Рей пил воду из лесного родника, ел лишь то, что смог поймать, спал на жестком полу на еловой подстилке. И когда он все-таки подсчитал, сколько времени провел в неизвестном ему месте, оказалось, что прошел уже месяц. Итого – семь месяцев после увольнения. Ни Дикоя, ни – бесы бы с ней – Эльвиры.

Конечно, потом они нашли его, поговорили, обсудили все. И из всех нравоучительных, сочувствующих и прочих бессмысленных разговоров было ясно одно – назад его не ждут. История первого Миротворца Коттерштейна была окончена.

И потянулись абсолютно обычные месяцы спокойной жизни, от которой, как выяснилось, Рей успел отвыкнуть. Когда одинокое существование в деревне отметилось на календаре десятью месяцами, Рей окончательно смирился. Ему хватало, что Дикой, Эльвира и порой малышка Хенна навещали его. А когда не было их, приходила Лима, а до нее женщина с именем, которое Рей уже забыл. Но Лима держалась дольше первой – характером она покрепче. И более никого и ничего в его жизни не было, ни во сне, ни наяву, ни в бреду, ни в здравии. Это казалось самым лучшим исходом. Рей жил жизнь, как самый обычный, умеренно здоровый человек с претензиями прожить еще пару десятков лет, а после тихо скончаться от старости.

Но эта бессонная ночь нарушала весь порядок. Она беспокоила, травила душу. То ли ярким лунным светом – колдовским сиянием, то ли воем ветра – воем волков, эта ночь несла за собой дурное знамение. И каркали вороны, не унимавшиеся целый день накануне, подтверждая опасения. Два слитных карканья, еще два друг за другом, прерывистая серия звуков – бег, бегство, погоню пророчили эти крики. Воронам Рей верил больше, чем ясновидящим бабкам. Воронам нет смысла лгать.

Осторожно высвободив руку, Рей сел на кровати. Лима пробормотала что-то сквозь сон и перевернулась на другой бок, подмяв подушку. Тихо одевшись, он вышел на крыльцо. Сжал в зубах сигарету, но не успел чиркнуть спичкой, как табак сам собой задымился.

– Из десятков городов, из сотен деревень, сотен лесов и рощ, дорог и троп, ты выбрал именно это захолустье?

– Из десятков городов и прочее, тебя принесло именно сюда, – процедил он без намека на радость. Тереза Анцафел. Безликая, переменчивая, беспокойная. Ветер, непойманный в поле. – Мог бы спросить, каким ветром тебя сюда занесло, но да мне все равно.

– Попутным, – любезно пояснила Гончая, держась в шаге от невысоких ступень крыльца.

– Заднее окно открыто, – протянул Рей, глядя, как она переминается с ноги на ногу. – Странно, что ты предпочла дверь.

– Что произошло между тобой и Морой?

Рей не сдержал усмешки.

– Вот оно что, – проговорил он. – Неужели я понадобился старой ведьме, и она послала за мной свою Гончую? Или она потеряла терпение и прислала тебя меня убить?

Стылая ночь стала удушливой. В одно мгновение. Может, еще полгода назад он был бы рад такому исходу. Но теперь это ему уже было не нужно. Хватало, что тело относительно здорово и болит только на плохую погоду, что в постели лежит приятная глазу женщина, что где-то в полной безопасности растет дочь, а его собственный дом настолько крепок, что простоит десятки лет. Приход Гончей грозил все это испортить.

– У меня дерьмовый день, – холодно сказала Тереза. – Я не в настроении играть в зубоскальства. И меня никто не посылал.

– Мне не о чем с тобой разговаривать, Гончая, – не докурив, Рей отшвырнул сигарету в ночь. – Уходи. И скажи княгине, чтобы горела в Бездне. После смерти я к ней присоединюсь, и мы обсудим все, что она хотела.

Рей повернулся, протянул руку к дверной ручке и с досадой поморщился.

– Где твое достоинство? Использовать магию против человека? – поинтересовался он через плечо.

– Что ты несешь? – фыркнула Тереза. – Я ничего не делала.

Холод пробежал по спине, но голову охватил жар.

– Если это дружеский визит, – процедил он сквозь зубы, все еще пытаясь дотянуться непослушной рукой до дверной ручки, – то он провалился.

– Ты был прав, – заявила она. – Во всем и с самого начала. Я посчитала, что ты должен это знать. Но меня не было много месяцев, я не знаю, как и почему ты оказался здесь. Но хочу узнать, что произошло.

В груди вскипело от раздражения.

– Сними с меня свои чары, Гончая, – прорычал он, злясь на свою беспомощность перед ведьмой.

– Да какие к духам чары!? – вспылила Тереза, в один шаг оказываясь рядом с ним.

Злая, нехорошая ночь. И желтый диск луны веет страхом.

Рей искоса взглянул на Терезу. Если бы рука его слушалась, он бы смог дотянуться до нее, так она была близка и так различимы стали все детали. Сейчас она еще больше походила на наемницу, чем в последнюю их встречу. Все те же короткие, неестественно белые волосы, в свете луны почти серебряные. Они стали даже короче, едва закрывали уши. Кожаный жилет до середины бедра, что носят все Гончие, как полагается. Рукава льняной темной рубахи заправлены в наручи. Пусть и не видно, но совершенно точно в этих наручах достаточно острых стилетов-игл без рукоятей, что пронзят дверной замок и человеческую кость с одинаковой легкостью.

Он уже не смотрел искоса. Прямо, не пряча взгляд. Ей стало неуютно, она отдалилась на полшага, затем еще. А он все смотрел и не мог понять, почему не хочет переставать это делать.

Что-то направляло его взгляд, удерживало, концентрировало. Что-то запрещало моргать.

Кто-то настойчиво смотрел за ней его глазами.

Оно шло из внутренней темноты, глубины подсознания, нечто древнее, временно забытое, спрятавшееся в самой густой тени души. Как змея, оно медленно выползало на свет, злобно щурясь, нехотя разминая затекшие кости. Оно цеплялось за края своей ямы сильными пальцами, подминая под себя все неугодное, что попадалось на пути. Неугодное – приличие, стыд, неловкость, уважение. Ему это неведомо. Оно хотело приглядеться получше, подобраться поближе. Все, что могло помешать, должно уйти прочь.

Смыкающиеся на доли секунд веки мешали смотреть. Вина за причиняемое неудобство мешала смотреть. Стыд за свою бестактность мешал смотреть.

Он был не один. У его сознания, у его души появился сосед. Нет, он уже был, но долгое время отсутствовал. И вот он вновь напомнил о себе. Пришел, когда его уже выселили, когда не ждали назад. Он игнорирует все, что может препятствовать ему. Он не считается с преградами. Он действует лишь по велению собственной воли.

Сон длиной в год закончился.

– Уходи, – с трудом сказал Рей, сверля Терезу глазами.

Сказал обоим разом, и той, что перед ним, и тому, что внутри него.

– Что с тобой? – спросила она, склоняя голову.

– Не твое дело.

Гончая вздернула подбородок, расправила плечи. Ее это обидело.

О чем ты думаешь, человек?

Шепчущий вдалеке и кричащий прямо в ухо. Рей думал, что даже не помнит, как звучал этот голос. Оказалось, он не забыл, как звенит согласная, сглатывается гласная, рычит звонкая буква этого голоса. Он не слышал демона с тех самых пор, как сам прогнал его, запретив появляться в своей голове. Демон не напоминал о себе, не говорил, не снился во снах. Рей считал, что демон пал под тяжестью человеческой ненависти к самому себе. Но демон не исчез, не издох, не отступился от своих намерений. Он просто уснул.

Рей нелепо дернулся вперед, превозмогая кражу руки, и наконец добрался до своей цели. Рука снова ему подчинялась.

– Почему ты пришла именно сегодня? – спросил он, избегая смотреть на Терезу.

Что было раньше, Тереза Анцафел или демон в голове? Он проснулся, потому что она была рядом, или она пришла, потому что демон вышел из спячки?

– Как ветер привел, – пробурчала она. – Я даже не знаю, какой сегодня день.

Рей бездумно водил пальцами по двери, цепляя занозы. Вслушивался в тишину, временно воцарившуюся в голове.

– И в чем же я был прав? – без особого интереса спросил он.

Скажи ему об этом кто-либо другой, Рей бы восторжествовал. Скажи ему об этом Тереза, но при этом не будоража проклятого демона, Рей был бы счастлив.