В тёмной детской витал аромат «Красной Москвы»[25]. Мать, в какой-то странной, незнакомой доселе, фатальной полусогбенной позе, жёстко уперев локти себе в коленки и сцепив пальцы в замок, сидела на краю его кроватки и, то ища в полумраке его взгляд своими подёрнутыми слезливой влагой глазами, то отворачивая прочь, в темь, своё красивое заплаканное лицо и вытирая ладонью расплывшиеся вокруг глаз тени, – заискивающе причитывала:

– Ну, пожалуйста, не надо, не ходи с ними! Я знаю, какой ты! Я видела, как вы с ребятами швырялись ледяными снежками там, у школы, когда играли в войнушку. Я наблюдала за тобой издалека, незаметно для тебя. Ты был занят с ними. Не удивляйся. Ты отча́янный! Ты же ничего не замеча́ешь вокруг себя, когда вокруг тебя друзья! Эти ваши идио́тские вопросы че́сти, которые вы всё никак реши́ть между собой не мо́жете! И эти ваши дешёвые побе́ды, которые неизвестно кому из вас и за что́ доста́нутся! Я ви́жу, я чу́вствую, что уже не имею ту вла́сть над тобой, как это было раньше. Что на тебя уже ничто́ не де́йствует. Я только об одно́м прошу: не ходи́ туда! Ну, туда́, где будут стреля́ть друг в друга. Где убива́ют. Не ходи ни за что́ на све́те! Я умоля́ю тебя! Пожа́луйста! Ина́че я сойду с ума́! – Она, опять чуть не разрыдавшись в голос, но усилием воли загнав свой новый материнский истерический приступ внутрь себя, резко повернулась к сыну, полёживавшему себе преспокойненько в пижамке, закинув руки за́ голову, и смотревшему на Неё снизу вверх внимательно и даже с некоторой жалостью со своей детской кроватки, – резко повернулась, как-то нервно, даже маниакально, расширила глаза и выпалила ему в упор:

– Ну, хо́чешь, давай, ты будешь торговать ору́жием! Хо́чешь?! Мы сде́лаем! Мы так сде́лаем! Представля́ешь?! Поставлять и ру́жья, и автома́ты, и даже пу́шки, и та́-анки.

– Это ка́к это поставлять? – глуповато переспросил он, стараясь сохранять важный тон в мальчишеском голосе.

– Ну-у… продавать, продавать, понима́ешь? Туда́, где они всего нужне́е, – Она почувствовала, что сейчас Ей вот-вот удастся пробудить его интерес.

Тут он, и правда, резко приподнявшись в постели на один локоть, стал вслух фантазировать и увлечённо допытываться ночным приключенческим шёпотом:

– Да-а?! А самолёты?! Самолёты – вот это здо́ровски! Мам, а самолё-ёты можно будет продавать, в смысле, поставлять?

– И даже самолёты! Коне́чно! – Она уже предчувствовала свой триумф и стала несколько успокаиваться, смахнув с глаз какую-то последнюю глупую, непонятно что́ там забывшую слезу. – Представля́ешь?! Но только не ходи туда, к ни́м, с ни́ми! – После некоторой паузы Она, слегка закинув голову назад, таинственным голосом Кассандры стала расписывать красо́ты его блестящего будущего, суля ему невероятный карьерный взлёт на поприще оптовой торговли вооружением:

– Да! Я ви-ижу! Ты будешь поставлять ору́жие. Туда́, где оно потре́буется. Где оно будет бо́лее всего необходи́мо в нужный момент! Где его будут очень жда́ть! И самолёты тоже. Непреме́нно! Ты будешь очень ва́жным для них, незамени́мым человеком! Зна́ешь, на этом даже можно зарабо́-отать. Причём, о́ччень хорошо заработать! – Она вытянула вертикально вверх свой длинный указательный палец слоновой кости, венчавшийся острым ногтем. – Можно разбогате́-еть! – Только, пожалуйста, останься. Пожа́луйста! – чуть было снова не сорвалась Она…

А он откинулся обратно на подушку и ровно, даже с некоторым презрением, смотрел на Неё и на Её мокрые глаза, и на Её красивые руки, привыкшие гладить его в младенчестве, которые Она теперь уже не знала, куда девать, судорожно водя ими сверху по его детскому одеялу. Вдруг, резко изменив тональность, Она быстро, но отчётливо зароптала сокрушённым полушёпотом:

– Хорошо-о… Хорошо-о… Иди́! Иди́-и-и! Иди, с ке́м хочешь и куда́ хочешь! Я зна́ю, всё знаю! Ты всё равно пойдёшь, – всхлипнув, Она поднялась и отрешённо покачала головой, словно сдаваясь перед страшной неизбежностью. – Ты с ними пое́дешь. Тогда будет война́. Небольшая. Но будет война́. Не знаю ещё где́, какой регион… Како́й регион?! Како́й?! – ходила Она по детской, схватившись за голову, и стенала глухо с уже высохшими, словно Арал, ме́ртвенно глядевшими перед собой глазами.

Он спустил голые ноги из-под одеяла и, сидя на кровати, изумлённо, с опаской, наблюдал сквозь потёмки за Её движущимся силуэтом, за Её взволнованными ломаными шагами, как бы в ожидании новых унижений своего достоинства, приподняв к Ней острый подбородок. Но, испытав присущее ему в минуты Её срывов желание по-мужски сбить это Её спонтанное бешенство каким-нибудь логическим включением, да и самому спастись от Её бессмысленной, иррациональной девчачьей сопливости, – витавшей тут с какой-то стати в ночном героическом воздухе его детского мира, забивая соломой его мозги, и неотвязно липшей к нему по его сентиментальной слабости по-сыновнему сопереживать Матери в такие тяжёлые минуты, – Дениска в спокойном тоне задал свой вопрос, словно запросил рутинную справку в Географическом обществе при Академии наук СССР:

– Что́ есть регио́н?

– Ну где, понимаешь?! В какой республике!

– Что значит республика? – по-прежнему невозмутимо уточнил он далее, уже вставая с кровати, в надежде вернуть Её к разуму и заинтересовать те́м, о чём он якобы хотел разузнать как о чём-то новом для себя. И тут он принялся, пригнув голову к паркету и расширив зрачки, как бы невзначай рыскать вокруг Неё в поисках своего потерявшегося правого тапочка.

– Тоже не знаешь, что ли? Да-а, милок. Ну, мы в России живём. А у нас в советской стране есть ещё четырнадцать республик, кроме России. Как самостоятельные государства. Самостоятельно мы проходили с тобой уже. Или нет? – Она мгновенным прикосновением пальцев к выключателю зажгла свет на потолке.

– Проходи-или, – протянул он, сонливо жмурясь.

– Хорошо. Ну вот. Но все они – части одного целого, части одной большой страны – на́шей страны. Понял?!

Он кивнул, по-прежнему занимаясь поисками.

– Как страна́-то называется, зна́ешь?

– Зна-аю. Сэ́с-сэ́р – так, что ль, вро-оде… – отмахнулся он, как от скучного урока по школьной программе.

– Не сесесе́р, а СССР! Или Сове́тский Сою́з. Та́к мы говорим. Повтори!

– Сове́тский Сою́з!

– Вот! И война будет на нашей, советской, территории. Но где точно, в какой республике, не знаю. – И вдруг Её словно всю кольнуло, или прошило автоматной очередью, и Она, резко дёрнувшись, конвульсивно схватилась за́ голову:

– Украина! Боже мой, бедная Украина! Да! – Она остановилась как вкопанная на середине детской комнаты и начала слегка покачиваться, словно потерявшая себя пьяная девка, словно своими магическими повторяющимися раскачиваниями Она стремилась замолить и расколдовать обратно страшное будущее. Потом вдруг странно, тихо замерла:

– И тогда-а… И ты не сможешь остаться. Ты поедешь с ними… – пролепетала Она еле слышно, как сквозь сон.

– «Всегда готов!», – прогорланил он, салютану́в по-пионерски взмахом руки надо лбом, хоть и был в ночи без пионерского галстука и без значка, зато в байковой пижаме.