По экрану заскользили титры. Альф недовольно зарычал.

– Ты чего? – удивилась Нина.

Бордер-колли вновь зарычал, куда громче и требовательнее.

– Не хочешь – не смотри.

Подумав, пес выбежал из комнаты.

– Странный какой-то, – проворчала она и, устраиваясь поудобнее, закинула ноги на подлокотник.

Но расслабиться перед телевизором не удалось: вернувшийся Альф подбежал к хозяйке и бросил теннисный мяч прямо ей в нос.

– Ай! – Нина сжала переносицу пальцами. – Я обещала тебе поиграть, – вспомнила она, разглядывая любимую собачью игрушку. – Совсем забыла.

Она поднялась с кресла и выключила телевизор.

– Фильм может подождать до завтра, – она обернулась на своего питомца. – А вот неугомонный пес, видимо, не может. Ладно, кто быстрее до ручья? – она согнула ноги в коленях и замерла, глядя на припавшего к полу Альфа, будто вставшего на низкий старт. – Три, два…

Они разом сорвались с места и, громко топая, помчались по коридору, затем по лестнице, через холл первого этажа, стремясь наружу, в темноту и прохладу вечернего леса, где у ручья их ждали заросли цветущего олеандра.

А еще страх. Страх, что никогда больше ее не увижу и никогда не узнаю, что с ней произошло.

И боль… Боль – это эмоция? В моем случае да. У меня болит все тело, словно внутренности перемолоты в фарш. Или заморожены. Или перемолоты, а потом заморожены. Боже, что я несу. Надо вырвать и сжечь этот лист, иначе меня упекут в психушку. Это в компетенции психотерапевтов? (Отметка себе – узнать.) Ладно, шучу. Не стану я ничего сжигать, тем более страницы пронумерованы. Как хитрó.

Кстати, как вам мой сон? Наверное, дедушка Фрейд плакал бы от счастья, окажись я его пациенткой. А если серьезно, что он может означать? Что имела в виду Эля, повторяя: «Она пришла, и мне пришлось уйти?» Кто «она»? Мама? За ней пришла наша покойная мама? Или… Она – это не человек? Болезнь? Беда? Любовь? Кара? Смерть? Шизофрения?

Чувствую, пора закругляться. Поток сознания – это, может, и чудесно в случае с Фолкнером, но в моем исполнении он превращается в поток бреда.

Нина обожала ездить на общественном транспорте по выходным, особенно если направлялся он от центра города к окраинам. Тишина, полупустой автобус, редкие пассажиры, везущие в коробках и корзинах саженцы на дачу. Лица светятся предвкушением выходных, полных солнца, грядок и шашлыков.

Нина окинула взглядом случайных попутчиков и почувствовала, как грудь распирает от любви к этим незнакомцам: к их простенькой дачной одежде, к их полным нехитрой провизией авоськам, к их мозолистым от тяпок рукам, едва успевшим зажить с прошлых выходных. Несколько человек перехватили ее взгляд и улыбнулись в ответ. В солнечное, пахнущее морской солью утро просто невозможно не излучать любовь ко всему окружающему миру.

Сидящий у ее ног пес жизнерадостно улыбался каждому пассажиру и подметал пушистым хвостом пол автобуса. Он наслаждался поездкой ничуть не меньше двуногих, несмотря на то что хозяйка не позволила ему сесть на сиденье рядом с собой.

– Какой милаха, – проговорила сидящая через проход пожилая женщина в соломенной шляпке.

Альф перевел на нее взгляд и расплылся в еще более широкой улыбке. Женщина опустила руку в карман и вынула завернутый в салфетку пряник.

– Можно? – спросила она его хозяйку.

– Можно, – улыбнулась Нина.

Пес с удовольствием проглотил угощение и благодарно лизнул морщинистую руку. Женщина засмущалась и замахала на Альфа рукой – ой, да брось, мелочи какие.

– Спасибо большое, – Нина поднялась и легонько подтолкнула Альфа в сторону выхода. – Наша остановка.

В подтверждение ее слов автобус замедлился и остановился напротив выложенной мелкой мозаикой остановки.

– Хороших вам выходных, – махнула на прощание дама в соломенной шляпке.

– И вам, – отозвалась Нина, одновременно с Альфом спрыгивая с подножки. – Соньке о прянике ни слова, – предупредила она, как только за ними закрылись двери.

Они постояли напротив пустой остановки, разглядывая выложенный мозаикой рисунок – лежащую на волнах русалку с традиционно рыбьим хвостом.

– Добро пожаловать на озеро Тихое, – улыбнулась ей Нина и двинулась по пустой дороге вдоль зарослей платанов, на ветках которых заливисто пели невидимые птицы. Справа сквозь шатер из листьев уверенно пробивались лучи света, слева бликовало на поверхности озера солнце.

Нина с Альфом шли вдоль безлюдной дороги, огороженной низким каменным забором. Через десять метров они повернули налево и устремились вниз по деревянной лестнице, что змеей петляла меж домов до самого озера, ртутью сверкавшего в низине среди зеленых холмов. Альф бежал рядом с хозяйкой и на ходу принюхивался к ассорти из запахов, атаковавших со всех сторон, – жарящееся на огне мясо, свежескошенная трава, недавно покрашенный забор, остывающий у окна грушевый пирог. Окрестности озера казались кусочком рая на земле.

Пятьдесят лет назад эту территорию признали заповедной, и строительство с тех пор запретили. Побережье осталось усыпано редкими постройками начала века и старше: двухэтажные деревянные дачи с яркими фасадами чередовались со старинными каменными усадьбами и особняками прошлых столетий. Облагороженные парки плавно переходили в цветущие фруктовые сады, гудящие от полчищ трудолюбивых пчел. Частный транспорт также был под запретом, поэтому перемещались здесь преимущественно пешком, хотя велосипеды, самокаты и ролики не возбранялись. Освободившаяся от тарахтения машин земля мигом приманила обратно дикую живность с окрестных лесов и холмов. Часто, прогуливаясь по местным улочкам, можно было заметить перебегающего дорогу зайца или енота, а лисы так вообще вели себя вальяжно – гоняли местных собак, пили воду из ведер у колодцев, а одной даже хватило наглости улечься в натянутый между деревьями гамак – ее с трудом удалось согнать даже участковому.

Нина с подружками обожали это место и частенько приезжали сюда на прогулку. Правда, манил их не симбиоз людей и дикой живности, а само озеро, вокруг которого слагались самые жуткие из городских легенд. Факты о нем перемежались с вымыслом, и по прошествии десятилетий никто уже и не разберет, какая часть этих легенд правда, а какая выдумка.

Фактом однозначно являлось то, что озеро здесь было не всегда. Двести лет назад на этом месте находилась деревушка – небольшая, но со своей рыночной площадью и церковью. Но однажды городское руководство приняло решение деревню утопить. Дамба, защищавшая от водной стихии, якобы дала течь, и затопление деревни оставалось вопросом времени, поэтому выбор оказался невелик – продолжать молиться, что дряхлеющая с каждым днем дамба выстоит и не прорвется внезапно, отправив на тот свет несколько сотен людей, или эвакуировать жителей загодя, открыть дамбу и позволить неизбежному случиться с наименьшими потерями. Выбор предсказуемо пал на второе. Так родилось озеро, впоследствии нареченное Тихим.