Поверь, и в традициях бывают исключения. А недостатки, которые у сестёр были уйдут. Совсем. Сами собой. Прямо в первый год их замужества. Вот так благотворно на них мужья подействуют. Впрочем, сама всё увидишь и поймёшь. Или у меня – потом спросишь».

Подруги вошли в зал. Играла музыка. Десятки пар кружились в мерцании хрустальных ламп. Рядом раздался смех. И три знакомые пары, словно маленькие вихри, прокружились мимо. Последняя: Вита и Вилли, на секунду застыла, и послала дамам «воздушный поцелуй».

В простой семье родился мальчик. И когда ему было три года, он впервые взялся за карандаш, а затем – за кисть и за краски. Потом было художественное училище, где была учёба и работа в своё удовольствие. Ему всегда нравилось рисовать и делать на своих полотнах настоящий праздничный мир. Более красочным, удивительным и добрым.

После училища, он стал настолько мастерски рисовать словно «играл по нотам». Свет, тень, полутона. А – ещё. Постановка руки, перспектива, композиция. Оказывается, так много придумали в мире настоящие художники за прошедшие века, что этой профессии можно учиться всю жизнь. Ректор училища, признанный мэтр холста, глядя на его дипломную работу, с улыбкой изрёк: «Да! Дорогой мой, ты – Художник от БОГА!».

«А разве другие – не от БОГА?», – подумал он, хотя, чего скрывать, было приятно.

Но вот веселые студенческие годы остались позади. И теперь – у него в кармане был диплом о высшем художественном образовании. Он много умел и еще больше знал, он набрался знаний и опыта. И – пора было начинать отдавать. Всем. Миру и людям.

Фанфары учёбы остались позади и началась проза жизни. Увы! События пошли не так, как это грезилось на студенческой скамье. Рутина работы в солидной организации с фиксированным заработком поставила крест на его официальной деятельности. Просто он понял, что теряет свою квалификацию. И – началось творчество свободного художника.

Он рисовал пейзажи и продавал их в Интернете. Он рисовал портреты друзей и знакомых и просто их дарил. Он отправлялся в выходные дни на знаменитый пешеходный переулок их города, где всегда кипела жизнь. Удивительно! Как много было желающих получить от него «молниеносный» портрет. Каждый заказчик, с благодарностью, покупал портрет.

И никакая конкуренция его не волновала – ему нравилось творчество. И десятки его «собратьев по холсту», которые трудились на протяжении целой мили в переулке, никак не портили ему настроения. Более того, со всеми он находил общий язык. И всегда был центром общения. С заказчиками. Со зрителями. С коллегами. Редкий дар общения.

Портреты «его пера» были трёх видов. Реальные, романтические и шаржи. И немало было поклонников его творчества, которые заказывали все три. Да! Забавно и приятно. Лицо у человека в жизни было одно. А на портретах получалось разным. По настроению. Но -похожим. Все три произведения обычно творил в течение часа. А потом, с удовольствием, передавал заказчику. Который всегда, с восхищением, наблюдал за результатом.

Рисование портретов было очень живым и увлекательным делом. Люди, из желающих получить «настоящего себя», выстраивались в очередь. Занятие оказалось денежным. И за выходные получалось заработать до пятисот долларов. А на большие праздники, бывало и такое, даже и до тысячи дело доходило. От рассвета и до заката. Потом сутки отсыпаться.

Главное – в его картинах была душа. Несмотря, на разные типажи оригиналов, с каждый картины «лился» добрый свет души, которая «впечаталась» в бумагу. И люди всегда благодарили за эту доброту. И сами менялись. И их близкие – говорили об этом творцу. Если посмотреть на оригинал и на портрет, то было видно «перемещение энергии».

Никто уже не звал его по имени. Все уважительно говорили – Мастер! Летом ему исполнилось только тридцать. И вся жизнь была впереди. За это время удалось многое. Приобрести домик за городом – для родителей. Купить квартиру с мастерской – в центре города. Приобрести заветный джип – для общения с природой и «ловле пейзажей России». А ещё. Каждый год бывать в Европе. И там писать с натуры. Быть в музеях Старого Света. Но всё равно – всегда тянуло в переулок, к людям, к жизни. Стояло лето. Август. Благословенный. В честь римского императора. Солнце уже клонилось к закату. Он заканчивал очередные портреты супружеской четы и собирался отсюда отправиться за город. К своим родным. В дом. В лесу. Под пение птиц, где можно насладиться отдыхом.

Получив деньги, он начал складывать мольберт. Но сзади неожиданно услышал вопрос: «Простите, вы ещё портреты рисуете? Или на сегодня закончили?». Он повернулся и поднял глаза. Рядом стояла молодая женщина. Неземной красоты. И – с заплаканными глазами. «Боже мой, наверное, какое-то горе у этой красавицы» – подумал он.

«Да, конечно. Вы хотите сделать свой портрет?». «Нет. Своей доченьки». Руки женщины нервно теребили автомобильный брелок и слегка дрожали. «Хорошо. Давайте свою красавицу!». Женщина медленно побрела к серебристому кроссоверу, который стоял в полусотне метров. Художник ждал. Тревога наполняла его душу. И он смотрел ей вслед.

Дама медленно открыла дверь и помогла выйти девочке. Он увидел ребёнка и у него перехватило дыхание. Ребенок, лет пяти, был похож на существо с другой планеты. Ярко светило летнее солнце, а она была «зашита» в серебристый комбинезон. Как униформу от автомобиля, откуда она только что вышла. По этой странной одежде нельзя было определить: кто это – мальчик или девочка. И вот они подошли к художнику.

Поразили глаза девочки. В них – мудрость и скорбь всего мира. Мастер широко улыбнулся и раскрыл руки: «Привет! Давай знакомиться. Как тебя зовут? Сейчас мы нарисуем тебя. И ты, сама, увидишь – какая красавица живёт среди нас?». Девочка слегка улыбнулась. Наверное, она давно не слышала радостного голоса и таких добрых слов. Кроме мамы, разумеется. И близких людей. Как знать как долго продолжается болезнь.

Он осторожно усадил модель в «охотничье кресло» для заказчиков. Медленно, глядя на девочку и её маму, разложил принадлежности. Всё это время радостно общаясь с ребёнком. «Так, Алиса! А скажи, пожалуйста, как мы будем рисовать твой портрет?».

Девочка осторожно двигала головой и поворачивалась, словно боялась, что ее тельце может рассыпаться от резкого движения, разлетится на мелкие осколки. Наконец, она устроилась поудобнее. И стала внимательно смотреть на художника своими мудрыми и скорбными глазами. «Бедное дитя. Скорее всего, всю свою крошечную жизнь по больницам. Увы! Терпение там приходит быстро. Ведь без него не выживешь. Никак».

Художник на мгновение отвернулся. Глаза стали влажными. Ком стал в горле. «Кого и как будем рисовать. Девочке надо подарить надежду!» – мысли путались. Так прошла минута. Он напрягся, выдохнул и расслабился. Представил себе уже готовый портрет. Собрался. Воображение подсказало. Платьице, бантики в кудрях, румянец живого детского лица.

Мама девочки застыла безмолвной статуей за плечом. А его рука мягко и очень профессионально двигалась. Добавляя и добавляя штрихи к прекрасному портрету. Изредка, за спиной, был слышен тяжёлый вздох и, кажется, подавленное рыдание. Он рисовал портрет, словно прикасался душой к больному маленькому тельцу. И, казалось, это был его последний портрет в жизни. Душа его стонала и старалась «быть» на бумаге.

Полчаса пролетели подобно мгновению. «Готово, принцесса!». Он посмотрел на девочку и широко улыбнулся. Потом обернулся и такую же улыбку подарил маме. Женщина зачарованно смотрела на портрет и медленно качала головой, уже готовая расплакаться. Она смотрела то – на дочь, то – на её изображение. И её глаза всё больше увлажнялись.

Художник поднялся с места, шагнул к девочке и протянул руку. «Давай посмотрим, красавица! Если что надо исправить – вмиг сделаем! Только скажи, не стесняйся. Хорошо?». Девочка с восхищением смотрела на своё весёлое летнее изображение. «И это – я? Правда, я – такая?». Художник и мама вместе радостно кивали и улыбались.