол, и стащил там две бутылки самогона. Мы пили его стаканами, потому что в пятнадцать лет были слишком круты, чтобы переживать о том, что нажремся, и мозгов у нас было не слишком много, чтобы думать, будто какая-то мутная водичка может свалить нас с ног. Закусывали мясом и испеченной в костре картошкой. Опьянения не чувствовали, пока во двор, где мы восседали вокруг костра, не вышел дед. Тот сразу понял, чем мы тут занимаемся, и пытался нас разогнать. Вот тут в наши юные головы алкоголь ударил со всей своей страшной силой. Коршун моментально улетел на реку, Самойлов скрылся в кустах, я удрал в подпол, а Романов, ухватив целую бутылку самогонки, забрался на крышу, хватаясь за бревенчатые выступы дома. Дед Вася искал нас, шастая по улице с дубинкой, но никого не нашел, поэтому весь свой гнев сосредоточил на Юране, требуя, чтобы тот немедленно спускался, но парень лишь орал во все горло "Врагу не сдается наш гордый варяг", распивая заветный напиток прямо из горла. Дед кидал в него всем, что попадалось под руку, но парень умело уворачивался, удивительно легко маневрируя на острой крыше. Дед проклял московское воспитание и уселся на крыльцо в ожидании. Когда-то Романов сам должен был спуститься. К этому моменту Юран перешел на "Взвейтесь кострами, синие ночи", чем разбудил бабулю, и вызвал Коршуна, который не может оставаться равнодушным к советским песням. Так что Мишаня, сырой от ночного купания в Каме, пробрался по кустам, и в обход деда забрался на крышу, присоединившись к распитию и песнопениям. Я, дождавшись, когда бабуля выйдет на улицу, вылез через окно и тоже забрался к пацанам. Последним к нам полез Самойлов, его дед вычислил, пытался схватить за ногу, но мы угрожали скинуть его перегонный продукт с крыши, чего он допустить, конечно, не мог. Так что мы отвоевали эту пьяную ночь и до утра орали песни на крыше, чем вызвали переполох в поселке. Соседи то и дело выглядывали из окон и даже подходили к дому. Кто-то умолял нас спуститься и замолчать. Некоторые угрожали вызвать милицию. Один старик кидался в нас камнями, но попал в окно, поэтому был вынужден прекратить.
