Ну, такая тревога теперь в порядке вещей. Не придав значения словам жены, Асидзава вышел на улицу. После введения новых ограничений на бензин он больше не ездил на автомобиле. Машина стояла в гараже, постепенно покрываясь налетом ржавчины.

Из окон бежавшей по эстакаде электрички виднелось море. Электричка проскользнула мимо громадных зданий издательств, над которыми высоко в небе кружили голуби, и остановилась у платформы Токийского вокзала.

Директор издательства Асидзава неторопливо спустился по ступенькам лестницы. В одной руке у него была газета, в другой — легкая трость. Ему уже перевалило за пятьдесят. Белоснежный полотняный костюм, свободно облегавший его высокую фигуру, красивая шевелюра с проседью, подстриженная чуть длиннее обычного, легкая соломенная шляпа придавали ему безукоризненно элегантный вид. Три года, проведенные в Оксфорде, до сих пор сказывались на всем его облике.

Привокзальная площадь залита яркими лучами осеннего солнца; жарко, словно в разгар лета. Асидзава неторопливо шагал по тротуару, под сенью густых платанов. Знакомая площадь, окруженная высокими зданиями, как будто нисколько не изменилась за последние годы. И все-таки здесь тоже на всем лежит отпечаток бурных событий эпохи. Внимательно присмотревшись, можно без труда заметить, что страна надрывается под тяжестью четырехлетнего «китайского инцидента». Война, словно в миниатюре, сказывается в каждой детали, в каждом уголке этой площади.

С крыши высокого здания свисает белое полотнище, на нем большими иероглифами написано: «Все силы на помощь трону!»; «Осуществим долг верноподданных!» — призывает надпись на другом плакате. Рядом висит знамя. с изображением восходящего солнца, под ним лозунг: «Священную войну-—до победного конца!» А.внизу; под угловатыми очертаниями этих иероглифов, корчится изнемогающая под бременем войны страна.

Группа демонстрантов с государственными флагами и знаменами своей организации промаршировала по направлению к императорскому дворцу. Из передних рядов доносятся звуки военного горна. Большинство прохожих, как всегда спешащих в этот час на работу, одеты в «национальное платье» цвета, хаки, на головах у всех кепи, похожие на солдатские каскетки. Еще в ноябре 1940 года был опубликован указ о ношении «национального платья». Правительство пыталось одеть в униформу сто миллионов человек. И люди надели эту одежду защитного цвета, а вместе с ней, казалось, облекли в униформу также и свои души.

Юхэй Асидзава не носит «национального платья».

На нем привычный летний белый костюм — символ его свободной души. Асидзава вошел в вестибюль и направился к лифту Дверцы кабины были раскрыты.

В лифте уже находилось пять пассажиров. Когда он вошел, двое из них искоса окинули его внимательным, пристальным взглядом. Несмотря па жару, эти двое одеты в одинаковые темно-серые пиджаки, у обоих аккуратно повязаны галстуки. Все молчали. Лифт пошел вверх. Внезапная догадка пронзила сознание Юхэя: агенты тайной полиции!

На четвертом этаже трое пассажиров вышли. В кабине остался он и те двое. Пятый этаж. Сыщики не двигаются с места. Директор тоже спокойно стоит в углу, опираясь на трость.

Кабина снова вошла вверх. Преследование тайной полиции -- что ж, для этого имеется вполне достаточно оснований.. Жандармы и полиция давно уже подозрительно косятся на журнал «Синхёрон», который он возглавляет. Они считают его журнал либеральным, а в нынешние времена это недопустимо. Шестой этаж...

Директор Асидзава вышел из лифта и направился вдоль коридора. Позади слышны шаги идущих за ним людей. Чего Он только не делал за последние четыре года, чтобы как-нибудь поладить с этими тупицами из военных кругов! У них не должно быть никаких поводов придираться к его журналу... Шаги трех человек громко раздаются в полутемном коридоре. Двое неизвестных идут за ним, идут так близко, что в любой момент могут схватить за плечо...

Они проходят мимо бесчисленных дверей. На дверных стеклах выделяются написанные золотом иероглифы «Акционерное общество «Восточные рудники», «Токийское общество по изучению искусства пропаганды», Акционерное общество по производству точных приборов», «Нотариальная контора адвоката Ивао Утимура». Асидзава идет все тем же спокойным шагом. Пусть не видят, что он взволнован. Он сворачивает направо, потом еще раз направо; третья дверь по коридору - помещение редакции журнала. Внезапно он испытывает нечто вроде досады: черт возьми, он как будто указывает шпикам дорогу!..

Асидзава спокойно отворил дверь с золоченой надписью «Редакция журнала «Синхёрон». Обостренный слух улавливает шаги двух человек, проходящих дальше по коридору. Не оглядываясь, Асидзава закрыл за собой дверь. Шаги, гулко раздаваясь по коридору, постепенно удаляются. В какое-то мгновение Асидзава с облегчением чувствует, как стучащая в висках кровь успокоенно растекается по всему телу.

Кабинет директора издательства — светлая угловая комната. Прохладный ветерок, влетающий сквозь четыре больших окна, надувает шторы. Асидзава отдал шляпу и трость секретарше и снял пиджак. В золотой булавке, придерживающей галстук, зеленым огоньком мелькает изумруд.

— Вам только что звонил господин Киёхара.

— Хорошо.

Он просил передать, что в полдень будет ждать вас в здании «Токио-кайкан».

Очень хорошо.

Потом, Окабэ-сан ² ждет вас...

Прекрасно, прекрасно. Пусть войдет.

Директор Асидзава подошел к окну и, подставив спину ветерку, закурил папиросу. Он немного сердит на себя за испуг, пережитый минуту назад по милости шпиков из тайной полиции. В самом деле, кого ему бояться?.. Однако действительность гак причудлива, что не бояться нельзя. И чем дольше продлится война, тем страшнее будет эта действительность... Сегодня все кончилось благополучно. Но не исключено, что в один прекрасный день эти двое и в самом деле ворвутся к нему в кабинет. Скверное предчувствие!

В дверь постучали В комнату вошел главный редактор Окабэ, полный, цветущего вида мужчина. Его пухлые глянцевитые щеки и слегка лысеющий лоб так и лучились здоровьем. Окабэ вошел бесцеремонным широким шагом и сразу же, без вступлений, начал привычной скороговоркой:

— Опять неприятности, шеф! Только что звонили из информационного бюро военного министерства. Приказано явиться немедленно. Сейчас я отправляюсь. Опять будет нахлобучка. Держу Пари, что из-за статьи Киёхара-сан в сентябрьском номере.

— Опять! Ну и достанется тебе! Уж постарайся как-нибудь вывернуться.

Статья Сэцуо Киёхара написана блестяще. Именно поэтому она и вызвала неудовольствие военных кругов. Сегодня утром, когда Асидзава выходил из дома, жена говорила, что беспокоится из-за прямого характера брата. По-видимому, она оказалась права.

Главный редактор Окабэ всегда знал подноготную всех происшествий. Он обладал поразительным чутьем на всякого рода новости. Это было его гордостью, его коньком. Закулисная подоплека события — вот что интересовало Окабэ больше всего. На ее основе он составлял обо всем свое особое мнение, причем сплетни и толки имели для него решающее значение.

Без пиджака, в рубашке с короткими рукавами, он присел на подлокотник кресла и, сложив на груди толстенькие ручки, принялся скороговоркой выкладывать новости.

— Из статьи Киёхара-сан, ну да, вот из этой самой статьи, в которой он пишет о вступлении наших войск в Южный Индо-Китай и о влиянии этого события на ход переговоров с Америкой, можно сделать вывод, будто наше продвижение в Индо-Китай грозит войной. Но мне лично кажется, что вступление наших войск в Индо-Китай— просто-напросто обманный маневр со стороны военных кругов. Это сделано нарочно. Вот увидите, прежде чем воевать с Америкой, мы начнем войну против Советского Союза. Ведь немецкая армия усиленно жмет на восточном фронте... Я думаю, что военные круги намерены в первую очередь покончить с Советским Союзом, а потом уже, не торопясь, исподволь, начать операции в южном направлении.