– Кто из этих грешников причинил тебе боль?
На глаза девушки навернулись слёзы. Она уже не чувствовала себя в опасности. Только не в руках Карателя. И всё, что происходило в зале, не имело значения.
– Почему вы спрашиваете? Зачем?
Увидев слезу, скатившуюся по щеке аментет, Анубис лёгким движением стёр её.
– Потому что ты – моё безумие.
– Безумие? – не поняла Ифе.
Бог повторил:
– Кто причинил тебе боль?
На этот раз она не раздумывала над ответом.
– Все. Даже вы когда-то.
По тонким губам бога скользнула улыбка.
– Значит, кара будет ждать всех. Даже меня.
Наконец Анубис посмотрел на Хафура.
– У тебя нет сил! Ты ничего мне не сделаешь! – выплюнул фараон, трясясь от страха.
Бог потянулся к холоду Дуата, но тот и правда не ответил ему.
Ифе вновь повторила:
– Ловушка, я же говорила!..
Анубис медленно встал и поставил её на ноги. Обернувшись через плечо, он приказал Амт:
– Защищай.
Богиня немедленно оказалась рядом с аментет, поддержав её под локоть.
Видя, как Анубис двинулся в его сторону, Хафур закричал:
– Верет!
Хекау вскинул руки и прошептал формулу хека. Вокруг фараона возникла стена лилового света.
– От кары не скрыться. Рано или поздно она настигнет каждого, – спокойно сказал Анубис, прикладывая ладонь к барьеру.
Тот запульсировал, но не пропустил его и не позволил приблизиться к Хафуру.
Аментет следила за происходящим, как сквозь пелену. В её голове раз за разом повторялись слова Анубиса: «Его безумие…» Почему-то это звучало, как признание. Как что-то хорошее, вопреки значению слова.
Каратель нанёс первый удар по хеке Верета. Второй. Третий. Барьер вспыхивал, но оставался недвижимым, а Хафур – под его защитой. Тогда бог сменил тактику – он направился к хекау.
– Ты бессилен! – Верет извлёк из складок своего одеяния горсть драгоценных камней, каждый из которых был величиной с ноготь большого пальца. – А у меня достаточно артефактов, чтобы удерживать вас всех до прибытия Селкет.
Конечно, Анубис был быстрее человека даже без сил, но ловушку подготовили слишком хорошо, и он не успел увернуться от сгустка хека, прилетевшего в него.
Один камень в руке Верета распался пылью, а Каратель замер, как Ифе перед лавкой Мив.
– Анубис! – закричала она.
– Право… Боги без силы ещё более жалкие, чем дети, – ухмыльнулся Верет.
Сет бросился на него. Атсу попытался найти отходные пути, но из зала выйти не смог, будто его сдержала невидимая сила. Амт продолжала прикрывать Ифе, не позволяя ей приблизиться к парализованному Карателю.
Кейфл тоже не мог пошевелиться. Но не из-за хека.
Он переводил полный ненависти взгляд с отца на Верета.
– Я не всему учил тебя, маленький принц, – рассмеялся хекау. – Но сейчас можешь выучить новые фокусы… Правда, использовать их я тебе не дам.
Верет сжал камни в кулак. Вспышка озарила тронный зал, и пять фигур застыли без возможности даже перевести взгляд: Амт с оскалом на лице, Анубис с выставленным вперёд посохом, Сет со стиснутыми кулаками. Ифе лишилась движения с приоткрытыми в страхе губами, а Атсу с ненавистью на лице.
Кейфл остался один.
«Я… Ничего не сделал… Я…» Он чувствовал себя ребёнком, отчаянно нуждавшимся в любви отца. Он чувствовал себя беспомощным. Чтобы юноша лишился способности двигаться, не нужна была хека – достаточно было поставить его перед лицом двух людей. Отца и учителя.
Стряхнув с ладони пыль от разрушенных артефактов, Верет окинул принца презрительным взглядом.
– Я надеялся, что ты хоть огонёк создашь. Или твой старикашка-наставник из Унута выбил из твоей головки все формулы, которым я тебя учил?
– Djet medu! – закричал принц, но Верет щёлкнул пальцами, и хека Кейфла рассеялась.
– Слабовато для того, кто спас от засухи весь Та-Кемет и вернулся из мёртвых.
Хафур со злым наслаждением наблюдал за позором ненавистного сына. Позором, причиной которого был он.
– Убей его, Верет, – сказал фараон до дрожи спокойным голосом.
– А как же приказ Селкет, мой господин? – с сомнением протянул хекау.
– Убей! Я дал тебе достаточно артефактов.
В тот миг в голове Кейфла, пережившего столь многое, ставшего самым сильным хекау, победившего смерть, проносился только один вопрос: «Разве так сложно было любить меня, отец?»
Не важно, через что прошёл младший принц Города Столбов. В глубине души он навсегда остался простым мальчиком, чью душу калечили с самого детства. Мальчиком, который просто хотел любви.
Грязно-лиловый сгусток хека летел ему в грудь, чтобы убить.
ХВАТИТ.
Голос, остановивший казнь, не принадлежал столь ожидаемой Веретом и Хафуром Селкет. Более того, фараон, не говоря уже о хекау, никогда не слышал этого голоса прежде, хоть все жители Та-Кемет и были уверены в обратном.
– Видит Ра, я не хотел вмешиваться, – сказал Гор, появляясь во всём своём величии в центре тронного зала.
ТА-КЕМЕТ. ПОКОИ ТОТА
В обители Трижды Великого было тихо. Всё, что разрушило недавнее землетрясение, бог давно восстановил и теперь сидел на краю стола, напряжённо глядя в спину сфинксу, закрывающему собой вход.
– Как она успела выбраться? – не оборачиваясь, спросило существо.
– Я призвал её наверх, чтобы спасти, – ответил Тот.
– Но… Как же баланс? Ты ведь не хотел вмешиваться! Говорил, что вы увидитесь ещё только раз! – шептал сфинкс.
– Так и есть. Лишь раз. А что до баланса… Я… – бог замолчал, прислушаясь к тишине.
В ней раздавались мягкие шаги – даже по этому звуку он мог узнать ту, кто приближалась к покоям.
Сфинкс поспешно сдвинулся, открывая проход.
– Нет, – выдохнул Тот. – Вернись на место.
– Но как же… Она ведь уже тут!
– Я сказал, вернись на место! – в холодном приказе бога не было никаких эмоций.
Сфинкс повиновался, замирая статуей.
Шаги приближались. Тот сгорбился, впиваясь пальцами в столешницу. «Жаль, я не могу испытывать боль. Сейчас она очень помогла бы очистить разум». Мысли бога были хаотичными, он перестал контролировать все нити, что видел, и они смешивались, заполняя голову бесконечным гудением триллионов жизней. Но даже через этот шум он слышал её шаги.
– Тот! – женский голос, сравнимый по мягкости с прикосновением пера, прозвучал из коридора. – Сфинкс, милый, пусти меня, я и тебя обниму, но сначала мне нужно увидеть его.
Существо не сдвинулось с места, продолжая подчиняться приказу своего владыки. Бог подошёл ближе, прикладывая руку к его каменной спине, как будто сквозь неё он мог дотянуться до той, кто ждала его по ту сторону.
– Почему ты не двигаешься? Пропусти, прошу! – её голос становился тревожнее.
– Он не шевельнётся, – ответил Тот, зная, что будет услышан.
– Родной! Родной… Слава балансу, с тобой всё хорошо!
«Нет, всё плохо. Мне очень плохо, родная», – думал он, закрывая глаза.
– Уходи.
– Что?
– Уходи, Маат.
– Но почему? – той боли и непонимания, что бог слышал в её ответе, он не мог вынести.
– Потому что мы не можем с тобой увидеться сейчас.
– Дуат закрыт! Царь и Царица пропали, что-то грядёт! Ты сам призвал меня!
– Да, призвал. И этим уже нарушил порядок нити, которую мы проживаем, – хрипло ответил Тот, отшатываясь от сфинкса.
– Почему мы не можем хотя бы обняться? – теперь в голосе Маат звучали слёзы. – Я не видела тебя сотни смертных лет, но и для меня они казались вечностью. Тот, молю тебя…
– Уходи, – выдохнул бог.
– Нет!
– Я не хочу тебя видеть!
И вновь над обителью Трижды Великого повисла тишина.
Тот сел на пол, обхватывая голову руками. Он медленно раскачивался из стороны в сторону, надеясь услышать её удаляющиеся шаги. И надеясь не услышать их.