– Ну-ну, – подумал я, – конечно, правильно, ведь тебе же больше досталось…

Больной, с седоватой щетиной на лице, со всклокоченными волосами, лежал, приоткрыв рот, на грязном, засаленном диване. На фоне общей худобы, горой возвышался огромный живот. Цирроз печени, осложненный асцитом, были видны невооруженным взглядом. На окрик и тормошение не реагировал. В ответ на покалывание слабо двигал пальцем. Давление 110/70 мм. На ЭКГ – выраженная кардиомиопатия. Проще говоря, весьма потрепанной была сердечная мышца. И никакой здесь не сон, а кома I–II. Вот и наступил завершающий этап печеночной недостаточности. Да и сама жизнь, уверенно подошла к своему финалу. Все это я объяснил сожительнице больного. Разумеется, в доступной для нее форме. Вот только ее реакция оказалась, мягко говоря, неожиданной:

– Вы че, совсем, что ли?! Если он сдохнет, на что я его хоронить-то буду?! Я че, миллионерша, что ли? Сами его и хороните, <средства предохранения> дырявые! – захрипела она дурным голосом.

Гера сделал зверскую рожу, наклонился к ней и громко рявкнул: «Гав!». Госпожа от неожиданности отшатнулась, едва не упав, но ее заботливо поддержал Толик.

С трудом нашли в помощники двух соседских мужчин и снесли больного в машину. Благополучно увезли его в стационар.

Вот он, наглядный пример алкогольной деградации личности. Эта госпожа воспринимала предстоящую потерю близкого человека, всего лишь как обременительные, ненужные расходы. Хотя, откуда там близость… Единственное, что их сближало, так это совместные поиски денег на бухло.

Обед разрешили. Ну и замечательно. Едем на Центр![15] Ба, а там красота-то какая! Снег убран, песочком посыпано. Сразу видно, что бульдозер приезжал.

…Нет, нельзя спать днем так по долгу. В четвертом часу проснулся. Сам, безо всяких вызовов. Чайку крепенького попил, покурил и этаким бодрячком себя почувствовал. Хоть на полные сутки оставайся!

А вот и вызовок нам пульнули. Поедем к девятнадцатилетнему пареньку с психозом. Полиция вызвала. Видать, сильно хорош больной, раз полицейские вперед нас приехали.

Еще в прихожей, в уши ударил поток грязнейшей, циничнейшей нецензурной брани. С нашим приходом в комнате стало окончательно тесно. Источником безобразной ругани, оказался сидящий на диване субтильный юноша с застегнутыми сзади наручниками. Двое полицейских удерживали его, не позволяя встать. Чуть поодаль, стояли родители больного с угрюмыми лицами, которые отвели нас на кухню для разговора.

Дрожащим голосом, мама рассказала:

– Он с семнадцати лет на учете состоит. Последний раз почти два месяца лежал, выписался третьего декабря. Конечно, не такой, как раньше, но поспокойнее. Сегодня он в магазин пошел, кой-какие продукты купить. А вернулся с запахом. Говорит, пива выпил. Но ведь ему же ни капельки нельзя! Ну и опять все как в прошлый раз началось. Опять дурак-дураком. Не пьяный, а именно дурной. Пакет с продуктами швырнул, прибежал на кухню, взял нож, во внутренний карман положил. Я, как увидела, сразу, давай полицию вызывать. А он ругаться начал, хотел на улицу идти, но отец его не пустил. Он тогда в комнату вбежал, тюль сорвал, видимо, собирался из окна выйти с четвертого этажа. Мы вдвоем оттащили его. Так он давай по квартире метаться…

– Да мне потом надоело все это, на пол я его повалил и верхом сел. Хорошо хоть полиция быстро приехала, – подключился к разговору отец.

– Удивляюсь, как он нож-то не достал? – сказала мама.

– Видать, не совсем еще крыша съехала… – ответил отец.

Н-да… Весьма напрягло меня известие о выпитом пиве. В состоянии алкогольного опьянения могут и не принять. Да, в психиатрическом стационаре с этим очень строго.

– Здравствуй, Павел, что случилось? Почему ты с чего такой злой-то?

– Наручники с меня снимите, э, козлы…!

– Павел, давай, сначала побеседуем! На кого ты злишься-то?

– А …ли вы все на меня уставились?! Я вам че, обезьяна, что ли?

– Павел, ты пивка попил, что ли? Много ли выпил-то?

– Да, выпил стакан разливного. И че? Вы сами-то не пьете, что ли? А я люблю пиво! Захочу – еще куплю! А вы какое пьете?

– Ну так что, Паша, почему ты такой злой-то?

– Да че вы до меня <докопались>?! Идите на фиг все отсюда!

– Нет, туда мы не пойдем. Мы в больницу поедем. Вместе с тобой, разумеется.

– Вы че, меня на Новый Год хотите в дурку закрыть, что ли?! А вот <фи> вам всем! Я <имел> вас всех!

В ходе беседы Павел зло улыбался и нелепо гримасничал.

Эх, не дай бог не примут! Ведь он тогда таких дел натворит, что даже и подумать страшно! Черт его дери, это пиво! Но все обошлось нормально. Ни я, ни он о пиве не вспоминали, да и запах уже почти не ощущался. Приняли его. Но вот ведь неугомонный парень-то! Он продолжал задираться ко всем, кто попадал ему в поле зрения, агрессивно спрашивая: «Э, ну че?!»

Нет, Павел не пьяный дебошир. Он серьезно болен. Гебефренная шизофрения у него. В настоящее время она нечасто встречается. Заболевают ею в подростковом и юношеском возрасте. Ведь неспроста же, этот вид шизофрении назван по имени богини Гебы из древнегреческой мифологии, покровительницы вечной молодости. К слову сказать, до назначения на должность богини она исполняла обязанности виночерпия на божественных корпоративах.

Характерные черты гебефренной шизофрении – это дурашливое, манерное поведение, склонность к антисоциальным поступкам, бывают отдельные элементы бреда и галлюцинаций. Такие больные могут ошибочно восприниматься окружающими как циничные хулиганы и беспредельщики.

После лечения в стационаре, болезнь Павла затаилась, притихла. Но несчастный стакан пива выпустил ее на волю и дал ей силы. Ну а теперь начинай все сначала…

Только освободился, как прилетел следующий вызов. Живот болит у женщины пятидесяти девяти лет. Ну что ж такое-то? Уж и бригад много и завала нет, а непрофильный вызов все же надо всучить!

– Живот у меня болит, вот здесь, – сказала больная, невысокая, исхудавшая женщина с бледным лицом и непричесанными короткими волосами.

– И давно?

– С ноября.

– А почему только сейчас вызвали?

– Да просто уже сил никаких нет. Больше не могу терпеть. Еще и тошнит постоянно, аппетит совсем пропал. А позавчера до кучи еще и выделения кровянистые появились.

– А вы всегда такая худенькая?

– Нет, я с ноября на двенадцать килограмм похудела.

– Куда-нибудь обращались?

– Нет, я главным бухгалтером работаю, времени вообще ни на что не хватает. Хотя, если честно, то боялась диагноз узнать… Теперь-то я настроилась. Надоело бояться. Уж скорее бы, к одному концу…

Пропальпировал. Живот мягкий, болезненный в нижних отделах, симптомов раздражения брюшины нет. Что ж, вполне можно подозревать онкозаболевание. Вот только везти непосредственно в онкодиспансер мы не имеем права, ведь диагноз-то ничем не подтвержден. В общем, свезли мы ее в гинекологию. Ну, а тамошние доктора разберутся, и, если потребуется, в онкологию переправят.

Вот и еще вызов. И снова болит живот, но только у мужчины тридцати семи лет. Ладно, пусть вызовы и непрофильные, зато несложные. Уж лучше простым извозчиком поработать, чем со всякими ужастиками мучиться.

Больной, с бледным лицом, лежал на кровати, повернувшись на бок и скрючившись. Так называемая «поза эмбриона».

– Желудок болит… Не могу… Как будто нож засадили…

– Давно болит?

– Дня два уже, но сначала не так сильно, просто ныл. Как ношпу выпью, так все проходит. А сегодня вообще дико разболелся, и ничего не помогает. Хотя у меня давно проблемы с желудком. Я летом у гастроэнтеролога был. Вон на столе бумажка, посмотрите, что написано.

Да, в заключении эрозивный гастрит. Это означает, что слизистая оболочка желудка пусть и незначительно, но все-таки повреждена. А на столе-то лежало и еще кое-что, интересное. Почти пустая упаковка мощного нестероидного противовоспалительного средства. Точнее сказать, единственная ампула осталась из десяти.