И в злобе уподобиться зверью?

И пасть таким велениям в угоду?

Не отдавай, любимый, жизнь свою!..

Сердце этой поэтессы, полное страсти, точно так же не признавало пи правительства, ни государства, оно знало только любовь, глубокую, беспредельную любовь женщины. «Не отдавай, любимый, жизнь свою!..» Все помыслы Иоко, проводившей мужа в армию, сводились к одной этой фразе. Когда она дошла до последней строчки, из глаз ее градом хлынули слезы.

В коридоре послышались шаги служанки.

— Госпожа! — раздался ее голос. Барышня Кодама пришла.

Иоко поспешно встала, по в эту минуту, раздвинув фусума³⁴, в комнату вошла Юмико. В желтом вязаном свитере и темно-синей юбке, она вся так и сияла юностью и девичьей свежестью.

— Ой, Иоко, что с тобой?

Старшая сестра вытерла глаза и улыбнулась.

— Ничего. Читала книгу и расстроилась.

— Что?! Глупости какие! А я уж испугалась, не случилось ли что-нибудь с Тайскэ? — Юмико бросила портфель на стол и заглянула в открытый томик стихов.

— Ты идешь из колледжа?

— Да. Сегодня суббота, занятия кончаются рано. Как мама?

— Здорова. Только все время тревожится о мальчиках. О них только и говорит.-

— Письма были?

— Нет. И на наши письма тоже нет ответа. Наверно, и в самом деле почта не ходит...

— С чего ты взяла?

— Папа сказал.

— Да почему же?

— Потому что, наверное, скоро опять начнется война.

— Неужели будет война' с Америкой?

— Определенно.

— Неужели и вправду будет война?..— Только сейчас Иоко насторожилась. Если начнется война с Америкой, мужу придется сражаться с американцами.

— Конечно. Оттого-то мама так и беспокоится.

— А что говорит отец?

— Ничего. Папу никогда не поймешь, что он думает. Ему бы только лечить своих пациентов... Но только в душе он тоже тревожится о мальчиках. Я-то вижу!

— Ну, как твоя музыка?

— Совсем не остается времени для занятий. Каждый день трудовая повинность. Наш колледж тоже выполняет работу для армии. Домой почти всегда прихожу после шести.

Юмико говорила, скользя глазами по строчкам раскрытой книги, которую читала Иоко. Это была совсем еще юная девушка, чистая и душой и телом. Юмико только недавно исполнилось девятнадцать лет — безыскусный, не знающий сомнений возраст, возраст мечтаний и возвышенных идеалов. Она пробегала глазами строчки стихов Акико:

Твоя жена проводит дни в печали.

Ты помнишь ли еще в чаду войны,

Как свадьбы день вы радостно встречали? — Не длилось счастье и одной весны.

Про юную любовь ее так скоро Ужель забыл ты в боевом строю? В ком без тебя найдет она опору? Не отдавай, любимый, жизнь свою! ⁵

Стихи не произвели на Юмико ни малейшего впечатления. Не знавшая страданий любви, Юмико не способна была понять ни тоску старшей сестры, ни страстную мольбу создавшей эти стихи поэтессы.

— Кунио-сан должен скоро вернуться,— сказала Иоко.

— Да?

— Он сегодня опять тренируется на аэродроме в Ханэда. Скоро придет,— сказала Иоко, приглядываясь к выражению лица Юмико.

Не поднимая головы, девушка перелистывала книгу. Она была влюблена в Кунио. Это было красивое, искреннее, не знающее сомнений и страха чувство, еще не запятнанное ни единым ошибочным шагом, ни единым греховным помыслом, чистое, как кусок белого шелка. Старшую сестру тревожила эта наивная влюбленность. Будущей весной Кунио предстояло окончить колледж; после окончания он, очевидно, сразу же уйдет на военную службу, в морскую авиацию. Это означает, что Юмико будет точно так же покинута, брошена, как сама Иоко. Вот тогда-то девушка впервые узнает горечь любви. Удар, который ее ожидает, неотвратим — его можно с уверенностью предвидеть заранее. И такая судьба ждет не одну Юмико — у тысяч японских женщин и девушек война отнимет любимых, обречет их па безысходное горе.

«Не я одна...» — подумала Иоко. Ей показалось, словно она воочию увидела великую скорбь, ожидающую всех женщин Японии — матерей, жен, невест,— и ее сердце похолодело от страха.

Юмико была младшей дочерью профессора Кодама. Обоих сыновей профессора призвали в армию, старшая дочь, Иоко, вышла замуж за Тайскэ Асидзава, с родителями осталась одна Юмико. Отец с матерью дрожали над младшей дочкой.

Когда началась война с Китаем, Юмико училась во втором классе. Воспитание, которое давалось в последующие четыре года подрастающей девочке, было целиком проникнуто духом войны. Занятия в колледже, газеты и журналы, радиопередачи — все внушало ей, что война — «прекрасная битва, которая приведет Японию к ослепительно прекрасной победе», и что «весь народ должен не щадить сил ради этой победы, ради создания нового, прекрасного Востока!» Всеми разнообразными средствами государство воспитывало народ в духе этой идеи.

Юмико, еще совсем ребенок, не могла не поддаться этому мощному воздействию, не умела, да и не могла уметь критически относиться к тому, что ее окружало. Она считала войну чем-то величественно-прекрасным, каким-то благородным порывом во имя высоких идеалов. Она верила, что долг всех храбрых мужчин — идти воевать, и находила это вполне естественным. Кунио Асидзава собирался после окончания колледжа стать летчиком военно-морской авиации. При мысли об этом Юмико не испытывала ни разочарования, ни огорчения. Ей хотелось только, чтобы Кунио стал храбрым воином, похожим на легендарных героев. Тяжелые переживания старшей сестры, всем существом восстававшей против разлуки с мужем, ее мольба: «Не отдавай, любимый, жизнь свою!» — были еще непонятны Юмико. Это была целомудренная, чистая девушка, и такой же была ее любовь к Кунио,— в ее влечении к нему не было еще ничего плотского.

Платоническая влюбленность Юмико напоминала своего рода религиозный экстаз, искавший выхода в увлечении музыкой. Кунио тоже любил музыку, и это еще сильнее влекло Юмико к роялю. В этом году она переболела легким плевритом, болезнь помешала ей сдать испытания в музыкальную школу. Но в будущем году Юмико собиралась во что бы то ни стало держать экзамен.

Нечто сходное с наивностью и чистотой Юмико было и в характере Кунио. Начиная со школьной скамьи все мальчики получали воспитание в сугубо военном духе. Им внушали, что война вовсе не ужасна; что она не только не находится в противоречии с законами морали, но, напротив, является безусловно справедливой и правильной функцией государства. Кунио был веселый, энергичный, живой юноша. От природы деятельный, подвижный, он, казалось, был создан для профессии летчика. В характере Кунио причудливо сочетались юношеское легкомыслие, упрямство и безрассудная уверенность в собственных силах. Вернувшись домой, он, едва переступив порог, заявил госпоже Сигэко, что проголодался. Он схватил со стола неочищенное яблоко и, грызя его па ходу, широкой, размашистой походкой вошел в комнату Иоко.

— А, Юмико, здравствуй! Давно пришла? А я теперь каждый день занимаюсь на аэродроме Ханэда. Скоро буду сдавать экзамен на пилота второго класса. Сегодня мы три часа тренировались летать в строю. Здорово я загорел, правда? —Энергия переполняла его, казалось — он просто не мог не болтать.

Влюбленные, когда они молоды и любят впервые, обязательно совершают одну ошибку — они органически не способны предвидеть несчастье. Даже когда это несчастье подступает совсем близко, вплотную, они не в состоянии понять всего ужаса надвигающейся трагедии. Это своего рода духовная слепота, порожденная любовью. Страна, ведущая войну, требует от своего народа максимальных жертв: мужчины должны жертвовать жизнью, женщины—любовью. Война, которую ведет государство, губит любовь его подданных. Подлинная трагедия войны состоит в том, что рвутся бесчисленные узы любви, соединяющие сердца, и несметное множество людей обрекается па разлуку и великое одиночество. Война сеет в сердцах людей семена горя, которое ничем нельзя залечить. Независимо от того, закончится ли война победой или поражением, горе, посеянное войной, навеки остается в сердце народа. Ибо война разрушает любовь.