Вперед выступил самый пестрый представитель делегации. Я подавил в себе желание встать, подойти к нему и протянуть руку со словами «Очень приятно, царь», так как он мог не оценить шутку. Точнее сказать – не мог оценить. Да и – свято место пусто не бывает. Это я о троне.

Между тем, парламентер начал говорить.

Говорил он долго, с чувством и интонацией, нередко делая паузы, давая мне возможность оценить услышанное. По всему его виду можно было понять ответственность данного момента. Разглагольствовал он минут пятнадцать, а затем замолчал, вероятно, ожидая моего ответа.

Да, ну и ситуация сложилась! Они явно от меня чего-то ждут, вот только чего? Отправить бы сейчас этих вояк, скажем, завоевывать Казань. От греха подальше. Огорчает одно: Казань уже взяли. Не отдавать же обратно, правильно?

Тишина стала давящей, слышно было даже, как учащенно бьется чье-то сердце. Или это мое разыгравшееся воображение? Минут через пять они стали нервничать, то и дело я ловил подергивание хвостов и кончиков ушей. Хотя лица оставались абсолютно непроницаемыми и невозмутимыми, словно были вырезаны из камня.

Все смотрели на меня в ожидании ответа. Главный вождь смотрел, смотрел старик, смотрела свита вождя. Как писал Моэм в своем «Театре»: «Взял паузу, так держи ее любой ценой, чего бы это ни стоило» Кстати, писателем Моэм стал по совместительству, а основным его занятием была разведка и контрразведка. Старичок знал цену паузам…

Так прошло еще минуты две. Атмосфера накалялась все больше и больше. Тянуть «кота за хвост» дальше было опасно.

Поэтому, тяжело вдохнув, я опять блеснул своим красноречием. Я довольно-таки долго и обстоятельно объяснял присутствующим о важности того, что космические корабли бороздят просторы оперного театра и о других, не менее значимых вещах. Естественно, что никто кроме меня ничего не понял.

Они, сдается мне, очень удивились. В задних рядах послышался негромкий шепот. Вождь изумленно переводил взгляд то на меня, то на старика. Потом он заговорил, глядя на старца. Голос его постепенно набирал силу и наливался, как мне показалось, угрозой.

Старик по-прежнему глядел на меня.

На тираду вождя он ответил всего двумя спокойно произнесенными фразами, даже не посмотрев на него при этом. Глаза у последнего заметно округлились, он со страхом взглянул на меня, потом куда-то вверх, а затем, стараясь сохранить достоинство, удалился. За ним ушла и вся его свита. Последним ушел старик. Перед этим он хитро посмотрел на меня, и улыбнулся.

Ну что же, как сказал однажды Александр Невский: «Лед тронулся, господа крестоносцы!»

Лёд тронулся.

Поужинал я в кампании все той же милой девушки-кошки. Спать улегся в той же комнате, в которой проснулся накануне. Сон пришел быстро и не нес в себе ни сновидений, ни кошмаров.

Проснулся я отдохнувшим и полным сил, но долгое время не хотелось вставать. Просто лежал, и вяло думал. Смогу ли я изучить местный язык, понять этих существ? Все же – это не люди. Их психика может столь же сильно отличаться от моей, как и внешний облик…

В тронном зале раздавались негромкие звуки, а затем я услышал приятный аромат съестного. Желудок напомнил мне, что завтраком пренебрегать не стоит, даже в самых экстремальных ситуациях. Но прежде, чем выйти, я размялся и сделал несколько силовых упражнений. Что-то внутри подсказывало мне, что стоит поддерживать физическую форму.

У очага орудовала знакомая мне девушка. Она помешивала варево в горшочке. Недалеко, прямо на полу, была расстелена небольшая скатерка, на которой лежали фрукты, поджаристые лепешки и жареное мясо.

Шаги мои были легки и бесшумны, но красотка их услышала. Поднялась она плавно, одновременно разворачиваясь лицом ко мне. Быстро, как пружина и грациозно, как кошка.

Я попытался изобразить жизнерадостную улыбку и неуверенно помахал ручкой. Это одновременно походило и на «прощание славянки», и на «у нас не все дома». Но эффект возымело положительный. Девушка улыбнулась в ответ, хотя в ее широко распахнутых глазах читалась насторожённость. К слову сказать, зубы у нее оказались слегка заостренными, хищными, но все же пригодными для потребления растительной пищи.

Жестом она пригласила меня к «столу», а когда я уселся, то поставила на скатерть горшочек с похлебкой. После того как с ней было покончено, она показала на красноватый фрукт и произнесла: «меян».

Ага. Похоже, ее вчерашний спутник оказался сообразительней, чем я предполагал. Он, вероятно, пришел к тому же гениальному заключению, что и я – надо учить язык. Все гениальное – просто, интересно, а все ли простое – гениально? Сам, конечно же, за это не благодарное дело не взялся, видать по статусу не положено, а поручил его своей помощнице.

Ну что же, «меян» так «меян»! Будем учиться говорить, сказавший «азъ» да скажет «буки»…

Я повторил название этого фрукта. Девушка внимательно посмотрела на меня, затем произнесла ещё раз, медленнее, четко расставляя интонацию. Я постарался повторить за ней.

На третий раз у меня вроде получилось правильно, потому, как девушка улыбнулась, а затем указала на себя и произнесла: «Альва».

Наверное, так звучит ее имя. Или название ее народа. Или племени. Или это означает – женщина. Или…как много «или»? Что подсказывает логика? Логичнее всего, если бы это было ее имя, чтоб я знал, как к ней обращаться. По крайней мере, я бы на ее месте назвал именно имя.

С другой стороны, чужая душа – потемки. А девичья душа для меня уж сплошная тьма. А если девушка еще и на половину кошка…

Попробуем подойти с другой стороны. Что говорит мне интуиция? Что это имя. Почему? Оно ей подходит. Певучее, гибкое, изящное. Чувства и разум сошлись во мнениях, поэтому примем на веру: Альва – ее имя.

Я повторил. Затем указал на себя, и хотел уже было представиться, но Альва меня опередила: «Киштеару». Я попытался, было, ее разубедить, но она опять повторила своё «Киштеару», причём жёстче, как-то по-сталински однозначно. Что же, примем за аксиому: меня здесь зовут Киштеару. Это я и продемонстрировал девушке.

Что означало это имя, я не знал, пока не знал. Но что-то было в ее тоне такое… Вроде если я окажусь не Киштеару, то я могу и вообще не оказаться. Каламбур, конечно, но если решил следовать интуиции, то стоит идти до конца. Естественно, до победного. Хе! Хотя с концом – это я смело!..

Наш урок продолжился и после моего скромного завтрака. Мы очень основательно изучили помещение, отыскивая в нем все новые и новые предметы. Пробежались по одежде, частям тела и глаголам. Я учился задавать вопросы и правильно на них отвечать.

По мере того, как я медленно, но неуклонно овладевал знанием языка, то стал понимать, что Альва обучает меня языку, который старик применил вторым. Может он легче, или более подходит для меня? Второе означает, что кошко-люди видят человека не в первый раз. Возможно, что меня сейчас обучают именно тому языку, на котором говорят местные люди. Или существа на них похожие. Конечно же, это пока что пустые домыслы, но все же. Кое-что встает на свои места.

Например, удивление старика, когда он заговорил со мной на этом, втором языке. А оказалось, что я его не знаю. Человек, который не знает человеческий язык. Удивительно? Удивительно. Я бы удивился.

Тогда «Киштеару» вполне может означать «человек». Но что-то во мне воспротивилось этой версии. Слишком много эмоций вкладывала в это слово Альва. Почтение, любовь, страх… хотя я могу и ошибаться. Однако – и на Солнце бывают пятна. А никогда не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.

Наши занятия закончились далеко за полдень. Альва, видимо вспомнив свои прямые обязанности, удалилась, и вернулась уже с новой порцией еды; мое обучение продолжилось.

После того, как все вокруг обрело свои имена и названия, я предложил Альве выйти наружу. Звучало это, наверное, ужасно. Что-то вроде «я есть хотеть идти за стена», но Альва меня поняла. И ответила отказом. Вроде как, рано еще. Ну, рано так рано. Москва тоже не сразу строилась.