– Не понимаю, зачем вы мне рассказываете все эти детали, ведь принцип похожести не применим к белым людям? – тихим голосом спросил я. Непреодолимое желание выйти из номера всё больше овладевало мной. Слушать подобный бред в век биометрических технологий становилось невыносимо.

– Ты очень проницателен, – улыбнулся Жак. – Принцип действительно не работает в полной мере, если касается белых беженцев. Добавлю только – в одной стране. Идея двойных личностей применима в случае, когда личности создаются в разных странах. Допустим, тебя амнистировали под вымышленным именем, которое ты использовал при запросе статуса беженца. Но ведь у тебя остался паспорт на настоящее имя? И потом, у моей корпорации есть планы отчасти легализовать свою деятельность и открыть адвокатскую контору. Учти, за такими чёрными, предприимчивыми, как я, людьми будущее. Прими это будущее, приблизься к нему, я протягиваю тебе руку.

Но я уже не слушал, а довольно неуклюже перелезал через скрипучую кровать к двери.

– Куда же ты? – удивлённо вскрикнул Жак.

В дверном проёме тут же показалась огромная фигура длинноволосого великана.

– Мне надо на вокзал, в камеру хранения, за чемоданом. Там у меня есть пара непритязательных сувениров для вас, мсье Жак, и вашего друга, – сказал я.

Великан отступил от двери, и я, перескакивая через две-три ступеньки и пугая цыганских детей, сбежал по лестнице. В это мгновение я боялся только одного: не найти сразу выход из отеля. Я ведь и раньше замечал за собой, что плохо ориентируюсь в незнакомых местах.

Справа от двери кабинета доктора стоял детский алюминиевый самокат. Ждать мне пришлось долго. Через полчаса я начал нервно ёрзать на голубом пластмассовом стуле. Мысли постоянно возвращались к Алле, адвокатам, беженской процедуре. Вернуться домой и потерять подругу или остаться и привязать себя к ней и её – к себе? Так я просидел три часа, подавленный своими путаными мыслями и нерешительностью. В полдень стеклянная дверь кабинета психиатра широко распахнулась. Мимо меня быстрым шагом на коротких, не сгибающихся ногах прошёл квадратный чеченец в кепке. Вслед за ним показалась женщина в модном брючном костюме, похожая на узбечку или казашку. Прошло ещё несколько минут, хлопнули дверцы автомобиля, кавказский клиент и его среднеазиатская переводчица выехали за ворота. И только после этого щуплая женщина со стертым лицом и копной подстриженных седых волос махнула сухой рукой, зазывая меня в кабинет.

Она представилась компаньоном психиатра и была готова меня выслушать. Я попросил разрешения говорить по-английски, считая этот язык более доходчивым, логичным и менее лицемерным, чем французский. Она кивнула с глупым старушечьим энтузиазмом, приглашая меня тут же приступить к делу.

– Решившись иммигрировать – а для меня это был безумно храбрый поступок, – я зашёл по грудь в обжигающе холодную воду и теперь стою перед выбором: поддаться нестерпимому желанию выбежать из воды или же попытаться согреться резкими, размашистыми движениями неопытного пловца, – сказал я. Это была моя попытка расположить к себе старушенцию своей искренностью. Преимущества такого подхода казались мне несомненными. Но я ошибался.

– Стоп! – грубо оборвала меня маленькая седовласая дама. – Я не терплю прилагательных. Пожалуйста, употребляйте их как можно реже. А теперь продолжим. Вы, несомненно, страдаете синдромом отчуждения, расстройством личности и психопатией. Женщины на велосипедах, исторические памятники раннего и позднего Средневековья, собаки на поводках, аптеки и скопления магазинов с чистыми витринами вызвали у вас культурный шок. Преимущества здешней жизни кажутся вам несомненными. Но вы не можете чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока не получите статус постоянного жителя. Вы вздрагиваете от почтальона в фуражке, путая его с полицейским. Ажурные ворота прячущихся за зеленью вилл напоминают вам тюремную решетку, а шум газонокосилки – пулеметную стрельбу. Всё вокруг раздражает вас и противоречит вашей строгой исконной культуре. Верно?

Я растерялся. Вблизи лицо старушки больше не казалось мне таким уж по-черепашьи вялым, как представилось вначале. Упорные глаза излучали тусклый, но ровный свет. Эта неказистая пожилая женщина имела неистощимый запас энергии, не исключено, что она могла без устали ходить по горам и пережить своих детей и внуков, если таковые у неё имелись.

– Не пугайтесь, я не буду задавать много вопросов. Но вы получите домашнее задание. Вам надо будет перечислить по пунктам и записать с пояснениями все события вашей короткой сексуальной жизни. Затем я разработаю профиль вашей сексуальной ориентации. Тут нас могут ждать неожиданности. Но вы должны быть уверены, что данная информация абсолютно необходима. Иногда простой, правильно составленный очерк сексуальной ориентации является достаточным для получения права на проживание. Радуйтесь, что вы имеете дело с доктором со стажем – мадам Гретой. В моём архиве несчетное количество успешно завершенных дел иностранцев. На прошлой неделе мне пришло позитивное решение для многодетной афганской семьи. Знаете, на чём был основан мой запрос о медицинской амнистии? Семилетний сын мочился в кровать от страха депортации.

Грета бодро подмигнула мне, но я молчал. Она придвинула стул и положила на стол ноги в коротких белых штанах и босоножках. Этот жест должен был символизировать раскрепощенность и демократичность её мышления. Но я остро почувствовал бесполезность встречи. Грета подпёрла дряблую щёку двумя пальцами и пристально посмотрела на меня. Она не понимала причину моего молчания и снова попыталась меня подбодрить:

– После нашей четвёртой встречи я должна буду заполнить с вашей помощью бланк для запроса медицинской амнистии, который вы сможете отнести адвокату. C этим стоит поспешить – сейчас чрезвычайно благоприятное время для подачи запроса. Все запросы признаются приемлемыми к рассмотрению одним армейским врачом, который как военнослужащий не имеет права выносить негативные решения по делам другого министерства.

Преувеличенное подчеркивание Гретой некомпетентности государственных служащих показалось мне подозрительным. Не является ли это отвлекающим маневром, дымовой завесой для доверчивых и убогих? И с какой целью это делается? Не совпадают ли интересы чиновников – гарантия места или продвижение по службе – с интересами адвокатов и психиатров? Не предлагается ли мне стать игрушкой в руках психиатров-маразматиков и ненадёжных апатичных чиновников?

– Разбирательство дела может длиться несколько лет, и всё это время просителю выплачивается полное прожиточное пособие. – Грета продолжала активно завлекать меня в свои сети. – Собственно говоря, настоящая работа психиатра и адвоката начинается после первого отказа в медицинской амнистии, когда становятся известны его обоснования. Чем мотивированнее отказ, тем легче добиться отмены решения. Мотивированный отказ не только даёт ключи к успешной апелляции, но и сам по себе является хорошим знаком: запрос был по меньшей мере внимательно прочитан и рассмотрен по существу. Вы, может, спрашиваете себя (я сужу по неизбывной тоске в ваших пустых глазах): откуда берётся этот мой энтузиазм? Может, мне просто нравится говорить по-английски? Или я рада воспользоваться такой редкой возможностью пообщаться на этом интеллектуально гибком языке?

Грета разразилась хохотом, который тут же перешёл в отрывистый, астматический кашель. Если я не хочу потерять Аллу, то должен решиться и вступить в сделку или, для начала, хотя бы в беседу с этой азартной больной дамой. Я не могу расстаться с Аллой. Меня всегда выручали девушки и женщины. Я был безумно любим мамой и бабушкой. Потом к ним добавились молодые воспитательницы в мини-юбках в детском саду – они постоянно брали меня к себе на круглые колени, нежно обтянутые тончайшими капроновыми чулками. Чопорные преподавательницы химии и физики в школе обожали меня и внушили мне, что я самый способный ученик школы за последние двадцать лет. И вот теперь Алла, моя случайная, несчастная и нежная подруга, моя немного глупая, немного вульгарная, неброско красивая, не в меру стройная и гибкая кукла с чуть писклявым голосом, опекала меня в трудной ситуации. Она устроила для меня встречу с психиатром, попасть к которому можно было, только записавшись за два месяца заранее. Мне надо взять себя в руки и хоть как-то поддержать разговор. Но я размяк и от ужасной усталости не мог выдавить из себя ни слова. Я мало спал в последние дни, и мне приходилось из последних сил сдерживаться, чтобы не закрыть глаза. Тогда бы я сразу погрузился в сон, и неизвестно, где бы проснулся. Я ущипнул себя за ногу, достал из бокового кармана свой диплом и протянул его психиатру. Грета раскрыла твердую красную корочку документа, с изумлением и неприязнью покосилась сначала на перевернутый русский текст, затем на меня.