– Тебя как зовут?

– Ничччо, …, все пучком!

– Как тебя зовут?

– Гера.

– А фамилия как?

– Гера.

– Гера, как твоя фамилия?

– Гера, <распутная женщина>!

В общем, паспортные данные господина, так и остались в секрете.

– Вот, смотри, будешь пить, станешь таким же, как твой тезка! – назидательно сказал я фельдшеру Гере.

– Я не пью. Я третий год на игле, – ответил Гера.

– Ну, если так, то я за тебя спокоен!

И вновь велено следовать в сторону Центра. Как скажешь, Надежда. Следуем. Как ни странно, но доехать дали.

Оказывается, сегодня начали новую форму выдавать, как и обещали, в конце года. И это очень кстати, а то как-то я пообносился и пообтрепался. Кстати говоря, должностная инструкция обязывает нас соблюдать установленную форму одежды. Да, будто мы все при погонах. Но, несмотря на инструкцию, носили мы кто во что горазд. Один фельдшер за собственные деньги купил скоропомощную форму, очень похожую на гаишную. По его словам, иногда на вызовах люди недоумевали, зачем к ним гаишник приехал?

Вот и получил я обновки. Кастелянша Любовь Викторовна оказалась настолько любезна, что даже дала мне пакет огромный. Возьму домой, супруга мне все погладит, а уж в следующую смену надену.

Почти час не вызывали. Ну, прям чудеса какие-то сегодня! Но вот и вызовок: «ФИО, адрес такой-то, М., 38 л. Психоз, больной не учетный. Вызывает полиция».

Двухкомнатная квартира в «хрущевке». Хороший ремонт, чистенько, уютно. Но все происходящее там выделялось неприятным контрастом. Супруга больного, молодая миловидная женщина, испуганно рассказала:

– Слушайте, я даже не знаю, что с ним такое! По квартире бегал, все искал кого-то, глаза бешеные! Меня ка-а-ак швырнет об стену! Я испугалась, сразу полицию вызвала.

– Он выпивал сегодня?

– Нет, вот в том-то и дело! Он уже четвертый день вообще ни капли не пьет!

– А до этого?

– Пил почти месяц.

Двое полицейских удерживали сидящего на кровати мужчину, который делал руками движения, будто пытался вытащить изо рта нечто длинное.

– Ааа… Ну вытащите ее… Ну вы же видите?! Ааа… я сейчас задохнусь!

– Руслан, что у тебя там? Что ты вытаскиваешь?

– Да …ли вы спрашиваете?! Вон, зеленая лента мне в рот лезет! Ааа… Вытащите ее! Она пропанкой воняет!

– А что это за пропанка?

– Ну газ такой, пропан! Ааа… Ну че вы смотрите-то?! Вы че, не видите, что ли?!

– Так, Руслан, поехали в больницу, избавят там тебя от этой ленты!

– Ну вытащите ее! Ааа… Ой, …! Ну посмотрите, вот она! Вот, вот, смотрите, прямо в горло лезет! Ааа…

В машине первым делом дали больному кислород. Когда-то некоторые читатели недоумевали, мол, зачем нужен кислород при белой горячке? Так вот, у некоторых больных возникает удушье, замаскированное под галлюцинаторные образы. В данном случае некая лента проникала в горло. От чего же оно возникает? А от того, что организм суживает сосуды, в результате чего уменьшается всасывание алкоголя. И, казалось бы, это хорошо. Но вместе с тем уменьшается и количество кислорода в крови. Вот так и получается кислородное голодание.

Руслан, жадно дышавший кислородом, и, казалось бы, успокоившийся, вдруг схватил тяжеленный, двухлитровый кислородный баллон. Хорошо, что Гера мгновенно среагировал и отобрал. Но он не остановился на достигнутом, а попытался к выходу пробиться. Вот ведь засранец какой, неугомонный! Так и пришлось вязки надевать. Увезли в наркологию. А по дороге Руслан то и дело спрашивал фельдшеров, мол, почему же они не видят зеленую ленту?

Только освободился, как прилетел следующий вызов: «Неизвестный, адрес такой-то, в 4 подъезде на 3 этаже. М., 45 л. Без сознания. Алкогольное опьянение. Вызов получен через 112». Давно уже сложилось впечатление, что этих алкоголических господ выращивают в специальном инкубаторе. А после созревания разбрасывают по городу, чтоб скорая без работы не оставалась.

Возле подъезда нас встретил стихийный митинг из шести человек.

– Да сколько можно-то, в конце концов?! Там же притон натуральный! Вся шваль с района у них собирается! Весь подъезд позасирали! А эта скотина спать завалилась прямо на площадке!

– А он здесь живет, что ли?

– Нет, вообще какой-то незнакомый!

На лестничной площадке между вторым и третьим этажами, уютно свернувшись калачиком, лежал весьма вонючий господин.

– Уважаемый, просыпаемся! Давай, давай!

– Ии на …! – отмахнулся он.

Возиться с носилками очень не хотелось. Принесли из машины нашатырку, нанюхали господина. К сожалению, речь к нему не вернулась, если не считать его коронное «Ии на …!». А вот ножками, хоть и заплетающимися, господин все же пошел. Разумеется, не сам, а при надежной поддержке фельдшеров. В общем, сдали мы болезного в вытрезвитель как неизвестного.

Так, пора бы уже и пообедать, уже времечко не только подошло, но и перешло. Но у Надюши были другие планы. Еще вызов запулила: «ФИО. Адрес такой-то, психоневрологической диспансер, каб. № 6. Ж., 36 л. Медицинская эвакуация в ОКПБ. Вызвала врач Ушакова Л.А., телефон такой-то». И спорить нельзя, ведь вызов-то наш профильный.

Медицинская эвакуация, говоря простым языком, это перевозка больных и пострадавших в стационар. И мы должны были увезти пациентку в областную клиническую психиатрическую больницу. В прежние времена была у нас специализированная бригада по транспортировке психически больных. Работали на ней только фельдшеры, без врачей. Проще говоря, они извозчиками были. Потом эту бригаду ликвидировали. Посчитали, что слишком шикарно, максимум – три вызова за двенадцатичасовую смену. Ну, а теперь и нам, время от времени, приходится извозом заниматься.

Доктор Луиза Александровна тепло нас поприветствовала:

– Здравствуйте, мои любимые! Как давно мы с вами не виделись! Вся бригада, все в том же составе! Вот направленьице, девушка созрела до отделения. Она за рецептами пришла, но уж больно агрессивная и возбужденная. Не рискнула я ее отпускать.

Больная в ярко-алой куртке, со злым лицом, нервно расхаживала по коридору.

– Здравствуйте, Екатерина Николаевна! Что случилось? Что беспокоит?

– Это вас надо спрашивать, что случилось! Меня в августе на сорок пять дней в дурку закрыли! Я этих скотов засужу! Я их вообще загрызу! Вы чего творите-то, твари?!

– Так, Катерина, давайте поспокойнее. Пойдемте с нами в машинку.

– Зачем?! Вам что от меня надо-то?! У меня друзья в полиции работают! Хотите, я на вас в суд подам?!

– Екатерина Николаевна, судиться – это ваше право. А пока пойдемте.

– А если не пойду?

– А если вязки наденем?

– Да пойдемте! Скоты вы! Полицаи! Каратели! У меня друзья в полиции работают! Вас порвут за меня! Я сама вас найду! Из-под земли достану!

У людей, пришедших в диспансер всего лишь за справками, в глазах был нескрываемый ужас.

Так и доехали до стационара под ее обличительные крики. Но все-таки нужно отдать должное: у Катерины была реальная возможность уйти, не дожидаясь нашего приезда. А вот не ушла, дождалась. Да и ругалась она исключительно литературно.

Наконец-то разрешили обед. Сильно поздновато, конечно, но уж лучше поздно, чем никогда. Наобедались прекрасно, чайку крепенького попили. И как всегда я горизонтальное положение принял. Только задремал, как планшет засвиристел. «ФИО. Адрес такой-то. М. 56 л. Психоз. Больной не учетный. Вызывает мать, телефон такой-то».

Возле калитки частного дома, нас встретила пожилая женщина.

– Здравствуйте! Я его мама. Что-то с ним не то происходит! Чего-то все искал, везде заглядывал. Какой-то возбужденный, испуганный.

– Он выпивал?

– Нет, ни вчера, ни сегодня, вообще ни капли не выпил. А до этого позапил он, с октября месяца, считай, каждый день.

С седыми волосами, небритый, с глубокими бороздами на лице, больной выглядел гораздо старше своих лет. Он сидел на диване и что-то снимал с лица.

– Здравствуйте, Виталий Алексеевич! Что случилось? Что вас беспокоит?