Подала голос Моник, огрызаясь в ответ. Бесшумными мышами в зал вошли слуги - Эдуар Леконт и Морисетт Самсон, не решаясь поднять на принцессу головы. Морисетт испытывала противоречивые чувства, девочка была ей, словно родная дочь, женщина находилась подле каждую свободную минуту, и хоть понимала, что клетка вынужденная мера, не могла полностью смириться, что некогда столь чудесное дитя превратилось в монстра, терзающего чужие тела и души. Сеголен оскалилась, вонзив когти в черные, клубящиеся вокруг тени, будто выплевывая слова, сменив милость на гнев:
- Что ты знаешь об идеальности, жалкий сосуд?! Эти девочки были полны гнева, и я дала им то, чего они жаждали больше всего на свете – отмщения. У таких, как они кишка тонка сделать что-либо без моей помощи. Ах ты, маленькая дрянь, ты могла бы быть идеальным дополнением, с твоими способностями мы вычистили бы мир от этих слабых, развращенных и глупых существ. Ты наверняка видишь меня единственным злом, избавься ты от которого, все беды закончатся, что ж у меня для тебя сюрприз напоследок, одной мне было не справиться. Нужен был еще один мятежный дух, столь же сильно желающий расправы. Отец, дай ей еще одну куколку, пусть призовет всех моих слуг!
Произошло то, чего не ожидал никто. Максанс вытащил из кармана новую куклу из огненных волос Сеголен и минуту разглядывал ее, не зная, как поступить. Беньямин не мог сделать выбор за Моник, но страшился ее выбора, думая, что лучше было бы отказаться, не обратить внимания на то, что молвят эти гнусные уста. Однако Зоэ-Моник поднялась с места, несмело протянув руку к королю, не сводя взгляда с принцессы теней. Любопытство пересиливало страх, теперь Сеголен ничего не сможет сделать с ней и ее близкими, стоило ли отказывать приговоренной к смерти в последнем желании?
В голове шумела пустота, девушка взяла в руки куколку, трижды произнеся имя двоюродной тетки, стоя подле горевшего ручного канделябра на столике подле софы. И после нутро молчало, когда один за одним стали появляться в тускло освещенной комнате слуги Сеголен Дю Тревилль, которых Моник уже видела ранее. Зоэ-Моник почувствовала, как холодок пробежал по загривку, призрачное дыхание коснулось нежной кожи, она обернулась и вздрогнула, встретив печальный взгляд некогда любимых глаз. Эрве Дюшарм смотрел на возлюбленную с такой тоской, что казалось сердце, обливающееся кровью, разобьется на миллион осколков.
- Что?! Нет, нет, нет...
- Ахахах, да-а-а-а! Даже теперь, когда я в западне, тебе все равно больнее, чем мне. Боюсь, моя дорогая, если вы уничтожите меня, то убьете и моих слуг. Без моей энергии и силы, они не смогут существовать. Ты больше никогда не увидишь нашего сладенького мальчика, никогда не коснешься...ох-х, знала бы ты, с каким упоением он убивал для меня, как закапывал новые жертвы в саду на старой ферме. Я не планировала воскрешать и его мать, конечно же, но при жизни они были настолько связаны, что я вытянула счастливый билетик, два по цене одного, ахахах!
Не слушая слова Сеголен, Зоэ-Моник бросилась к парящему в воздухе парню, пытаясь взять Эрве за руку, по пальцы проскользнули насквозь; темно-синяя дымка из которой теперь состояло его тело, рассеялась в том месте, где прошла рука Моник, и плавно вернулась в прежнее состояние. Боль в глазах девушки отражением пролегла мукой на лице парня.
- Неужели нет иного способа? Хоть какого-нибудь?? Пожалуйста, Максанс, умоляю...
Ноги Зоэ-Моник Гобей подкосились, она рухнула коленями на мраморный пол, сжимая пальцами ткань своей одежды, страшась, что дыхание окончательно ее покинет.
- Нет, дорогая. Сеголен права, вместе с моей дочерью вслед в гиену огненную отправятся и все ее слуги.
- Это не правда, Эрве, скажи, что все это не правда...
Горячие колючие слезы лились из глаз, губы Моник дрожали, но она продолжала твердить слова, в которые с каждым разом и сама с трудом верила.
- Ты прекрасно знаешь, что - правда, а что - нет. Ты знала, не могла не знать. Поняла это даже раньше, чем я сам вспомнил, что мертв. И все же, Зоэ-Моник, ты знаешь и другую правду. Хоть и я призрак, но часть моего сознания уцелела. Я полюбил тебя, и буду любить даже там, по ту сторону жизни. Вечно. Только прошу, сделай для меня кое-что: живи, выброси из головы мысли о смерти, и будь счастлива, зная, что с тобой все в порядке, моя душа упокоится с миром.
- Нет, Эрве, не надо, не надо прощаться, пожалуйста, не-е-е-т!!!
Максанс подал знак Беньямину удерживать девушку, тот тотчас обнял ее, крепко сжимая, словно бьющуюся о стенки клетки птицу. Сеголен наслаждалась чужой болью, смеясь с каждой секундой все громче, пока в один миг не замолкла, утопая в мороке, созданном ее отцом.
- Нет, отец, не надо!
Перед глазами женщины возник красивый, некогда полный любви и жизни дом, где погибли дети и супруг Сеголен.
- Я не хочу, он убил моих детей, не хочу к нему...
- Это ты убила своих детей, а не Анри, Сеголен. Ты, и только ты, пора тебе принять ответственность за то, что сделала...
Сеголен Дю Тревилль под влиянием теней отца приближалась к дому в наваждении, они скручивали руки, толкали в спину, не давая увернуться, но у самого порога она вынырнула из чужого сознания, ринувшись к своему настоящему телу, освободив Арлетт Пинар из оков. Подруга Моник безжизненно опустилась на пол, окончательно смежив веки. Король теней мгновенно наложил проклятие на усыпальницу, как только Сеголен оказалась внутри; под толстым стеклом, увиваемым терние, раздались глухие крики его дочери, до тех пор, пока ветви не сомкнулись над ее головой. Слуги опустили головы, сняли шляпы, почтив память навеки уснувшей принцессы теней, а сам Максанс, разрезая острыми колючками ладони в кровь, шептал молитву, касаясь гроба.
Эпилог
Спустя три года
Темно-красный двухместный Пежо медленно прокатился к воротам кладбища, хрустя гравием под колесами. Машина остановилась у кованых ворот, водитель, скрипя кожаным сидением, вышел, открыл дверь со стороны пассажира, и, подставил руку в перчатке, чтобы девушка смогла опереться. Взгляд его упал на сложенные друг на друга чемоданы на заднем сидении авто. Пара собиралась в дальнюю дорогу, отметить медовый месяц и успешное завершение учебы в лицее, кладбище Локронана должно было стать их последним пунктом назначения, ведь прощание столь же важно, сколь прощение.
Придерживая шляпку, Зоэ-Моник закрыла дверцу Пежо, щурясь от яркого солнечного света, она не решалась сделать первый, и вместе с тем последний шаг, будучи уверенной, что домой они не вернутся. Беньямин Де Кольбер ободряюще улыбнулся молодой супруге, заключил ее лицо в свои ладони, и наградил трепетным понимающим поцелуем. От волос Моник все еще пахло бризом и водой, они наслаждались видами у залива Дуарнене, портового городка близ Локронана, как спонтанное решение уехать к океану одновременно посетило головы супругов.
Естественно, родители обоих восприняли новость о дальнем путешествии не слишком радостно. Однако Бен, после выполнения своей миссии, и смерти матушки, чувствовал себя освобожденным и вольным делать, что вздумается. Матэуш Де Кольбер не препятствовал сыну, после похорон Анны они не обмолвились и парой слов, лишь напоследок пожелал удачи и едва слышно произнес «прощай, сын». Элайн Мелтон Гобей с трудом смирилась, но благодаря увещеваниям супруга приняла позицию и выбор дочери, ее значимо утешал тот факт, что рядом с ней настоящий мужчина, сделающий все возможное для счастья ее дочери. Эгон крепко обнял Моник и прошептал: «ты даже больше Такка, чем я, будь осторожна».
У могилы Арлетт Пинар было полно игрушек и записок, свежих цветов. Зоэ-Моник была уверена, что о ней есть кому позаботиться, Леони и Оливье никогда не забудут о почившей подруге. Заросшая тропинка, куда давно никто не приходил, кроме Моник, привела девушку к двум холмикам, затерявшимся между рядов других мест погребения. После проведения жандармами настоящих раскопок, были обнаружены множество тел, разной степени разложения, все они теперь покоятся на этом кладбище, как и тела Эрве Дюшарма и Анн-Мари Кревье. Жандармы продолжают поиски неизвестного убийцы, но только семьи Гобей, Де Кольбер и Дю Тревилль знают правду и будут бережно хранить ее долгие лета.
