В комнату вбежала рыжая собака Тявка – вся всклокоченная, с мороза – и тоже присела к огню. Муся хотела ее погладить, но так лень было двигаться, что она просто подмигнула ей и снова задумалась: «Собаки в теплых краях уж конечно есть. Но если б я жила в теплых краях, то непременно завела бы себе слоника. Кормила бы его бананами и папайей, купала бы его каждый день в море, а он возил бы меня в школу и дожидался бы меня после уроков. Еще я завела бы себе обезьянку. Она бы скручивала для меня самые вкусные кокосы с самых высоких пальм, а я бы научила ее петь песни и танцевать. Потом обезьяна передала бы эти знания своим сородичам, и они основали бы народный оркестр джунглевой песни и пляски и победили бы в международном конкурсе, и я бы стала героем обезьяньего народа и могла бы проходить в любые дебри под их охраной. Тогда они бы показали мне дорогу в тайный заросший город посреди леса, которому много тысяч лет, и никто не знает, что за существа его строили, в нем, я нашла бы заброшенную обсерваторию, которая до сих пор работает, и оттуда, при правильном расположении звезд, в день летнего солнцестояния, на закате становится виден вход в Млечный Путь, откуда можно добраться до любой галактики в округе.»

Мама на кухне застучала кастрюлями, и вскоре оттуда донесся легкий аромат капусты и мясного бульона. «Скоро позовет ужинать, – подумала Муся. – А жила бы я у моря, я бы вовсе не ела мяса, а только фрукты и рыбу, и пила бы кокосовое молоко. Я бы научилась разбивать кокос о камни голыми руками, выпивала бы из него жидкость, мякоть бы пекла на углях, словно картошку, а в осколки круглой кожуры по ночам приходили бы раки-отшельники и доедали бы недоскобленную вкусноту. Если собрать побольше раков-отшельников и привязать к их раковинам нитки, то можно кататься на них, как на упряжке. Только ими довольно трудно управлять, потому что они очень пугливые и прячутся, чуть что не так, в свои домики, но если найти палку подлиннее и повесить на нее кусочек кокоса, то рано или поздно они начнут двигаться в сторону этого кокоса, тогда уже можно смело класть циновку из банановых листьев на их ракушки, садиться и ехать…»

Веки Муси слипались и постепенно ей стало казаться, что яркое солнце светит ей в лицо, и лежит она в маленькой лодке из половины пальмового ствола, и вокруг снуют и играют дельфины – серые, голубые и розовые, а в небе парят чайки, покрикивая на рыб, и такая нега разливается по телу, что ничего больше и не нужно, все уже сделано, просто лежи и жмурься, покачиваясь на волнах…

Тут один из дельфинов выпрыгнул из воды, завалился на Мусю и стал лизать ей нос мягким слюнявым языком. «Тявка! – воскликнула Муся, мигом очнувшись, – отстань!» Она вытерла рукавом мокрый нос, огляделась. Уже зажгли лампы, мама накрывала на стол, а посередине комнаты красовалась густая пушистая ель. «Сам срубил! – гордо сказал папа, – Будем наряжать.» Перед елкой стояла открытая коробка, полная разноцветных игрушек. Там были и бабочки, и слоники, и даже кораблик с бумажными парусами. Только моря не было. «А море?…» – спросила Муся. Папа хихикнул и похлопал ее спине. «Будет тебе и море, – мечтательно сказал он, – когда-нибудь будет…»

Однажды Аристарх Самойлович позвонил Васе около полудня и попросил зайти. Васю это встревожило, ведь раньше дед сам не звонил ему ни разу. Когда Василий зашел в дедушкин кабинет, Аристарх Самойлович нервно ходил из угла в угол, сосредоточенно потирая кончик носа и вперив взгляд в пустоту.

– Я нашел доказательство, – сказал он, когда Вася аккуратно прикрыл дверь.

Аристарх Самойлович достал из внутреннего кармана своего потертого шерстяного пиджака небольшую пачку бумаг, обернутую белой батистовой тканью.

– Что это? – спросил Вася, когда почувствовал, что многозначительная пауза затянулась.

– Это письма. – ответил Аристарх Самойлович, проникновенно глядя на внука.

Вася кивнул и подождал еще немного.

– Что же это за письма, дедушка? – вкрадчивым голосом спросил Вася, пытаясь незаметно вернуть дедушку к реальности.

– Это письма всадников.

И дедушка рассказал о своей удивительной находке. Он занимался сканированием старинных свидетельств конца девятнадцатого века, по разным причинам попавшим в библиотеку независимого архивногообщества. В основном это были разнообразные письма офицеров и мелких дельцов, решивших попытать свое счастье на берегах Юго-восточной Азии и Нового Света. Списки товаров, члены судовых команд, расписки и расписания, отчеты и прошения, письма домой матерям и женам. И среди этого рутинного исторического хлама оказалась та самая пачка писем с очень странными текстами. В некоторых местах фразы были написаны разными почерками, строчки то сбивались, то топорщились, то расплывались невнятными облаками. При этом угадывалась некая стилистическая общность, видно было, что писал это все один человек, но в разных состояниях. Письма были завернуты в ветхий батистовый носовой платок с кружевным кантом, к ним была приложена аккуратная записка, в которой сухо сообщалось, что владелец данного документа обнаружил сии записки зашитыми в подкладку английского пальто, приобретенного в лавке старьевщика. Автор записки имел намерение отреставрировать пальто для личных нужд, и нашедши письма, не смог распознать их назначение, но увидев в них неоднократное упоминание острова Цейлон, счел их этнографическими заметками и передал в архивное общество.

Тексты повествовали от первого лица, но лицо это было вроде бы разным. Часть записок была дневникового характера, личные записи перемежались отчетами загадочного содержания – как бы принадлежавшими перу различных неясных сущностей. По-видимому, автор записок понемногу сходил с ума.

Автора звали Николос Антуанетти, на момент написания ему было 29 лет и он вот уже год как поселился на острове Цейлон. Его отец приобрел небольшое графитовое месторождение и они с Николосом прибыли из Британии сколачивать состояние. Когда отец скоропостижно скончался, сорвавшись со скалы, Николос принял решение остаться и заниматься графитовыми разработками. Молодой человек был весьма впечатлительным, и страсть к спиритизму наложилась у него на восторг от местных верований и ежедневное употребление гашиша. И если поначалу он просто вел дневник, то постепенно все большую часть в текстах занимало документирование его спиритических сеансов. Все глубже он погружался в мир духов и потусторонних существ, подключался к неведомым сущностям, иномирным созданиям, которые отправляли письма с земли куда-то в свои таинственные реальности, а Николас в состоянии транса перехватывал их послания и записывал. Он называл их «письма домой».

– Прямо сейчас у тебя есть возможность это прочесть, – сказал Васе Аристарх Самойлович. – После этого я их уничтожу. Я уверен, что в этом документе заключена секретная информация, которая не должна попасть в плохие руки. Но слишком важная, чтобы я не поделился ею. Кроме тебя мне особо некому передать это знание. В конце рабочего дня я залью рукопись кипятком, так как обязан отчитываться обо всех документах, проходящих через мой кабинет. Я напишу, что документ не поддается расшифровке и утратил свою историческую ценность. У тебя есть четыре часа.

Дедушка указал Васе на небольшой кожаный диванчик в углу кабинета.

– Дневник можешь читать по диагонали. Главное – «письма домой». Внимательно прочти письма. Не буду тебе мешать. – таинственным голосом произнес Аристарх Самойлович. – Загляну к тебе позже, нужно работать. – и он вышел из кабинета, заперев дверь на ключ.

«Похоже, у деда все-таки поехала крыша», – подумал Вася, вздохнул и сел читать. Конечно, ему было очень интересно узнать, что же так всколыхнуло дедушку. Вася осторожно развернул батистовый платок, поверх бумаг лежал сухой ломкий листик эвкалипта. Страницы отливали желтизной и от них веяло временем. На секунду ему показалось, что он держит в руках живое существо, притаившегося хамелеона, который прищурил свой бездонный глаз, заглядывая Васе прямо в душу.