Рядом с нами словно по волшебству выросла дворецкая — я не видела и не слышала, как она проталкивалась через густую толпу гостей.
— Добрый день, господа и дамы, — она поклонилась. — Хозяин просил отвести вас в его кабинет и передать, что вы можете располагать мною как вам угодно. Он сам с невестой обещал присоединиться как можно скорее.
— Отлично! — проговорил шеф. — Хотя, конечно, банкет мы пропустим, это жаль…
— Я распоряжусь принести вам первую перемену, — тут же сказала дворецкая.
— Главное — рыбу и колбасные нарезки! — повелительно кивнул шеф. — И — список всех слуг, которые должны были сегодня работать, но по какой-то причине отсутствуют. Действительно всех, вплоть до мальчика-истопника или трубочиста!
— Будет исполнено, — дворецкая снова слегка склонила голову. — Антон вас проводит и позаботится обо всем, что вам может понадобиться сверх этого. Если возникнут какие-либо вопросы, он немедленно вызовет меня.
Только тут я заметила, что рядом с дворецкой вырос еще один слуга с непроницаемым выражением лица — на сей раз молодой и даже симпатичный. Он и в самом деле в два счета вывел нас из толпы гостей и проводил в кабинет Орехова. Просто чудеса, как перед ним все расступались — или не расступались, но он как-то находил маршрут с наименьшим сопротивлением толпы?
В домашнем кабинете Орехова мне бывать не доводилось, хотя его кабинет в основной конторе я видела. Тот, помню, был очень светлым, с огромными окнами, весь пронизанный солнцем. Этот нельзя было назвать темным — большое окно тут тоже имелось, и вместо тяжелых портьер его прикрывали только новомодные заслонки-жалюзи, сейчас поднятые. Но тяжелая мебель из темного дерева, монументальный стол и кресло с высокой спинкой, явно изготовленные по давней моде, создавали впечатление тяжеловесности. Я решила, что этот кабинет достался Орехову от отца или, может быть, даже деда.
Или и от того, и от другого.
Впрочем, фотографии дирижаблей и аэромобилей в простенках между шкафами, светлые обои и старинный компас на стене — все это, без сомнения, был Орехов. Равно как и чернильный прибор в виде изящной девушки с крыльями, держащей на вытянутых вверх руках земной шар. Этот прибор я подарила Орехову на его последний день рождения — точнее, это был наш совместный подарок с шефом: Мурчалов выделил деньги на покупку, а я выбрала.
Кроме монументального стола с креслами было в этом огромном кабинете еще одно нововведение: круглый стол со стоящими вокруг более легкими стульями. Именно его шеф немедленно захватил для собственных нужд. В буквальном смысле захватил, выпрыгнув прямо на середину. После чего обратился к ювелиру:
— Ну что же, господин Аксенушкин… как вас по имени-отчеству? Петр Гаврилович? Рассказывайте! Кто именно заказал у вас гарнитур, при каких обстоятельствах, как был оформлен заказ?
Невзрачный человек полез в карман своего старомодного сюртука, достал оттуда большой чистый платок, высморкался в угол — я заметила, что глаза у него покраснели, — затем сунул его обратно, достал из другого кармана маленькую записную книжку и произнес:
— Заказ поступил второго августа, от имени Марины Бикташевны Алеевой, с оплатой через кредитный счет Никифора Терентьевича Орехова в нашем заведении…
— Постойте, — перебил его шеф. — Ведь не сама Марина Бикташевна приезжала размещать заказ? Кто сделал это за нее? И что, у Никифора Терентьевича открыт в вашем кумпанстве кредитный счет?
— Что-то вроде того. Он несколько раз заказывал у нас памятные булавки и броши для лучших сотрудников. Серебро, золото и платина, в зависимости от выслуги лет. Я работал на последнем заказе около года назад, — кивнул Аксенушкин. — Оплата неизменно производилась в срок, без всяких недоразумений. Поэтому мы начали работать немедленно…
Так же медленно, обстоятельно, то и дело прибегая к носовому платку, чтобы промакнуть либо лысину, либо нос, ювелир продолжил свой рассказ.
По его словам, он не знал, кто именно обратился в кумпанство от имени Марины Бикташевны — знал только, что это был ее личный секретарь, но сам никогда этого секретаря не видел, не знал даже, мужчина это или женщина. Его делом было исключительно изготовление гарнитура.
— А внешний вид украшения вы с заказчиком не обсуждали? — уточнил Мурчалов.
— Не обсуждал. Нам были предоставлены размеры и пожелания заказчика с точки зрения драгоценных металлов и камней, все остальное было оставлено на наш суд. Я попросил свою помощницу, Нефедову, подготовить несколько эскизов. Они были переданы клиенту через нашего приказчика, после чего один из них нам одобрили, и мы приступили к работе. Это было восьмого августа.
— Восьмого августа, — пробормотал шеф. — Больше месяца назад. Целый месяц работы — нормально ли для изготовления украшения такого рода?
— Это феноменально быстро! — воскликнул Аксенушкин. — При таких материалах, при таком качестве камней можно и полгода затратить! Но мы дорожили честью кумпанства, и ради такого заказчика, как Ореховы, не желали ударить в грязь лицом! Кроме того, повезло, что у нас на руках были как раз подходящие рубины…
— Понятно, — кивнул шеф. — Продолжайте.
Но продолжать дальше было нечего. Работы завершились точно в срок, и вчера вечером Аксенушкин лично отвез украшение в особняк в сопровождении охранника, предоставленного кумпанством, где сдал украшения на руки охране особняка, в чем была получена расписка. Правда, произошла небольшая накладка: охрана никаких драгоценностей не ждала. Пришлось вызвать секретаря Маккормана, который разобрался в ситуации, велел отправить украшения во флигель, а перед Аксенушкиным извинился за причиненное беспокойство и вручил ему приглашение на свадьбу.
— Это стало полнейшей неожиданностью! — воскликнул тот. — У меня даже не было приличного наряда… Супруга весь вечер освежала… — он запнулся, сконфузился. — Но ведь от приглашения на такое мероприятие не отказываются, сами понимаете.
— И в самом деле, — пробормотал Мурчалов. — Можно поглядеть на вашу расписку?
Расписка была предъявлена и не содержала в себе ничего необычного. По крайней мере, на мой взгляд. Кажется, на Мурчаловский тоже.
— Ну что ж, — начал шеф, — теперь нам необходимо отправить гонца в ваше кумпанство и попросить прибыть сюда того приказчика, который имел дело непосредственно с лицом, разместившим заказ. Кроме того…
— Прошу прощения, Василий Васильевич, — это перебил Эльдар, и перебил он таким тоном, что сразу стало ясно: никакого прощения оборотень не просит.
Шеф недовольно обернулся на него: до сих пор Волков сидел за столом, не подавая ни звука. Немудрено было забыть о его присутствии. Я почему-то не забыла, но шеф ведь не я…
— Да? — Мурчалов смерил перебившего недовольным взглядом.
— А вы не хотите осмотреть остальные драгоценности? — спросил Эльдар.
Сначала я удивилась: зачем их осматривать, украли-то только рубиновый комплект! Ну, может быть, стоит проверить кулон из него, который Марина не надела…
А потом до меня дошло. Все три набора украшений появились вместе, все три были заказаны непонятно кем. Тут про один комплект, похищенный, выясняется, что заказ даже еще не был оплачен. Логично предположить, что с остальными двумя комплектами тоже может быть что-то нечисто…
Странно, что ни шеф, ни я об этом не подумали!
А может, и не странно: шеф сразу сфокусировался на том, как бы поскорее найти похитителя или хотя бы взять его след. Желательно, пока свадьба еще не закончилась.
— Старею… — пробормотал Мурчалов. — Да, разумеется, вы правы. Аня! Скажите этому… как его… Антону, чтобы распорядился принести сюда остальные два футляра! Петр Гаврилович, полагаю, вы сможете определить, поддельные драгоценности или нет? — это шеф уточнил у Аксенушкина.
Не слушая ответа — да что слушать, уж наверняка старший ювелир известного кумпанства справится! — я послушно выглянула за дверь, где скучал на стуле приставленный к нам слуга, и передала ему просьбу шефа, добавив от себя, что футляр с ожерельем от рубинового комплекта нам тоже нужен. Тот ответил: «Будет сделано» — и уже через несколько минут все три футляра, поблескивая своим великолепным содержимым, лежали на круглом столе в ореховском кабинете.