С одной стороны, никаких затруднений в выражении мыслей у меня здесь ни разу не возникло, лишь некоторые понятия были незнакомы. С другой, я чувствовала, что говорю на ином языке и многие слова в нем загоняют меня в когнитивный диссонанс. Например, с «барсом» уменьшительно-ласкательное как-то не складывалось, а вот с «унци» почему-то зазвучало прекрасно.

Мы с Агнесс по очереди грелись в санях под шкурами. А я вспомнила свои навыки верховой езды и взгромоздилась на Овсянку.

Одно время Миша пытался сдружиться с одним высокопоставленным чиновником и начал подсовывать меня в подружки его жене. Мы были одного возраста, но очень отличались по мировоззрению.

Мадам Качалова была помешана на лошадях и скачках. Вот и пришлось мне осваивать седло.

Лошади мне понравились, а вот жена чиновника, самодовольная, избалованная особа, которая считала простых людей прахом под своими ногами, – нет. Тогда я впервые возразила мужу и не поддалась на его уговоры продолжить «дружбу».

Наверное, именно после этого наши отношения и начали ухудшаться, медленно, но верно. Миша не простил непокорства, по его мнению, я должна была стать его верной, послушной соратницей.

Лошадка Агнесс покорно меня приняла, и я в какой-то степени получала удовольствие от поездки. Замерзала, отдавала Овсянку Агнесс и снова лезла в сани. Клара с Унциком подремывали, а мы с певицей болтали.

– Почему Клэй тебе не помог, когда ты заболела? – спросила я. – Окрысился. Ополчился на тебя как будто.

– Так и есть, – кивнула бардесса. – Посватался, а я ему отказала. Мне многие проходу не давали, а Клэй вроде как первое время меня защищал. Я была рада нашей дружбе. Видимо, я подала ему ложную надежду.

– Не мужик, а… неважно, – буркнула я. – Из тех, кто считает, что кто первой девушке помог, тому она и предназначена. А ты ведь не из простого сословия, верно?

Агнесс кивнула и замолчала, а я не стала расспрашивать ее дальше. Мало ли у кого какие тайны.

Вечером мы добрались до Вороньей Пади, села, с которого начинались земли барона Холенца. Местечко скорее напоминало небольшой городок, а не поселок. В нем как раз проходила зимняя ярмарка.

Мы с трудом нашли местечко на постоялом дворе, и до таверны «У королевы» ему было далеко. Засыпая в общем зале на полу, я переживала за свои волосы. Клопы тут точно водились – храпящий народ чесался, как бешеный. Шкуры-то мы проветрим на морозе, а вот прочие паразиты…

К счастью, оказалось, что Клара купила особое масло у банщицы из таверны. Оно пованивало дегтем, который перебивал запах гвоздики, камфоры и прочих более приятных ингредиентов, но уж лучше деготь, признанное в народной медицине средство, чем кровососы. Немного тягучей смеси на тряпицы – и, обложившись «ароматными» лоскутами, мы спокойно проспали всю ночь.

Утром мы спустились с холма, на котором стояла гостиница, в долину. В ней раскинулось довольно крупное село. Распогодилось, и в Воронью Падь со всех сторон въезжали люди, чтобы успеть к началу торговли.

Перед въездом в село раскинулась богатая ярмарка. Чего там только не было. Фермеры не только продавали излишки зимних запасов, но и обменивали их у охотников на кожи, шкуры, незамысловатое оружие. Высились горы глиняных горшков и тарелок, рулонов холста и мотков яркой шерсти.

Нам требовались одежда на смену, сушеное мясо, крупы, специи, мед и разные бытовые мелочи.

Клара моментально преисполнилась важности, стоило мне поручить ей покупать все, что потребуется – серебра нам пока хватало. Пожилая женщина отвергла мою помощь и немедленно наняла за пару медяков мальчишку, который таскал за ней покупки. И хотя их было не так много, видимо, здесь было так принято: в определенном статусе обязательно использовать прислугу.

Тюрбан Клары мелькал то тут, то там.

– Матушка! – окликали ее торговцы: – Купи! Возьми! Попробуй!

Она снисходительно пробовала жирные сливки, медовые соты, полоски мяса и слегка увядшие овощи. И торговалась, торговалась… Корзинка мальчишки-носильщика наполнялась.

Я была уверена, что Клара отчитается по всем тратам и не потратит лишнего.

В небольшой лавке с меня сняли мерки. За лишние монетки сверху общей стоимости белошвейки обещали закончить заказ к вечеру следующего дня. Пара простых нижних рубах, шерстяных юбок, плотных корсетов и жилетов с вышивкой значительно облегчили наши кошельки. Одежда, даже простая, была дорогой.

Агнесс ничего не покупала. Она вообще старалась поменьше бывать в толпе и быстро вернулась на постоялый двор, забрав у нас некоторые покупки.

Пока Клара закупала продукты, я прошлась вдоль рядов с безделушками. Ленты, бусы, медные и серебряные украшения для волос, серьги, браслеты… У меня зарябило перед глазами.

Задержавшись у прилавка с кожаными браслетами, я скорее почувствовала, чем заметила постороннее внимание. Опустила глаза и увидела, как тоненькие, грязные пальчики аккуратно снимают мой кошель с крючка на поясе.

В мешочке было всего несколько медных койнов, и я не спешила разоблачать маленького воришку. Ребенок нырнул в толпу и какое-то время был почти невидим за пышными юбками покупательниц. Однако к краю ярмарки толпа поредела, деревянный настил закончился, и воришка вынужден был показаться на глаза на фоне грязных сугробов.

Это была девочка, малышка лет девяти. Она шла, кутаясь в такое тряпье, по сравнению с которым даже тряпки Клары в нашу встречу в лесу показались бы королевским одеянием. Обуви у ребенка не было, девочка шагала, обязав вокруг ступней куски драной кожи, перевязанной бечевой. Под короткой юбкой, из которой она явно выросла, мелькали посиневшие лодыжки в язвочках.

Не таким уж процветающим королевством оказался Гессланд. Здесь по-всякому нашлось место для нищеты и горя.

Успела ухватить ребенка за плечо перед входом в кошмарные трущобы, слепленные в буквальном смысле из грязи и палок. Девочка громко завизжала, вырываясь из рук. Я испугалась, что сейчас из жуткой норы выползут ее покровители, те, кто посылал ребенка воровать, и оттащила малышку в сторону.

– Тихо! Спокойно! – рявкнула я. – Оставь себе деньги, а кошель верни мне. На нем мой знак. Видишь? Черная роза. По нему тебя легко поймают.

Девочка перестала биться в моих руках и подняла на меня глаза. Я даже вздрогнула. На грязном лице они казались невероятно огромными, словно две ярко-голубые капли акварели на замаранном холсте.

– Чей ето? – недоверчиво спросил ребенок. – Оставите денег и приказникам меня не сдадите?

– Не сдам, – пожала плечами я, – больно много мороки. А ты, наверное, голодная?

Девочка фыркнула, мол, что вы понимаете в голоде, сытая госпожа?

А вот и понимаю. В безбашенной юности попадала в разные ситуации.

Я сама вытащила из грязных пальцев ребенка свой кошель и под недоверчивым взглядом небесно-голубых глаз высыпала из него медь. Монетки перекочевали в ладошку воришки.

– Как тебя звать? – быстро спросила я, видя, что ребенку не терпится улизнуть.

– Нечто я дура чужим свое имя называть? – презрительно бросила девочка. – Ученая я, на других глядючи. Одну нашу девчонку, Рыбку, вот такая же барышня пудингом угощала. Сюсюкала, обещала к себе забрать. И где теперь Рыбка? А нету Рыбки, весной на бережку нашли, обескровленную.

Я снова заглянула в глаза малышки и увидела в них… недетское Понимание, основанное на наблюдении и опыте. Даже мороз по коже пробежал.

– Я не такая барышня, – сказала я, понимая, что мне ни на грош не поверят. – Давай куплю тебе какую-нибудь еду и одежду. Там есть чайная с горячим…

Я отвела от ребенка взгляд, чтобы показать направление, А когда повернулась, малышки и след простыл.

Я вернулась и отыскала Клару.

– Что-то не так? – сразу заволновалась та.

– Все хорошо, – уверила я пожилую женщину.

Но на душе скреблись кошки.

… Потребовалось какое-то время, чтобы подогнать одежду по фигуре. Воодушевленные хорошими чаевыми белошвейки очень старались. А чтобы нам не было скучно, трещали без умолку, пересказывая местные сплетни… и не всегда сплетни.