Округлив глаза, сыщик удивленно уставился на рассказчика. Если раньше он хоть как-то улавливал смысл сказанного и списывал его на дремучесть местного властителя порядка, то теперь ему сделалось совсем досадно. Это как же так можно заплутать в собственных предрассудках, чтобы убийство священника списать на какого-то воображаемого черта с его мучительными искушениями?

– Простите, но, насколько я помню, в рапорте значились вполне естественные причины, связанные с истязанием плоти, а отнюдь не души. Готов даже повторить заключение: семь колото-ножевых ран, нанесенных оружием толстого, обоюдоострого лезвия, схожим по форме и размерам с Медвежьим ножом. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

– Не ошибаетесь, ваше благородь, – кивнул Гвоздев. – Тот нож, который вы описываете, служка Никитка у егеря нашего стащил, только в том особой тайны никогда и не было.

– То факт или выдумка? Почему же тогда этого не отразили в рапорте? – поразился сыщик.

На что Гвоздев лишь пожал плечами.

– О том мне неведомо. Столичные ищейки велели нос ни во что не совать, сидеть и посапывать в две дырочки. Да изредка по достопримечательностям и прочим злостным местам их сопровождать. Я, стало быть, так и поступил.

– По-вашему, выходит, что отца Викентия убил собственный помощник?

– А как же иначе, – нисколько не сомневаясь, ответил околоточный и вновь склонил разговор в сторону местных поверий: – Тут и ежу ясно: не сдюжил мальчонка. На молодую душу зло особое влияние имеет, поскольку нет в ней силы необходимой. Завладел им черт треклятый, натворил бед и покинул тело. А когда Никитка умом возвратился, так сам в петлю и запрыгнул. В этом уж точно сомнений никаких быть не может: и веревка, и борозда на шее, все зафиксировано честь по чести.

Подобные суждения окончательно подорвали терпеливость столичного сыщика. Закончив барабанить по столу, он склонился вперед и тихо поинтересовался:

– А кто производил осмотр и вскрытие тел?

– Знамо кто, Поллинарий Всеволодович, местный врач. Не коновал какой необученный, а цельный специалист. Он у нас тут один за всех. И жизнь дает и в последний путь провожает. Да вы лично можете у него все выспросить, коль нужда имеется. И найти его несложно: как на улицу выйдете, сразу налево ступайте. В горку подниметесь и на развилке снова налево. Белый дом с голубыми ставнями увидите, стало быть, добрались.

Иван Федорович покинул своем место. И коротко кивнул с порога.

– Благодарю за помощь.

– Да мы что, мы завсегда рады, ваше благородь, – широко улыбнулся околоточный и даже отдал честь, хотя в том и не было никакой необходимости.

***

Откладывать визит к доктору Иван Федорович не стал. Ему как воздух был необходим разговор с ученым человеком, а то того и гляди сам начнешь склоняться в сторону бабушкиных сказок про всяких змеиных божеств, заправляющих здешними местами.

Время неумолимо тянулось к полудню. Для посещения больных на дому еще рано, да и для обеда тоже. «Идеально, чтобы нанести визит вежливости», – рассудил сыщик. И хотя вопросов к доктору у него пока было не так много, сделать следующий шаг в расследовании без этой короткой беседы Иван Федорович просто не мог.

Подойдя к калитке, сыщик повернул щеколду и попал во двор. Здесь было пусто: ни местных жителей, ни живности. Впрочем, собачья будка все-таки имелась.

Так, а где же пес?

Цепь небрежно валялась в пыли, обвивая пустую миску (лишь дождевая вода расплескалась по дну), а главный её конец исчезал в недрах собачьего жилища.

Сыщик приблизился к будке, присел на корточки и с интересом заглянул внутрь. Пес оказался небольшой, но ужасно лохматый, из-за чего определить породу было весьма затруднительно: вероятнее всего, обыкновенная дворняга. При этом сыщика удивило поведение пса. Вместо того, чтобы нежиться в лучах выглянувшего из-за туч солнца, дворняга забилась в угол и, прижавшись к земле, жалобно повизгивала.

Не успел Иван Федорович найти этому хоть какое-то маломальское объяснение, как из дома донеслись два резких хлопка. Револьверные выстрелы невозможно было спутать ни с чем иным…

      В руках сыщика тут же возник Смит-Вессон, и он быстрым шагом устремился к дому. Но не успел оказаться на крыльце, как раздался взрыв. Или оглушительный хлопок и звук битого стекла. Сыщика взрывной волной отбросило в сторону. Несколько минут, а может и гораздо дольше, он пытался прийти в себя. Вокруг все плыло. Причем в буквальном смысле слова. Земля вздыбилась и резко распрямилась.

Покачав головой, Иван Федорович с трудом приподнялся, облокотившись руками о землю. Попытался немного осмотреться. Мир вокруг был по-привычному тих и зелен. Деревья на месте, двор тоже там, где ему и положено быть. Кавардак творился исключительно в голове столичного гостя. Такое бывает, когда попадаешь в эпицентр взрыва. Причем такого мощного, что сравнить его можно разве что с девятидюймовой мортирой. Только ведь обязательно должны быть и последствия этого самого взрыва. А тут ни разрушений, ни воронки.

Встав на ноги, Иван Федорович, покачиваясь, сделал несколько шагов. Остановился, посмотрел себе под ноги. Всюду имелось много мелких осколков.

Ну, вот уже что-то.

Поднял взгляд. В доме не осталось ни одного целого стекла. Обхватив посильнее рукоять револьвера, сыщик вернулся к крыльцу. Ощущение было такое, словно его переехала телега.

По-простому, рукавом, он утер со лба пот. Прикоснулся к ноющему виску. На ладони остался яркий кровавый след. «Значит, все-таки контузия», – пришел к неутешительному выводу сыщик. И, словно не доверяя собственным глазам, опять оглядел двор. Лишь после этого подошел к двери. Хотел постучать, но вместо этого устало повалился вперед и оказался внутри в длинном коридоре.

Неприятный полумрак обжог глаза. Выставив перед собой оружие, Иван Федорович резко обернулся влево, вправо, как того требовала полицейская инструкция. Ему казалось, что он продолжает сохранять координацию, но, на самом деле, едва стоял на ногах.

Сил хватило на то, чтобы добраться до приемного зала, здесь сыщик остановился. Нога уткнулась во что-то твердое. Опустив голову, Иван Федорович вздрогнул. Левой рукой достал платок и прислонил его к носу. И лишь потом осторожно отступил назад.

Тело доктора было буквально разорвано пополам. Если такое и мог сотворить зверь, то в злобном приступе…

Нет, представить подобное было совершенно невозможно.

Прислонившись к стене, сыщик прижал платок сильнее к носу – его пробил приступ неудержимого кашля. Пистолет при этом продолжал находиться на уровне груди, ведь убийца все еще мог быть где-то неподалеку.

В это самое время из кабинета доктора донесся какой-то странный протяжный шепот. Рука дернулась, и едва не прозвучал выстрел. Лишь в последнюю минуту Зубов остановился, так и не нажав на спусковой крючок. А дальше настало оцепенение, потому что он увидел нечто невообразимое. Черный сгусток с явными человеческими очертаниями мерным шагов вышел, а точнее будет сказать – выплыл, из врачебного кабинета. Немного постоял на месте – человек-призрак взирал на непрошеного гостя. А затем начал в буквальном смысле слова подниматься к потолку.

Ивану Федоровичу безумно хотелось выстрелить. Или просто опустить оружие и перекреститься. И хотя человек он был ненабожный, но сейчас считал это единственным способом спасения.

В ту минуту, когда темное очертание добралось до середины потолка и нависло прямо над изуродованным телом доктора, Зубов ощутил, как последствия взрыва навались на него с новой силой. Голова закружилась, тело стало ватным. Перед глазами все поплыло, и сыщик в один миг окончательно лишился чувств.

***

       Вокруг было многолюдно. За забором толпился народ, который как не старались разогнать двое бородатых мужиков, а все без толку. Зубов попытался приподняться, но слабость взяла верх.