Теперь я видел не только его внешнее сходство с козлом, но и внутреннее: чего орать-то? Мне и так забот хватало…

Усилия козлоголового не пропали даром. Видимо, то, что я принял за блеяние, на самом деле оказалось речью. На зов сбежалось около двух десятков различных особей. Половина из них были похожи на оравшего обладателя козлиной внешности, а оставшиеся – на убиенного им «остроухого». У вторых субъектов было во внешности что-то кошачье, может разрез глаз, уши или хвосты. А может – все вместе.

Два десятка горящих глаз, словно лазерные прицелы снайперских винтовок вперились в меня. Внезапно огоньки глаз поплыли, закружились. Вестибулярный аппарат по непонятной причине дал сбой, и я почувствовал нарастающее головокружение. В сознание проникла кричащая боль и я почувствовал, как все, что было вокруг меня начало исчезать, отступать. Я терял сознание. Водоворот светящихся глаз слился в сплошной горящий круг, обруч. Он подступал ко мне, сжимался, а за ним опять проступила загадочная пустота. Неожиданно два огонька остановились, выбились из общего хоровода. Погасли, вновь зажглись и чуточку приблизились. Я сосредоточился на них и огромным волевым усилием постарался удержать ускользающее сознание. Каким-то чудом мне это удалось – головокружение прошло и сознание прояснилось. Оказалось, что я по-прежнему смотрю в глаза козлоголовому существу, и выражение его глаз не предвещает мне ничего хорошего. В тот же момент я ощутил холодок в районе живота, и только теперь понял, что на мне нет одежды.

Я удивительно остро почувствовал свою наготу, но не из-за отсутствия одежды, а из-за отсутствия оружия. Инстинктивно я дёрнулся к трупу ближайшего кошко-человека, мня подобрать его копье. Рогатый субъект отреагировал мгновенно: бросился ко мне, замахиваясь топором. Происходящее имело характер сновидения. Видя, как козлоногий заносит свой топор, я очень ясно и отчетливо осознал, что увернуться от прямого удара можно только в кинофильме. Причем – иностранном. Если кто-то бьет тебя топором, то, сомнений быть не может: он попадет. Единственный шанс это предотвратить – ударить первым, причем бить желательно не голыми руками.

Это понимание словно вспышка в мозгу – родило чувство бессилия. И – страха перед бессилием. Но если меня бьют, пусть даже во сне, я всегда отвечаю. Поэтому я как мог, постарался ускорить процесс приближения к оружию кошко-человека. Хотя при этом я и понимал, что не успею. Мешало все то же оцепенение организма.

Я подхватил копье с широким клинком как раз в тот момент, когда топор опустился мне на спину. Боль черной молнией рассекла сознание. Вместе с болью пришла волна злости: неужели все закончится так глупо! Резким движением я развернулся и вогнал похожее на тесак лезвие прямо в живот нападающему. Кровь брызнула из перерубленных артерий и вен, окатив меня солоноватыми брызгами. Руки покрылись теплой влагой. В тусклом свете чужая кровь казалась черной.

Боли я уже не чувствовал, но и удержаться на ногах не сумел. По телу разливалась слабость, ноги стали подкашиваться словно ватные. Все закружилось, завертелось, а потом сомкнулось. Краем гаснущего сознания я понял, что лежу на земле, а кошко-люди бросаются на противников с удесятеренной яростью и совершенно уж истерическими криками.

Затем свет окончательно померк.

Дрема. Полусон. Граничное состояние между сном и явью, неизменно сопровождаемое ощущением тепла и уюта. И сознание, и тело расслаблены, приятная истома разливается по всему организму. Просыпаться окончательно нет никакого желания, но и заснуть уже не получится. Все проблемы и тревоги словно выветрились из головы.

Дрема всегда ассоциировалась у меня с небольшим мохнатым существом. Оно приходит к детям. Ляжет под бочок, приобнимет, – с ним и тепло и уютно. К сожалению, дрема не любит взрослых и чем старше становится человек, тем реже она его посещает. Я уже давно не испытывал подобного чувства.

Краем сознания, я уловил негромкие звуки. Остатки сна как майкой сдуло. Неприятно засосало под ложечкой. Почему-то я уже знал, что именно увижу, когда открою глаза. Может, из-за запаха.

Пахло кошачьей шерстью, а у меня дома кошек не было.

Я лежал на груде меховых одеял, расстеленных на полу небольшой комнаты с темными деревянными стенами. Кое-где со стен и потолка свисали пучки засушенных трав. Помещение было чистым. Свет проникал сквозь небольшие оконца, расположенные под самым потолком.

За мной следили, и мое пробуждение не осталось незамеченным, в комнату вошли двое, мужчина и женщина.

Представители этого народа действительно походили на кошек, но человеческие и кошачьи черты в них настолько переплелись, что трудно было отделить одно от другого. Нельзя было с уверенностью сказать, что голова у них кошачья, а тело человеческое, или наоборот.

Хотя к кошачьим чертам можно было отнести их заостренные высоко посаженые уши и хвост. К тому же все их тело было покрыто короткой грязно-белой шерстью. На лице, кистях рук, стопах и кончике хвоста шерсть имела черный окрас.

К кошачьим же чертам относился необычный разрез глаз и стреловидный зрачок. Однако передвигались они прямо, на двух ногах, вместо когтей на пальцах росли ногти, а у женщины были хорошо развиты грудь и бедра.

Человеческая раса отличается от остального животного мира. Нигде в природе не встретишь столь явно выраженное развитие женской груди, так красочно воспетой тысячей поэтов и художников. Да еще походка. Любое животное при ходьбе старается укрыть свои слабые места. Человек ходит иначе, оставляя открытым самую уязвимую часть своего организма – живот.

Возможно, эти существа эволюционировали от какого-либо подвида кошачьих, но удивляло наличие некоторых явно регрессивных признаков – того же хвоста.

Однако сколь не казались они похожими на людей, все это сходство рассеялось, как только я взглянул в их глаза.

В глазах было нечто необычное, загадочное и – нечеловеческое. Словно через них на меня смотрело само прошлое. Казалось, что они светятся таинственным светом, первозданной гармонией, мудростью, которой обладает разве что природа. Повеяло чем-то древним и чужим. Но все же я почувствовал некое иррациональное родство с этими существами. Появилось чувство чего-то глубоко забытого, утерянного в веках, причем не только мной, но и всей человеческой расой.

А еще в глазах чувствовалось присутствие разума: они изучали меня, глядя при этом в самую душу…

Вошедший мужчина был старым, но не дряхлым. И несмотря на то, что седина обильно рассыпалась по его шерсти, весь его облик был пронизан силой. Причем не показной, внешней, а глубокой, внутренней. Она чувствовалась в его движениях, повороте головы, осанке и взгляде. Было видно, что это существо привыкло повелевать.

Одежда его была пестрой и богато украшенной, и состояла из длинной юбки, мокасин и пышного головного убора. К элементам одежды, вероятно, можно было отнести и украшения: всевозможные браслеты, ожерелья, монисто и талисманы. Все это было выполнено очень искусно, резьба и узоры казались ажурными и утонченными. Множество подвесок и бахрома делали наряд еще более пышным.

Головной убор в основном состоял из перьев, закрепленных на налобном ремешке. По бокам свисали длинные шнуры с нанизанными на них разноцветными бусами. Сзади свисало два длинных хвоста, усеянных перьями. Перья к низу постепенно уменьшались. Сам налобный ремешок был прошит многослойным узором. Казалось, он не имеет ни начала, ни конца.

В руках у существа был небольшой посох, окованный золотыми и серебряными кольцами. Навершием ему служил чей-то череп и несколько пушистых хвостов.

Пышность одежды и обилие украшений могли говорить о высоком положении в местном обществе. Варварское великолепие и первобытные черты как-то странно сочетались с величественностью и статностью.

Второе существо было женского пола. У него… то есть, у нее была хорошо развита грудь. Соски груди были лишены шерсти, и задорно выглядывали темными кружками. Неплохо оказались развиты и бедра, слегка прикрытые узкой набедренной повязкой из темно-синей материи. Лицо можно было назвать даже симпатичным, если сравнивать с ее спутником. Уголки глаз чуть загнуты к верху, а сами глаза – глубокие и синие, как у сиамской кошки. Изящный носик чуть вздернут, губы несколько тонковаты и имеют непривычный черный цвет. Вся ее фигура в целом была более грациозная, чем у плечистого спутника.