Голос Сеголен, властный, вожделенный, казалось, разносился со всех сторон. Жуткий смех, рассеявшийся повсюду, пробирал до костей, из-за ледяной кожи родителей пальцы Зоэ-Моник Гобей закостенели, с каждой секундой отчаяние тяжким грузом давило на плечи. Вдруг тело матушки дернулось, Элайн Мелтон-Гобей схватила запястье дочери так, будто собиралась сломать ей руку. Девушка вскрикнула, пытаясь вырваться, отбиваясь от нападок ведьмы, прикованной к забору; Моник уперлась стопой в стан женщины и оттолкнулась, едва не лишившись руки.

- Великолепно! Восхитительно, взгляни на свое лицо!

- Так это все только ради дара Фоссегрима? Забирай его, он мне не нужен, но верни мою семью!

Срывающимся голосом крикнула Моник, озираясь по сторонам в поисках притаившегося врага. Тишина в ответ длилась целую вечность, девушка на подкашивающихся ногах прошла мимо забора, оставив родителей позади, когда заметила нечто, лежащее в лужи собственной крови, недалеко от искусственного водоема для свиней, высушенные тельца которых, теперь были разбросаны по всей территории «Рябчика».

- К сожалению, я не могу вырезать твой голосок из тела, дражайшее дитя, как бы мне не хотелось распустить его лоскуток за лоскутком. Так вышло, что все используемые ранее сосуды слабы, а от отца я узнала об одной девушке, что умеет путешествовать в Астрал, она из Такка, из наших, думала я, и мои слуги подтвердили предположение. А это значит, ты станешь идеальным сосудом для меня. Представь, скольким несчастным душам, которым не повезло рано уйти из этого мира, я подарю второй шанс, скольких негодяев обращу в прах. Я воздам по справедливости каждому. Этот мир станет только лучше, избавь мы его от предательства и лжи!

Под торжественную речь Сеголен Дю Тревилль, Зоэ-Моник осторожно приблизилась к трепыхающемуся телу птицы, которая при ее появлении встрепенулась, широко раскрыв клюв и в последний раз оглушительно каркнула. Моник присела рядом с изувеченным тельцем вороны, взяла его в свои ладони, и прижала к груди. Вместе с Беньямином Де Кольбером умер и последний проблеск надежды.

Откуда-то сбоку прозвучал глухой стук от падения, еще один напротив, девушка подняла голову к небу, понимая, что то были птицы, верные вороны без любимого хозяина кончали жизнь самоубийством, разгоняясь и падая, будто черные капли дождя. Зоэ-Моник Гобей издала нечеловеческий крик из недр души, пока воздух не кончился в легких, низко склонившись к земле, обнимая птицу, она беззвучно рыдала, скорбя не о том, что станет с миром, что через мгновение появившаяся за спиной Сеголен займет ее тело. Нет. Куда ужаснее оказалось осознание – все можно было исправить, стоило лишь довериться себе и своим близким, а теперь их нет, не у кого просить прощения, некому давать обещаний, которые вновь не будут исполнены.

Над головой раздался скрежет механизма, визг и грохот прозвучали за спиной, а после крепкие руки сжали предплечья Зоэ-Моник, вынудив ее поднять лицо, с дорожками слез, размазывающими по коже грязь.

- Приди в себя, Моник, ну же! Это все морок Сеголен, все в порядке, твои родители живы, Эрве, и я, мы все живы!

- Бен? Может ты тоже всего лишь часть ее влияния?

Девушка подняла руку к лицу парня, проведя пальцами по бархатной молочно-белой коже, он положив поверх ее свою руку, и коснулся сухими губами нежного места, под большим пальцем.

- Прости меня, прости, что пришел так поздно, но мне нужно, чтобы ты сейчас сосредоточилась на том, что в действительности реально. Посмотри вокруг, взгляни на свои руки, там ничего нет, я отвлек Сеголен, Максанс дал мне несколько артефактов, вложив в них свою силу, нет времени объяснять все до мельчайших подробностей, но поверь мне, ничего, что показала тебе Сеголен, не было!

Моник сделала, как велено, посмотрев на свои покрытые толстым слоем грязи ладони, птица исчезла, не оставив после себя и каплю крови. Не было и трупов свиней, привязанных к забору родителей, а значит, и Эрве в зарослях кукурузы тоже не было. Перед ней стоял настоящий Беньямин Де Кольбер, озабоченно глядя в глаза, между его бровями пролегла морщинка, которую хотелось легким движением стереть. Парень помог девушке подняться, по-прежнему удерживая Зоэ-Моник на месте. Она резким движением обернулась, теряя равновесие, но Бен придержал Моник, чтобы та увидела, как на отдалении от них, Сеголен Дю Тревилль рыча и сыпля угрозами, отмахивается от чего-то, что видела только она.

- Скоро она развеет насланный морок, а потому поспешим. Максанс ждет нас и свою дочь в Астрале. Нужно поскорее придумать, как заставить ее пойти туда.

Сеголен щелкнула пальцами, и тени, служащие принцессе Такка, разрубили наваждение на мелкие куски, растворившиеся в воздухе. Женщина рывком обратилась к Моник и Бену, с гримасой ненависти на лице, и направилась прямиком к ним, твердым уверенным шагом.

- Боюсь, все, что дал мне отец и Максанс израсходовано. Я знаю, ты не хочешь использовать свой дар, но подумай, может ты могла бы как-то...

Не успел Беньямин договорить, как вокруг возникли слуги принцессы Такка, меркнувшие, но с каждым мгновением набирающие силу, черпая ее из остатков в теле Арлетт. Кусая губы до крови, Моник думала о том, что могла бы спеть песню, которая поможет им увести Сеголен Дю Тревилль назад, к своему отцу, но на ум не приходили слова. Девушка слышала приближающиеся шаги, закрыла глаза, думая только о том, как прекрасно было бы увидеть близких, как в глубине души она счастлива, что второй шанс представился ей, давая возможность исправить ошибки, и как печально, что того же самого не было у самой Сеголен и ее детей.

Выдуманная на ходу мелодия наполняла сердца всех присутствующих любовью, трепетом, оставляющим на языке сладость меда, но вместе с тем, разбавленная горчинкой сожалений и скорби. Сеголен замерла на полпути, тяжело дыша, ей так смертельно захотелось домой, в Астрал, поговорить с отцом, прилечь на могилах детей и как следует прожить свое горе...

Отсылка к книгам современного автора Анастасии Климовой – «Сталь и солнце», вторая часть серии.

Глава 21

Чувствуя себя крысиным королем, ведущим свою армию туда, где зазвучит дудочка, Зоэ-Моник Гобей направилась в Астрал, прямо в расставленные для принцессы теней силки, клетку, созданную королем Максансом Дю Тревиллем для своей дочери, сотканную из тьмы. Стоило только появиться Сеголен в теле Арлетт Пинар, как путы обуяли с ног до головы, лишая возможности использовать дар, сковывая движения. Рыча и ругаясь, женщина билась в силках, будто загнанный дикий зверь, которому ничего не оставалось, кроме как молить о пощаде перед смертью.

- Отец, это ведь я, твоя дочь Сеголен, отпусти меня, и мы поговорим, прошу. Я так сожалею, отец.

- Видят Богини, я был бы счастлив, сбросить оковы, дать еще один шанс, но то, что ты сделала со всеми этими существами – немыслимо. Я был бы рад притвориться глупцом настолько, чтобы поверить и в твое раскаяние, но не могу. Ты никогда не изменишься, больше - нет.

В тронном зале, помимо королевского трона на одну персону, камина, полного пепла и статуй богинь, теперь располагался на золоченых подножках стеклянный гроб, тот самый, что видела Моник в роще под горой. Тело Сеголен по-прежнему хранилось в нем, ожидая возвращения хозяйки. Беньямин Де Кольбер помог девушке присесть на низкую софу, а сам встал подле короля теней, напротив полупрозрачной клетки, сверля принцессу взглядом. Громогласный голос Максанса Дю Тревилля отскакивал от высокого потолка и стен, но казалось, что слова даются мужчине с трудом, толстый панцирь, наращённый с годами, вот-вот лопнет, явив нежную мякоть, словно спелая тыква на грядке.

- Но папа, если бы ты знал, как порочны их сердца, как сами они желали смерти, напрочь запутавших в грехах, лжи и грязи...

- Да, они были неидеальны, но едва ли хотели умереть таким образом. Андре Вашон, Арлетт, и богини ведают, кого еще ты убила, поспорили бы с тобой, если бы могли, но ты не дала им и шанса.