ШУШМОР: НАСЛЕДИЕ ИСПОЛИНОВ

Автор: Нормаер Константин

Словно ушел, куда неизвестно и не вернулся назад.

Словно бегу я по краю бездны, руками закрыв глаза.

Ума Турман «Стрела»

Глава 1

ПРОШЛОЕ. Поселок Крестов Брод Владимирской Губернии

1901 год

Полицейский надзиратель внимательно вгляделся в пустоту окна, за которым царила кромешная темнота. Он точно знал: смерть бродит где-то неподалеку. Мужчина поднес к стеклу подсвечник, но это не помогло – тьма скрылась за отблеском света на стекле, а тревожных мыслей только прибавилось.

Поправив накинутый на плечи мундир, Иван Федорович пригладил свои аккуратные слегка подкрученные усы и вернулся к письменному столу. Впереди его ждала еще одна бессонная ночь.

Бумаг было много, даже слишком много, и на каждой – схема нового Коломенского тракта, что активно строился все последние годы. Жирным крестом отмечены места происшествия в хронологическом порядке, а чуть ниже – карандашные пометки: сбивчивые показания, скудный перечень вещественных доказательств и прочее.

Потрепав себя за волосы, Иван Федорович склонился над бумагами. Когда его направили в крохотную деревушку Крестов Брод с особым поручением, он и представить не мог, что застрянет здесь на долгие десять месяцев.

Взяв перо, сыщик макнул его в чернильницу и подписал на последней строке: «Случай девятый» – к осени возобновились исчезновения людей. Из последних жертв: местный егерь Привалов Игнат 1861 года рождения и мельник из соседнего села Михайловка Колычов Мирон 1865 года рождения.

Чуть выше, в столбец, были выписаны все имеющиеся на сегодняшний момент обращения, связанные с пропажей людей в районе реки Шушмор.

1887-ой год – первый случай, при проведении ремонтных работ на тракте исчезли…

1889-ый год – второй, торговый обоз в составе трех человек бесследно…

1893-ий год – третий, почтальон не вернулся после…

1896-ый год – землемер с телегой и возницей при проведении работ пропали…

1897-ой год – из соседней деревни сгинули двое крестьян…

И последний, самый вопиющий: к пропажам никакого отношения не имеющий, но попавший в список намеренно. По настоянию самого полицейского.

1898-год – сожжена и разграблена церковь в соседнем уезде в деревне Спасск. Настоятель убит с особой жестокостью: имеются многочисленные раны на животе и шее, на лбу вырезан странный символ – круг и вписанный в него треугольник. В преступлении обвинили организацию террористов-анархистов. Доказательства несостоятельны. Возможно, следствие изначально пошло по ложному следу.

Одни предположения, никакой конкретики. А где же истина?

Иван Федорович почесал затылок. Вот поди ты разгадай хитроумную загадку: вроде бы все исходные данные есть, а с помыслами преступников ну никак не вяжется. И ведь преступления все какие интересные получаются, можно сказать, загадочные, со дна болота подняты и на всеобщее обозрение представлены. Да, если бы не всеобщая перепись населения, так, может быть, и не узнал бы никто о них, списали бы все на лесных лиходеев, и дело с концом. А так, получается, все надобно внимательнейшим образом изучить, да выводы сделать.

Казалось бы, ну что тут сложного, выполняй свою работу: собирай доказательства, сопоставляй факты – если бы не одно «но». Расследование, которое затеял Иван Федорович Зубов, полицейский надзиратель Особого отдела Московской полиции, словно кем-то проклятое, уже четвертый месяц топталось на месте.

А теперь еще и приказ сверху очередной спустили. С заступлением на пост нового министра внутренних дел Ивана Логиновича Горемыкина, всех специальных следователей решили отзывать с мест командирования и требовали в срочном порядке явиться в главное управление самого Петербурга. Но самое обидное, что Иван Федорович чувствовал, – разгадка где-то близко, еще бы пару деньков, а лучше недельку, и сдвинется все с мертвой точки. Вот тогда не стыдно будет и в глаза начальству посмотреть. А запутано-то здешнее дело на славу, так просто и не разберешься.

– Ох, как же оно все не вовремя, как не вовремя, – посетовал сыщик. – Еще бы на чуток задержаться, на самую капелюшечку.

Но куда там, ослушаться приказа никак невозможно. Подневольный человек он и на чужбине подневольный.

Выпрямив усталую спину, Иван Федорович сделал кое-какие пометки, когда в комнату постучали. Не оборачиваясь, сыщик выложил на стол «Смит-Вессон», сделал свет в лампаде чуть ярче и поинтересовался:

– Кто там еще на ночь глядя?

– Я, милок, принесла тебе киселя, чтоб спалось крепче.

Накрыв оружие широкой картой Владимирской губернии, где серым карандашом был обведен район вокруг реки Шушмор, полицейский разрешил войти.

На пороге возникла невысокая, сгорбленная старушка. Была она одета в широкую цветастую юбку и белую льняную рубаху, а на голове – узорчатый платок. В руках у нее темнела крынка с киселем.

– Заработался ты, батюшка, уж темень на дворе, а все дуркуешь. Нехорошо это, нехорошо. На-ка выпей, сил наберись.

– Спасибо за заботу, бабка. Но, пожалуй, откажусь. Не до отдыха мне сейчас, – вежливо брякнул сыщик. – Да и спать еще рановато.

Только хозяйка дома, где он квартировался десятый месяц не собиралась сдаваться. Наполнив деревянный стакан, она протянула его постояльцу.

Иван Федорович не стал спорить. Сделал глоток, вытер аккуратные усики и вновь погрузился в работу.

Карандаш коснулся извилистого Владимирского тракта и медленно поплыл по необъятной территории губернии, не взирая ни на ухабы, ни на буераки, границы и прочие условности. Остановился грифель аккурат в том самом месте, откуда начал свой извилистый путь. После этого сыщик принялся заштриховывать территорию внутри неровного круга. Закончив работу, он кинул карандаш на стол и задумчиво помял подбородок.

Все это время старуха находилась рядом. Слегка прикрыв глаза, она, казалось, не наблюдала, а тихонько дремала под птичьи трели за окном.

– Куда же вы все подевались? – пробурчал себе под нос сыщик. – Ведь должен же быть где-то этот чертов схрон?

Указательный палец уткнулся в заштрихованный круг и начал постукивать, словно настырный дятел. Но тайна упрямо продолжала прятаться от его пристального взгляда где-то среди густого шушморева леса. Здесь, словно в сказке Александра Сергеевича, простирались те самые неведомые дорожки, а на извилистых ветвях кривых осин, по всей видимости, восседала та самая русалка, что и утащила в свои болота пропавших без вести жителей губернии.

Нахмурившись, Иван Федорович отогнал от себя странные мысли. Что за глупое сравнение? При чем здесь Пушкин с его Русланом и Людмилой?

– Нет, брат, тут дело посерьезней, чем мифические чудовища.

– О чем это ты, касатик? – поинтересовалась бабка.

Иван Федорович поправил съехавший с покатых плеч китель.

– Да это я о своем. Служба, будь она неладна.

– Может все-таки ляжешь? Уж петухи скоро заголосят.

– Скажи, а ты здесь давно живешь? – осененный внезапной мыслью поинтересовался сыщик. Он ведь за все время квартирования с хозяйкой так толком и не поговорил.

– Так, почитай, уж больше полувека, – не задумываясь, ответила старуха.

– Скажи, а почему у вас на реке никто не селится?

– Так запрет на то существует… – тяжело вздохнула бабка.

Сыщик нахмурился:

– Какой такой запрет?

– А простой. – Взгляд старухи стал хитрым, словно она ждала, когда ее постоялец обо всем догадается сам. – Нельзя, и все.

– И кто же издал сей указ, если не секрет? – продолжил сыпать вопросами Иван Федорович.