Деревянный указатель приветливо направлял путников к историческому центру деревни, именуемой Локронан; при виде старательно выведенных краской букв Моник испытала такую сильную смесь восторга и смятения, что с трудом могла усидеть на месте, дожидаясь момента, когда станет возможным покинуть салон и размять ноги. Элайн Гобей-Мелтон скрыла улыбку, закусив нижнюю губу, глядя на свою дочь, в глазах которой блестели плохо скрываемые искорки восхищения. В такие моменты, как сейчас сердце матери обливалось любовью и трепетом к Зоэ-Моник, осознавая, что, несмотря на свой возраст, девочка по-прежнему оставалась ребенком.

Достаточно большая площадь в центре Локронана окружена старинными зданиями из серого гранита, стоит встать прямо посередине у каменного колодца, как можно увидеть две границы деревеньки, по левую и правую руку. Ряды суровых домиков с шиферными крышами, сплошь покрытые мхом и зеленью, провожали путников заинтересованными взглядами до пункта назначения. Пойдешь направо и непременно наткнешься на поврежденную временем часовню с фонтаном, а отправишься налево - очутишься в оживленном квартале ткачей, где на холмах стоит мэрия, а так же дом знаменитого Шарля Данилу, политика и поэта.

Не было необходимости в зазывалах у кафе, блинных, ремесленных лавок, галереи, и баров, ведь в Локронане все друг друга знали, жизнь текла здесь размеренно, без лишнего шума и переполоха, казалось, война не коснулась коммуны вовсе. Люди медленно плыли по своим делам, не спеша на работу и за покупками, словно опьяненные нектаром пчелы. Улица Сен-Морис, куда свернула семья Гобей, быстро вывела их из города, направляя к дальним холмам. Моник проводила недоуменным взглядом последние домики, повернув голову к матери.

- Разве мы не останемся здесь? Даже на минутку?

Элайн поправила несуществующие складки на подоле платья; новую и такую непривычную в своем удобстве одежду они купили, уже находясь во Франции, чтобы не слишком выделяться среди местных. Примитивные платья и узкие юбки до колен, свободные от корсетов блузы и пиджаки с ремешками на талии, - что может быть проще и элегантнее.

- Семья, у которой мы выкупили ферму, ждет нас, дорогая. Они хотят поскорее покинуть Локронан из-за долгов, а мы, если честно, остро нуждаемся в горячей ванне и твердой опоре под ногами, но у нас будет время, чтобы вернуться в центр и рассмотреть каждый камень этого чудесного места. Теперь у нас будет много времени, Моник.

Улыбнувшись в ответ на слова матери, Зоэ-Моник вновь выглянула в окно, наслаждаясь безграничными просторами полей, густо усаженных льном, коноплей, лавандой, подсолнухами и кукурузой. Раньше такая свобода пугала, предлагая лишь неизвестность, но теперь обещала совсем иную жизнь.

Проехав по ощущениям, еще минут пятнадцать, Элайн с дочерью увидели, что поля стали разбавляться редкими домиками, разной степени запустения; Моник в душе надеялась, что их дом будет иметь хотя бы четыре стены и целую крышу, совершенно не хотелось начинать строительство новой жизни на чужих останках.

Наконец фиакр, ведомый Эгоном Гобеем, свернул на проселочную дорогу и, замедлив ход, поехал вдоль плотных рядов кукурузных стеблей, еще прячущих свои сочные яркие плоды. Стебли и листья были такими большими и высокими, что казалось, подойди ближе и в ненастный день они укроют тебя от всех бед своими легкими объятиями; кисти нитей рыльца свисали мочалками, будто усы и бороды стариков, приглашая жуков найти временный приют, прячась от солнца.

Калитка высокого деревянного забора оказалась распахнутой настежь, приглашая уставших с дороги гостей в любое время найти здесь пристанище. Фиакр без труда заехал на территорию дома, остановившись рядом с искусственно созданным водоемом, наполовину огражденным низкой каменной оградой, видимо для удобства скота. Пара черных кудрявых свиней стоящих в грязной воде сонно подняли морды, обратив их в сторону прибывших, и издали ленивые едва слышные похрюкивания. Видимо заслышав волнение скота, или завидев из окон прибытие фиакра, пока еще хозяева фермы вышли поприветствовать семейство Гобей.

Эгон спрыгнул с облучка, открывая дверь перед женой и дочерью, которые умело замаскировали улыбками усталость и желания застонать от удовольствия, разминая закостенелые спины и ноги. В то время как родители обменивались любезностями с престарелой четой, подписывали документы и решали последние вопросы по передаче имущества, Моник прошла вдоль водоема поближе к дому, чтобы как следует рассмотреть его.

Внешнее покрытие двухэтажного здания навеяло воспоминания о миндальной пасте; вкус этого лакомства из прошлой жизни казался утраченным, однако глядя на возвышающиеся коричневые стены, во рту появился явный привкус давно забытого. Первый этаж служил амбаром для скота, судя по низким квадратным окнам со ставнями, и маленькой дверью, в проеме которой, преградив путь остальным особям, лежала еще одна свинья. Окна второго этажа разительно отличались: арочные пестрые рамы крепко удерживали разноцветные стекла, состоящие из крохотных квадратиков, и были похожи на витражи, с той разницей, что единого рисунка не подразумевали. Крыши, будто плюшевые, покрытые шерстью все тех же парнокопытных созданий обросли мхом, придавая дому игрушечный вид, а печная труба, с въевшейся сажей и грязью, напоминала торжествующе поднятый хвост хряка.

К стенам дома прислонены поилки и кормушки для животных, садовые инструменты, рядом в вязкой грязи, тщательно вымешанной копытцами, лежала на боку грустная лейка без носика, поливочные шланги, подковы, проволока, а пройдя через весь просторный двор, нашелся скромный полупустой сарай с соломой и холщовыми мешками без подписей.

У этого сарая родители и нашли Моник, которая до боли сжимала подол юбки, настороженно вглядываясь в темноту помещения у порога, не решаясь пройти дальше. Эгон и Элайн осторожно подошли ближе, и с обеих сторон нежно приобняли дочь за плечи, отчего девушка вздрогнула, но выражение ее лица мгновенно переменилось с обеспокоенного на приветливое.

- Все в порядке, детка?

Ведьма погладила дочь по руке, наклонившись так, чтобы можно было заглянуть той в глаза, но морок спал, будто вовсе привиделся Элайн; перед ней стояла ее счастливая и всегда спокойная дочь, положив голову на плечо матери.

- Конечно в порядке. Просто осматривала окрестности, я ведь теперь могу называть это место нашим домом, правда?

- О, конечно, дорогая, больше никаких переездов. Мы будем счастливы на этой ферме. Откроем в городе мясную лавку, и станем продавать свинину так дешево, насколько возможно. Это поможет людям жить лучше в послевоенное время.

- Стейки-и-и! Только представь Моник, мы сможем есть свежие стейки с кровью каждый день!

Отец щелкнул по носу дочь, когда они с Элайн одновременно выкрикнули «фууу», и рассмеялись так громко, что непривычные к подобного рода шуму свиньи взвизгнули в ответ. Однако, несмотря на веселость, Эгон внимательно изучал реакцию дочери, переводя взгляд туда, где Моник с минуту назад застыла в страхе. Он ничего не чувствовал, никакой энергии, в тенях было пусто, и это настораживало. Собственный дар мужчины проявился еще в младенчестве, но то, что он умел делать с тенями теперь всецело заслуга его родителей и самого Эгона Винце, урожденного Гобея; вернуть фамилию оказалось таким же естественным, как дышать, что он и сделал сразу по освобождению от власти Де Кольберов. Вампир был благодарен Иштвану за все, даже за новую фамилию, с которой пришлось существовать ни одно столетие, но кровь не вода, а священное молоко, которое не подменишь ничем.

Моник никогда не выражала способностей к магии отца, но и магия по линии матери едва затронула девушку, позволяя той заглядывать в недалекое будущее с помощью ритуалов на крови. В прошлом году Зоэ-Моник исполнилось шестнадцать, и как не пытались родители помочь обрести силу, дар оставался нем и глух. Однако беспокойство вызывало не это, из опыта Элайн они знали – должно пройти время и определенное событие обязательно подтолкнет магию к проявлению, а то, что подобного рода «застывания» Моник происходят не в первый раз. Как бы Эгон не желал верить увещеваниям дочери о нормальности своего состояния, объяснениям задумчивостью, сомневался, ведь свой клан в котором вампир был рожден, он знал лучше кого бы то ни было. Никого из Такка давно не осталось, но клан жив в его крови, и крови Моник, в этом мужчина убеждался каждый раз глядя на дочь, ведь она как две капли воды похожа на свою бабушку, мать Эгона – Моник Гобей.