— Но «У Долли» не обязательно потерпит неудачу. Вот почему я сделала…

Она подняла руку, останавливая меня.

— Единственный способ избавиться от этого заведения — это если оно потерпит неудачу.

Я покачала головой.

— Ты хочешь, чтобы оно потерпело неудачу?

— Дело не в «если», сладкая. А в «когда». — Безнадежность в голосе Дасти пронзила меня насквозь.

Даже если бы у нее был шанс спасти закусочную «У Долли», она бы им не воспользовалась, не так ли? Что удерживало ее здесь — злость на семью? Или верность воле матери? И то, и другое? Не было никакого смысла в том, что она не продает это заведение и не уходит. Что она пожертвует своей гордостью и пойдет ко дну вместе с тонущим кораблем.

Сколько денег она вложила в этот ресторан? Как долго она будет позволять ему истощать ее?

До конца. Пока у нее не останется другого выбора.

Упрямая. Она была чертовски упряма.

— Я не хочу, чтобы ты была привязана к этой закусочной, — сказала она. — Не так, как я.

— Ладно. — Я не была привязана к этому месту. Да, мне здесь нравилось. «У Долли» был такой важной частью моей жизни, что стал частью моего сердца. Но я всегда знала, что однажды уйду.

— Ты уволена.

Я пошатнулась, и мои плечи врезались в тело Раша.

— Ч-что?

— Ты уволена.

— Ты увольняешь меня? — Это шутка? Она увольняла меня из-за каких-то дурацких листовок?

— Да.

У меня отвисла челюсть.

— Но мне нужна эта работа.

— Я тебя увольняю. Ты слишком привязалась, крошка.

— Привязалась к моей зарплате? Да, — мой голос был слишком громким, в нем слышались панические нотки. — Ты не можешь меня уволить.

Никто не возьмет меня на работу, особенно в моем положении.

Взгляд Дасти опустился на мой живот, как будто она поняла, что если уволит меня, то я действительно окажусь в затруднительном положении.

— У тебя есть время, пока не родится ребенок. А потом конец.

— Дасти…

— Я не нежная, ты это знаешь.

Нет. Она не была нежной. Но и жестокой она не была.

Это было жестоко.

Она наклонилась и подняла листовку, скомкав ее в плотный бумажный шарик.

— Это для твоего же блага, сладкая.

— Ты действительно в это веришь, — прошептала я.

— Да. — Она кивнула, затем развернулась и исчезла на кухне.

Когда дверь перестала хлопать, в комнате воцарилась душераздирающая тишина. Мое сердце ныло с каждым ударом.

Уволена. Она только что уволила меня. Она лишила меня средств к существованию, даже не задумываясь. Она отняла это у моего ребенка.

Она оставалась здесь из верности своей матери, оставалась, чтобы ее придурковатые родственники не могли сказать, что она все испортила. Все это время она теряла бизнес в надежде, что он рухнет, потому что это был результат, который они могли принять.

Какой, черт возьми, в этом был смысл?

Как могла ее преданность не повлиять на меня? После стольких лет, вот так закончилось мое пребывание в «У Долли»?

Часть меня больше никогда не хотела заходить в этот ресторан. Уйти сегодня вечером и никогда не оглядываться назад. Но мне нужна была эта работа. Мне нужны были деньги на аренду, детскую одежду и подгузники. Моя собственная гордость заставит меня вернуться сюда завтра днем на мою обычную смену.

Я была так же заперта в этом здании, как и Дасти.

— Все в порядке. — Раш обнял меня за плечи, притягивая к себе. — Дай ей немного времени.

Я проглотила комок в горле, когда на глаза навернулись слезы.

— Она не передумает.

— Она просто взбесилась.

Он не знал Дасти так, как я ее. Решение было принято. Она не колебалась.

— Я хочу домой, — сказала я, высвобождаясь из объятий Раша. — Я буду в порядке, если поведу машину.

— Фэй…

— Я не хочу оставлять здесь свою машину. — Я подошла к столу с учебниками и начала запихивать их в рюкзак. Я как раз застегивала молнию, когда дверной колокольчик заставил меня обернуться к двери.

— Извините, мы закрываемся, — сказал Раш.

Он не понял, что женщина пришла сюда не перекусить.

Она была хрупкой и худой. Слишком худой. Ее щеки были желтоватыми, а кожа серой. Она смахнула снежинки со своего головного платка. Ткань была того же светло-земляничного цвета, что и мои волосы. Такого же цвета должны были быть и ее волосы.

Только у нее не было волос.

Когда ее карамельные глаза встретились с моими, они были тусклыми и неяркими, но она заставила себя улыбнуться.

— Привет, Фэй.

Где ее волосы?

— Привет, мам.

Глава 31

Раш

Было душераздирающе наблюдать, как кто-то, кого ты любишь, уходит от тебя. Ограждается от тебя. Это разбивает сердце и приводит в полное отчаяние.

Фэй так глубоко ушла в себя, что стала похожа на ходячее привидение.

Она бесшумно передвигалась по дому и за последние два дня не произнесла ни слова.

С тех пор, как Дасти «уволила» ее. С тех пор, как в закусочной появилась ее мать.

Она превратилась в зомби-Фэй.

— Куда ты направляешься? — спросил я из кухни, когда она надевала пальто. Было утро пятницы. У нее не было причин идти в кампус так рано, не тогда, когда ее единственное занятие на сегодня начиналось только в час. И ей не нужно было появляться в закусочной до трех.

Она с трудом сглотнула, но не ответила. Хотя ее молчание было достаточным ответом.

— Я иду с тобой. — Я отложил кусочек тоста, который намазывал маслом, оставив его на тарелке, и направился в гостиную за своей курткой.

— Мне нужно пойти одной.

Я натянул ботинки.

— Раш…

— Я иду с тобой, Фэй. — Никаких возражений. Если она собиралась навестить свою мать, я пойду с ней.

— У тебя занятия, — сказала она.

— Тогда я буду скучать по этому.

После вечера среды я не подпускал Фэй к Бринн без своего сопровождения.

Не потому, что Бринн была груба или жестока. А потому, что она умирала.

У Фэй могли быть сложные отношения с матерью, но Бринн, тем не менее, оставалась для нее матерью. То, как она отступала, отстранялась, пугало меня.

Я знал сердце своей девочки. Оно было большим, открытым и более уязвимым, чем она когда-либо признавалась.

Была ли она близка с Бринн или нет, ее смерть ударит по Фэй. Ей будет трудно. И когда это случится, я буду рядом, чтобы убедиться, что она не будет переживать это в одиночку.

— Я не… — Фэй покачала головой, и в ее глазах заблестели слезы. Это была первая настоящая эмоция, которую я увидел у нее за два дня.

Мне было невыносимо видеть, как ей больно, но все лучше, чем зомби-Фэй.

— Чего «не»? — Я встал перед ней и запустил пальцы в ее волосы. По крайней мере, она не уклонялась от моих прикосновений. Может, она и притихла, но, по крайней мере, позволила мне прикоснуться к ней. А ночью она позволяла мне прижимать ее к себе.

— Я не хочу, чтобы ты видел, где я жила, — прошептала она.

Я поцеловал ее в лоб.

— Либо ты позволишь мне пойти с тобой сейчас, либо я узнаю адрес у Дасти.

— Она тебе не скажет.

— Нет, но Глория скажет.

Ее глаза, сузившись, встретились с моими. Я бы тысячу раз испытал на себе этот мимолетный взгляд. Это был всего лишь намек на ту язвительную особу, которая завладела моим сердцем.

— У тебя нет номера Глории.

Я вытащил свой телефон из кармана, прокручивая список контактов, пока не наткнулся на номер ее сестры. Затем я поднял его, чтобы она могла видеть.

— Я иду с тобой.

— Хорошо. — Она вздохнула.

Это оказалось проще, чем я думал. То ли потому, что она знала, что в этом споре победить невозможно, то ли потому, что в глубине души она была раздавлена. Она знала, насколько тяжелым будет этот визит.

Надев ботинки, она схватила свой рюкзак с обеденного стола и последовала за мной на улицу.

— Я поведу, — сказал я ей, открывая «Юкон».

Она молча открыла пассажирскую дверь, забралась внутрь и пристегнулась ремнем безопасности.

Гроза, бушевавшая в начале недели, прошла, и небо было ясным и голубым. Солнце уже прогнало утреннюю прохладу и начало растапливать снег. Из водосточных желобов капала вода, а дороги были покрыты слякотью.