Я наведался в винный бар. Возможно, Марти предполагала, что мою почту могут просматривать чужие, поэтому и решила воспользоваться таким странным методом переписки.

– А, мистер Кьюнан, – сказал официант, которого я окрестил Мануэлем, – вы спрашивали о письме. Оно здесь.

Я буквально вырвал конверт из его рук. Там оказался чистый лист бумаги, в который был завернут листок поменьше, вернее, клочок с небрежно написанным карандашом адресом. Она остановилась на севере Лондона. Номер телефона отсутствовал. Возвращаясь, я нервно теребил в руке бумажку с адресом, пока она не превратилась в шарик. В контору идти не хотелось. Я свернул к набережной. Стоя на мосту через канал, я думал, ну отчего это я всегда влипаю в истории. Внизу чернела грязная вода с яркими пятнами нефти. Ее цвет наводил на мысль о недостижимых глубинах. Я подбросил на ладони бумажный шарик. Медленно опустившись на воду, он белым пятнышком застыл на темной поверхности. Потом разбух от влаги и канул на дно.

Чтобы самому не кануть на дно, я должен был докопаться до истины.

– Я пригласила двух девушек, посадила их на телефоны, но звонков что-то маловато, – увидев меня, разочарованно пожаловалась Селеста.

– Отлично! – рявкнул я. – Запомни, за этот вид работы отвечаешь сама. – Я хлопнул дверью и, закрывшись в своем кабинете, позвонил отцу:

– Салют!

– Чтоб я этого не слышал! Здоровайся так со своими грязными клиентами.

– У вас там всё спокойно?

– Ага, если не считать, что Джейк Карлесс никому не дает покоя.

Я с облегчением вздохнул, да так громко, что отец услыхал мой вздох.

– Та-ак, – сказал он, – Ты все еще стоишь на своем, дурачок упрямый.

– Пожалуйста, не называй меня дурачком, – взмолился я. – Последний, кто сказал обо мне нечто подобное, уже не с нами.

– Кто же это?

– Сэм Леви.

– Да, об этом я уже наслышан. А ты и туда нос свой успел сунуть.

– Отец, скажи мне, мог ли кто-нибудь предположить, что ты снабдил меня информацией, которая может серьезно повредить… кому бы то ни было?

– Кто это тебе наболтал? – В его голосе послышались нотки озабоченности.

– Никто. Для меня загадка, почему Леви сказал мне, что кое-кто может серьезно расстроиться, если узнает, что я твой сын.

– У этого Леви язык как у старой сплетницы. Помалкивал бы лучше, чем язык распускать.

– Объясни мне, в чем дело. Что вам, старикам, известно, чего я не знаю?

Последовала длинная пауза. Отец так долго молчал, что я забеспокоился, не отсоединился ли он.

– Пап, ты меня слышишь?

– Этого я не могу тебе рассказать, – наконец отозвался отец. – Не имею права. Эта информация только для служебного пользования.

– Отец, ты не забыл, с кем ты говоришь? Я твой сын.

– Нет, не могу. Эти факты засекречены до сих пор.

Его голос упал. Я с трудом расслышал последние слова. Как я ни просил, отец оставался неумолим. Сказал только, что уезжает с мамой на недельку, чтоб развеяться, но не сообщил куда. После разговора с родителем я сидел как приклеенный к стулу и с ужасом глядел на гудевшую трубку. А вдруг телефон прослушивается?

Потом я набрал номер Жанин.

– Кажется, поездку придется отложить, – с ходу сказал я.

– В связи с ночным происшествием? Если моим детям хоть что-то угрожает…

– Никому ничего не угрожает. Обычная предосторожность. Я звоню, чтобы предупредить, что вернусь за полночь, а может, даже к утру.

– Когда собираешься приводить в порядок квартиру?

– Я еду по очень срочному делу. Если бы детям или тебе грозила опасность, я бы остался.

– Дейв, я хочу тебе верить. Второго раза я не выдержу.