Буквально через пять километров Алексею пришлось жать по тормозам изо всех сил. Прямо посреди дороги какие-то дебилы понаставили бетонные блоки, перегородив проезд. Ни машин рядом, ни людей. Алексей подошел к блокам, которые были ему по колено, зачем-то потолкал их ногой и задумчиво посмотрел по сторонам. Ни души.

Идти пешком сорок километров? Так себе затея. Попытаться отодвинуть блоки? Тут старенькая Нива не справится, как ни старайся. Алексей сел на один из блоков и посмотрел на небо. Почти синее, майское небо, на фоне которого и трава зеленее, и деревья вдоль дороги красивее. Если бы не отбойник, Алексей объехал бы заграждение. Но и тут удача не на его стороне.

Если немного отбросить дурные мысли о взрывах, крушении и эвакуации, то прямо сейчас мужчина был посреди самого спокойного места в мире. Тишина, шелест молоденьких листьев на деревьях, яркое солнце над головой без намека на тучи и совершенно пустая дорога. Блаженство в чистом виде.

Он бы так и просидел на блоке до самого вечера, если бы не услышал вдалеке чье-то пение. Реально: кто-то приближался и пел. Неплохо так, с чувством и хорошо поставленным голосом. Алексей напрягся всем телом, всматриваясь вдаль. Через минуту показалась угловатая мужская фигура в светлой одежде. Он, ничуть не смущаясь, продолжал горланить песню, кайфуя от той же тишины и теплого майского солнца, что и Алексей.

Мужчина поднялся на ноги, расправил плечи и внимательно принялся наблюдать за приближающейся фигурой. Приметив человека у блоков, фигура резко прекратила петь и остановилась посреди дороги.

– Эй, привет! – Алексей взмахнул рукой, приветствуя незнакомца.

Тот сделал несколько шагов и снова остановился:

– И давно ты тут стоишь?

– Да только приехал, – Алексей указал на Ниву за спиной. – Думал до города доехать.

– Ты дурак или притворяешься? – бесцеремонно спросил певец.

– Так себе знакомство на безлюдной дороге. Меня много как называли, но точно не дураком.

– Тогда нахрена в город прешься? Там делать нечего.

– А ты откуда знаешь?

Незнакомец прошел еще метров десять и остановился недалеко от Алексея. Он аккуратно снял светлый рюкзак со спины и достал из него яркий красный приборчик.

– Дозиметр зашкаливает еще в десяти километрах от МКАДа. Но если ты такой смелый, то не мне тебя останавливать.

– Он исправен? – недоверчиво спросил Алексей. – Может, просто сломался?

Незнакомец включил прибор и поднес его к асфальту. Через несколько секунд прибор начал издавать неприятные пищащие звуки.

– Даже здесь не очень хорошо. Видишь?

Конечно же Алексей вовсе не видел с такого расстояния.

– Не вижу. Сколько?

– Показывает один и девять.

– Это много?

– Если делаешь рентген раз в год – то нет. Но если делаешь рентген без остановки каждый час, то да.

Алексей кивнул в сторону Москвы:

– А сколько там?

– Где-то десять, где-то сто. Неважно. Там столько, что убьет тебя примерно за неделю.

– Тогда ты зачем туда поперся?

Незнакомец пожал плечами.

– Почему бы и нет? Мне идти особо некуда, пропускные пункты закрыты. Мы тут сдохнем, друг, – он растянул хищную улыбку на небритой физиономии. – Прими это, расслабься и получай удовольствие от последних деньков. Если хочешь сдохнуть побыстрее, то можешь смело топать в столицу, затем упиться дорогим коньяком, забраться на самую высокую башню из тех, что остались, и любоваться радиоактивным закатом. Но я бы предложил не мучиться и пустить пулю в лоб.

Незнакомец убрал прибор, накинул рюкзак на плечо и спокойно прошел мимо, что-то насвистывая себе под нос. Алексей так и остался стоять истуканом посреди дороги, переваривая информацию. Его квартира была как раз в одной из башен. А их в Москве не сказать, что много. То есть, по словам странного певуна, от его квартиры могли остаться одни обломки?

Алексей резко повернулся и, пока незнакомец не исчез вдали, крикнул ему:

– В центре вообще ничего не осталось? Ты видел?

Тот в ответ махнул рукой:

– От города почти ни черта не осталось. И на севере делать нечего, там все в труху. Так что возвращайся откуда пришел. Может, чуть дольше проживешь.

28 августа

Законов в нашем мире больше нет. Вернее, может и есть где-то там, в безопасном месте. Но я уже в этом не уверена.

Позавчера я стала свидетелем очень страшного события, перевернувшего все в моем мирном жизненном укладе. Где-то часов в девять утра вдоль дороги пролетел вертолет. Я обрадовалась: думала, за нами прилетели, даже выбежала в одной футболке и трусах на улицу и махала руками. Но вертолет был слишком далеко, меня не увидел. Зато увидел жителей поселка во главе с жирной Ниной. Сделав круг, он вернулся и сел на краю поля возле поселка.

Ох, как же я бежала к этому вертолету с голым задом и босиком! Столько счастья было внутри меня!

Я увидела, как они расстреливают невинных людей…

Жирная Нина со всеми жителями так же выбежали навстречу спасителям. Зачем же еще мог прилететь целый вертолет? Сквозь шум лопастей я слышала посторонние звуки, а когда почти выбежала на дорогу, то увидела, как люди в черных плащах, едва спустившись из чрева вертолета, наставили автоматы и открыли огонь по бежавшим навстречу людям. Они падали в высокую траву один за другим, даже не успев сообразить, что происходит.

Хотя все это происходило в трехстах метрах, было ощущение, что стреляют по мне. Я свернула с дороги и упала в заросли борщевика, пышно разросшегося вдоль дороги. И просто лежала, боясь даже дышать.

Вертолет стоял долго, почти вечность. Я никак не могла понять, что они там так долго делают, а поднять голову было страшно. Только когда лопасти стали работать быстрее, я рискнула повернуться в сторону поля и посмотреть вслед улетающей машины смерти. Звуки лопастей еще не стихли, а всю округу оглушили звуки взрывов. Их было три или четыре, я после второго почти оглохла. Земля сотрясалась, и мои внутренности вместе с ней.

Буквально за десять минут весь поселок был объят огнем – два магазина и аптека, деревянные и кирпичные дома. Все то, что жирная Нина так оберегала.

Но все же я ей благодарна. Если бы она в тот день не выгнала меня из поселка, если бы предложила остаться с ними, я бы согласилась. И погибла.

Огонь очень рьяно перебрался с домов на поле, уничтожая улики. С поля он пополз на деревья, стоявшие вдоль дороги. Теперь между мной, моим домом и этим огненным адом была только дорога, забитая брошенными автомобилями. Всего одного порыва ветра хватило, чтобы огонь пошел дальше. Вот дымится машина на той стороне дороги. Вот уже горит обшивка в салоне роскошного внедорожника всего в пятидесяти метрах от меня. Где-то в поселке с характерным хрустом обвалилась крыша деревянного дома. Все вокруг в дыму, уши закладывало от треска горящего дерева.

Выбравшись из борщевика, я что было сил побежала к дому. По дороге прикидывала, что можно сделать, если огонь доберется до меня. Я бежала мимо дачных домиков и прощалась с ними. Бежала по изученной до последнего камня дороге между поселками и понимала, что делаю это в последний раз.

Дома отчетливо пахло дымом. Я бегала из комнаты в комнату, собирая теплые вещи и кое-что из продуктов. Побросала все собранное добро в садовую тачку и поставила ее возле калитки. Я была готова бежать, но посмотрела на дом, вспомнила про занавески, про строительство и установку камина. Вспомнила, сколько любви мы были готовы отдать этому месту, и зарыдала посреди участка, срываясь на беспомощный крик. Мне не стыдно об этом писать. Я и в самом деле стояла и орала, выпуская на волю все те чувства, что хранились глубоко в душе все двадцать с лишним лет, и особенно последние четыре месяца.