Сам виновник торжества сидел за столом в крошечной общежитской комнатенке и с удовольствием уплетал городскую булку с вареньем. Выглядел он помоложе своих лет, этакий ребятенок непослушный.

– Георгий Петрович, это вы их вызвали, что ли? Ну зачем? Уже нормально все! – испуганно протараторил он.

– Так, Саня, давай-ка ты лучше со мной побеседуешь. Чего употребил-то, друг сердешный?

– Ниче я не употреблял, – набычился он. – Нате, обыщите меня!

– Дурень ты, Санька, не в обиду, конечно. За каким лешим мне тебя обыскивать-то? Я кто, опер, что ли? А вот когда опера придут, то тут уже поздно будет. За крохи, которые у тебя на кармане найдут, реальный срок получишь. Да если даже и не найдут ничего, а просто застанут в таком «интересном» состоянии, на учет поставят в наркодиспансер. На три года минимум. Ну и какому работодателю ты будешь нужен? Сань, у тебя профессия прекрасная, без куска хлеба никогда не останешься. Да и жизнь себе не ломай! Ну, как дела? Жалобы есть?

– Нет, все нормально. А вы меня никуда не заберете? – по-детски настороженно спросил он.

– Нет, никуда не заберем. Доедай спокойно свою булку и больше не чуди! Все, давай, удачи тебе!

– До свидания, спасибо!

Вышли с вызова, и так мне захотелось городской булки с вареньем, аж спасу нет! Не надо мне никакого обеда, а только булку с вареньем. И желательно черничным. Ну прям как прихоть беременной.

Разрешили обед. Вопреки должностной инструкции, отклонились мы от маршрута, зашел я в магазин, купил две городских булки и две маленьких баночки черничного джема.

Наелся от души. А вот принесенный из дома обед остался нетронутым. Но моим парням еще до утра работать, съедят за милую душу!

Не вызывали очень долго. Два часа с лишним проспал, но планшет громко засвиристел, как будильник. Вызвали нас к женщине пятидесяти семи лет с психозом. Ну что ж, поедем, только умыться нужно для пущей бодрости.

Во дворе «хрущевки» нас встретил представительный седоватый мужчина с усами и в очках.

– Здравствуйте! Я ее муж бывший, но все равно курирую ее, иначе она дочку достает по телефону, да и без звонков беды может наделать. Пожар устроит запросто. Это мы уже проходили.

– На учете состоит?

– Ну а как же?! С двенадцатого года. Госпитализировалась столько, что и не сосчитаешь. А таблетки не пьет, на уколы не ходит.

Больная, одетая в розовый спортивный костюм, непричесанная и неухоженная, встретила нас крайне неприветливо и настороженно.

– Что, <самка собаки>, <гомосексуалист пользованный>, все же вызвал, да?! Да тебя вообще уничтожить надо! – накинулась она на бывшего мужа.

– Так, Наталья Алексеевна, во-первых, здравствуйте. Во-вторых, давайте спокойно поговорим со мной. Ведь я же ваших дел не знаю.

– А вот, спросите этого типа, зачем он к родной дочери Тарасова подсылает?!

– Какого Тарасова и зачем подсылает?

– Так вы и спросите его, зачем?!

– Наталья Алексеевна, но ведь я же с вами беседую, уж расскажите мне, пожалуйста.

– А чего рассказывать-то? И так уж все знают, что он к ней Тарасова подсылает, изнасиловать ее!

– Ну а кто такой Тарасов?

– Бандит и сволочь. Он женщин насилует и квартиры у них отбирает. Он дочку мою давно преследует. Запугал ее, застращал по-всякому, против меня настроил. Я ее спрашиваю, мол, может полицию вызвать, а она на меня прямо матом натуральным. Обзывает меня все время дурой и шизофреничкой.

– А откуда вам известно про этого Тарасова?

– Да вы смеетесь, что ли?! Везде пишут и по телевизору показывают! Вчера буквально купила газету с программой, так там прямо открытым текстом написано, скольких он изнасиловал и погубил! А эту сволочь, муженька моего бывшего, нужно вообще за … подвесить, за то, что он заодно с этим Тарасовым!

– Ну что же, Наталья Алексеевна, нужно в больничку поехать, полечиться.

– Чего-о-о?! Щ-щ-щас, прямо! Ну-ка, все отсюда на … пошли, падлы!

И больная, быстро схватив табуретку, замахнулась ею на меня. Но Толик с Герой были наготове. Вязки на нее надели, но ценой прокушенной руки Толика. В стационаре была вторая часть Марлезонского балета с укладыванием Натальи Алексеевны на вязки.

– Толь, ты смену-то доработаешь ли? – спросил я.

– Да без базара, Иваныч! – бодро ответил он.

Следующий вызов был к Максимке, великовозрастному профессиональному алкоголику. Да, да, именно к тому самому Максимке, который живет с пожилой мамой в благоустроенной квартире, но предпочитает пить всякую дрянь и валяться, где ни попадя.

Максимка, как и обычно, сидел на заднице, улыбаясь беззубым ртом, а рядом с ним стояли двое суровых полицейских.

– Ну, здравствуй, Максимушка, лапуля облезлая! В вытрезвитель собрался? Так сейчас тебя добрые дяди полицейские туда увезут!

– Гы-ы-ы! – радостно ощерился он беззубым ртом.

– Это кто его повезет?! – вскинулся прапорщик.

– Вы, разумеется, – невозмутимо ответил я.

– Это с какого перепуга?

– С такого, что вы имеете такое же право доставлять в вытрезвитель. Но упорно перекладываете это на скорую. Именно поэтому мы сейчас уезжаем, а вы его забираете.

– Нет, мне чего, рапорт, что ли, написать? – грозно спросил прапорщик.

– Вам никто не мешает. Пишите хоть десять рапортов. А мы поехали. До свидания!

Наконец-то дал я им отпор. Достали, всю пьянь на нас перекладывают! Не хочется грязного в полицейскую машину сажать? А нам в машину скорой, в которой мы настоящих больных перевозим, можно посадить облеванного, обоссанного или вшивого?

Распоряжение следовать к Центру. Следуем, конечно, но ничуть не надеясь на доезд. И точно. Дали падение мужчины тридцати пяти лет с седьмого этажа. Едем со «светомузыкой». Бесполезно. Травмы, абсолютно не совместимые с жизнью. Рядом с телом рыдает молодая вдова. Покойный прыгнул сам – это все, что удалось выяснить. Накрыли тело одноразовыми простынками, оформил я необходимую писанину.

И вновь, команда следовать к центру. Едем. И тут звонок на планшет от Надежды:

– Юрий Иваныч, срочно подъедьте по такому-то адресу, там фельдшера Леру Звонареву с вызова не выпускают. Она позвонила, сказала, что там реланиум требуют. Полиция пока не подъехала, а вы как раз рядышком.

– Понял, уже едем!

– Спасибо, Юрий Иваныч!

Водитель Володя безо всякой команды врубил «светомузыку». Долетели минуты за три.

Во дворе девятиэтажки стояла скоропомощная машинка с бортовым номером тридцать четыре. И Лерочка уже сидела в кабине, в целости и сохранности. И это главное.

– Лера, что там случилось?

– Да чего, у женщины якобы какое-то неврологическое заболевание, какое – они не помнят, и ей вроде как назначили реланиум внутривенно. Но ни выписок, никаких документов нет. Говорит, что все отдала в поликлинику. А как я без документов такой препарат сделаю? Как я его спишу?

– Они асоциалы, что ли, какие?

– Да нет, оба приличные, квартира такая хорошая. Они, как только услышали, что я позвонила и просила полицию вызвать, так тут же меня выпустили.

– Ну и как ты, полицию дожидаться будешь?

– Конечно, буду! Вот уж нифига я им этого не прощу!

– Ладно, Лерочка, удачи тебе!

Хотя, вряд ли будет какой-то толк от вызова полиции. Ведь фельдшера отпустили добровольно, никакого насилия к ней не применялось, а значит, уголовная ответственность исключается. Приедут, пальчиком погрозят и уедут восвояси. Но справедливости ради, виновата здесь не полиция, а наше законодательство.

Ну, а теперь вызов в неврологическое отделение Пятой горбольницы к агрессивному мужичку сорока трех лет, с психозом.

В отделении нас встретили врач с молоденькой медсестрой, которую била крупная дрожь. Врач, сам-то еще не отошедший от стресса, рассказал:

– Он вчера поступил. Я сразу просек, что у него похмелье жутчайшее. Но вчера все нормально было. А сегодня начал по всему отделению шариться, пытался денег занять. Понятно, что у него «трубы горели». Я предупредил его, что, мол, если не успокоишься, выпишу за нарушение режима.