— Ты ведь наверняка наизусть знаешь предание, как появились первые из нас? — голос мужчины лился легко и непринуждённо, чувствовался опыт оратора. Как и то, что он далеко не в первый раз повторяет сказанное сейчас. — Так вот, это произошло именно здесь, в Сокровенной долине, прямо тут, вот на этом самом камне, что теперь наш алтарь! В деревнях наших сарелийских братьев, откуда ты родом, знаю, другое рассказывают. Но в их лесах нет месторождений эннония — а это означает, что их предки тоже когда-то жили здесь, и здесь их корни. Не даром у нас всех одинаково голубые глаза, как у близнецов из легенды… Ешь, не пытайся ответить, в этой форме, так уж получилось, мы не можем говорить.

Тренированный разум разведчика, хоть и здорово заворожённый, продолжал анализировать и фиксировать отдельные детали увиденного. Речь оборотня-жреца совсем не походила на речь горного затворника — наоборот, очень правильная, с современными оборотами, она могла принадлежать не просто горожанину, но как минимум образованному дворянину. А сложные словосочетания типа “психосоматический ключ”, употребляемые походя, и вовсе говорили о том, что перед ним настоящий учёный. Причём не из тех, кто делает умозрительные выводы ради торжества натурфилософии, а практик, вроде Маркуса.

— Энноний — удивительный металл, уверен, в будущем откроют ещё множество его чудесных свойств, — продолжал вещать мужчина. — Ты ведь был уверен, что обращение — это какая-то магия, требующая сложного обряда. О да, обращение даже изнутри кажется чудом, что уж говорить про тех, кто видит его со стороны впервые — вот почему я не стал тебя сразу разубеждать. Не даром детям или внукам близнецов, выращенных Матерью-волчицей, удалось создать собственный культ и объединить целую Империю вокруг него!

Про себя галлиец согласился: он, давно разочаровавшийся в матери-Христианской церкви агностик, вполне мог бы кинуться принимать языческую веру, побывав на обращении. Чудо, которое можно повторить по желанию вместо пустых россказней без единой демонстрации.

— Однако я уверяю тебя, коллега, наши особые способности совершенно естественны. Никакой “магии”, никакого “вмешательства высших сил”. Больше скажу: произошедшее тогда, появление оборотней, нас с тобой, есть случайность, результат редкого стечения обстоятельств. Много эннония, новорождённые младенцы, смешение человеческой и волчьей крови… О, вижу, теперь не веришь? Наелся? Тогда за мной, мне есть что тебе показать.

Де Вилшер чуть не выдал себя, вскочив, готовый бежать за харизматичным волхвом! Затекшие ноги помогли прийти в себя — иначе его банально бы услышали, сейчас, без блеяния обречённых овец. А там и мозги, наконец, встали на место.

“Голубые глаза! Человеческие глаза у волка! Тот волхв, что привел облаву к горцам — он тоже оборотень! Вот почему он меня разглядел на острове в ручье! К счастью, нюх, видать, только в волчьей форме обостряется! Но всё равно нужно беречься тут, прямо у оборотней в самом логове, сильнее вчетверо!!!”

Пришлось аккуратно, буквально ползком отдаляться от места отправления древнего культа, благо, трое оставшихся жрецов, негромко переговариваясь, принялись за уборку круга из камней и алтарной плиты. Они, честно говоря, не выглядели довольными услышанным от своего лидера — кому будет приятно, когда твою веру принижают до “совершенно естественного процесса”. Но, очевидно, харизматичный любитель поговорить каким-то образом сумел заручиться лояльностью других оборотней, и ничуть в ней не сомневался.

Больше всего Антуана нервировало, что он с каждым мгновением, потраченным на скрытное перемещение внутри огороженной для себя оборотнями зоны, теряет драгоценные крупицы информации, так щедро раздаваемой вожаком неофиту. Да и вообще рискует не отыскать вновь пару человек-волк. А ещё больше рискует, если хоть кто-нибудь из жрецов перекинется и немедленно натолкнется на чужой запах — своих-то любой оборотень наверняка знает наперечёт.

Но пока галлийцу везло: никто не бросался на него из-за декоративных кустов, никто не поднимал тревогу, зато сам он вдоль забора добрался до очередного здания, похожего на склад, только с большими окнами. Прокравшись вдоль тёмного ряда стёкол (дорогое удовольствие в такой глуши, кстати говоря), разведчик к своему неудовольствию обнаружил, что ограда упирается в здание и с другой стороны. Тупик. Если где и был выход, то располагался он со стороны каменного круга, куда, как вопила интуиция шпиона, соваться было просто форменным самоубийством!

“Но ведь главный волхв повёл неофита именно сторону этого здания,” — лихорадочно пронеслось в голове у де Вилшера. Пришлось вернуться под окнами назад, до двери, и отмычкой поддеть язычок, закрывающий замочную скважину. Есть! Свет, хоть и очень слабый! Теперь скорее, но тихо, тихо… Щелчок запорного механизма показался громким словно выстрел, а едва слышный скрип петель ввинтился в уши сигналом тревоги! Но, судя по всему, опять обошлось.

Предосторожности оказались излишними: свет давала лампа, закреплённая на стене коридора, и ни души рядом. Прямо под источником света на отдельной дощечке была приколота бумажка с надписью “Лист обхода биолаборатории № 2”, под которым не забыли прибить чернильницу с небрежно сунутым в неё пером. Лабораторию, исходя из написанного, полагалось обходить четыре раза за ночь, и третий обход, судя по тому, что Антуану удалось чуть смазать чернила размашистой подписи, только что состоялся.

“Дисциплина и её контроль как на пороховом складе. Да и предосторожности те же, — машинально отметил не понаслышке знакомый с армейскими порядками шпион, оглядываясь. Не упустил он из виду и то, что под лампу не забыли поставить жестяной поддон с песком, куда, в случае чего, прольётся горящее масло — и безопасно потухнет. — И куда теперь?”

Коридор и не думал заканчиваться — видно, здание примыкало к другому, а проход прорезал оба строения насквозь. Вот только источников света впереди больше не было. Слепо шарить в темноте показалось галлийцу не лучшей идеей, потому он решился открыть ближайшую дверь. Прижавшись ухом к гладким доскам, он ничего не услышал, а потому аккуратно потянул за ручку, намереваясь осторожно приоткрыть узкую щель: прорезь для ключа отсутствовала, что означало… проклятье, всё-таки закрыто изнутри!

Не желая мириться с невезением, Антуан продолжал тянуть всё сильнее, и створка вдруг поддалась! В лицо из помещения ударил тёплый, влажный воздух, во рту немедленно поселился железный привкус пролитой крови. В небольшой комнате теплилась даже не лампа, а здоровенная фитильная горелка, над которой не поленились соорудить вытяжку, она давала возможность вполне сносно оглядеться.

Первой бросалась в глаза установка, занимающая целый шкаф: что-то невообразимое, собранное из прозрачных стеклянных трубок, по которым медленно текла во всех, казалось бы, направлениях красная жидкость… кровь?! Что-то отдалённо похожее де Вилшер видел в лаборатории королевских химиков, там получали какую-то особо очищенную кислоту. А здесь…

Проследив за, казалось бы, хаотичным движением крови, разведчик наткнулся на дырчатый поддон с… птичьими яйцами?! Кровь из маленьких пипеток равномерно капала на скорлупу сверху, давно окрасив ту всеми оттенками алого, и утекала вниз, откуда вновь растекалась по трубкам. Только тут растерявшийся от увиденного галлиец (хотя после превращения оборотня куда уж больше-то?) заметил довольно чётко сделанные подписи: “инкубатор”, “гирудин”, “тепловая помпа”, “эннониевый модулятор”…

“Высиживатель”, что ли? — благородная латынь не так уж часто требовалась выпускнику именитого колледжа, но окончательно забыть её Антуан всё же не успел. — А “гируда”, если не изменяет память… пиявка. То есть жидкость из пиявок?”

Тут в голове аналитика словно вспышка блеснула и часть мозаики сложилась: вспомнилась пиявочная ферма, способность этой водной мерзости препятствовать свёртыванию крови, а также упоминание о сдаче этой самой крови неофитом-оборотнем. Правда, понимания цели, то есть чего пытаются добиться волхвы, вымачивая живые птичьи яйца в собственной крови, у него так и не сложилось. Но для заражения выведенных птиц смертельной для людей болезнью это, по мнению шпиона, всё равно было как-то чересчур.