Я перепугалась.

– Где инструкция к препарату? – крикнула я. – Где?

Она не ответила. Я схватила ее за плечи и потрясла. Она зазвенела своими побрякушками, как железная банка с леденцами.

– На кухне, кажется, – прошептала Бэлка.

Я помчалась на кухню, сшибив по дороге торшер.

– Аккуратней, – подала недовольный голос Бэлка.

«На любой яд должно быть противоядие», – припомнилось мне. Если она жива через два часа после отравления, значит есть надежда, что лекарство не так, чтобы очень смертельно.

Инструкцию я нашла быстро. Она валялась на полу, рядом с мусорным ведром. Я схватила бумажку и отчаянно стала пытаться разобраться в французских словах. Потом я нашла шкафчик-аптечку и обнаружила там точно такой же пузырек, только целый.

Когда я зашла в гостиную, Бэлка смотрела на меня, чуть приподняв с дивана голову. Зрачки у нее были расширены, щеки трепал юношеский румянец, а в остальном это была прежняя, совсем неотравленная Бэлка.

– Значит, говоришь, в глазах эротические фантазии? – с усмешкой поинтересовалась я у подруги.

– Ну... что-то вроде того, – пробормотала Бэлка, уронила голову на подушку и вдруг заплакала. Слезы набирали оборот и быстро превратились в рыдания. – Мне хреново, хреново, хреново! – сказала она. – Я не хочу жить! Вернее, не хотела два часа назад, а теперь боюсь! Я боюсь умирать! Ведь если паршивая яйцеклетка позволила найти себя наглому сперматозоиду, значит, был в этом божий замысел?! Был?!!

Я открыла флакончик, ссыпала в рот маленькие розовые таблеточки и запила их стаканом воды, прихваченным с кухни.

– Что ты делаешь?!! – Бэлка подлетела с дивана, и, поставив рекорд по прыжкам в длину, очутилась около меня. – Ты что натворила? – Она начала колотить меня по рукам. Стакан, вылетев из моих рук, звонко и весело разбился о блестящий паркет. – Сволочь, дура, скотина, дерьмо собачье! – дала она пулеметную очередь из всех известных ей ругательств.

– Но ты же прыгала со мной из окна, царапала рожу шипами! Почему мне нельзя отравиться с тобой за компанию? – захохотала я.

– Черт! – Бэлка плюхнулась на пол, схватилась руками за голову и завыла: – Что ж теперь делать–то?! «Скорая» сюда не поедет! Слушай, давай, сами в больницу поедем, сделаем промывание желудка! – Бэлка вскочила и за руку потянула меня к двери. Но силенок у нее не хватило, чтобы сдвинуть меня с места.

– Бэлка, не будь эгоисткой! Я тоже хочу эротические фантазии! – захохотала я, плюхнулась на диван и заняла позицию, в которой пребывала до этого Бэлка – голова на подушке, глаза в поток.

– Элка! – Бэлка присела на край дивана и снова заплакала. – Ну поехали в больницу! Кажется, я в состоянии вести машину!

– Не мешай, – отмахнулась я от нее. – Кажется, началось...

– Да что происходит?!! – нервы у Бэлки сдали, она завизжала и затопала ногами. Я бессовестно насладилась ее истерикой, и только потом заявила:

– Мы нажрались таблеток от импотенции. Какое-то современное французское суперсредство.

– А-а-а-а-а! – заорала Бэлка и схватилась за низ живота.

– Не надейся, не вырастет, – скосила я на нее глаза.

– А-а-а-а? – сменив интонацию и ослабив накал, повторила Бэлка.

– Вот те и а-а! – передразнила ее я.

– А что теперь делать-то? – перешла она на человеческий язык.

– Наслаждаться, – заверила я ее, – должны же мы хоть раз испытать то, что чувствует этот похотливый мужской пол.

– Господи, я даже покончить с собой по-человечески не смогла!

– Впрочем, как и я вчера вечером, – подбодрила я ее.

– Слушай, а ты уверена, что это от... от...

– Бэлка, слово «импотенция» на всех языках пишется одинаково.

– Да? А я-то думаю, почему мой прокурор таблетки эти перед сном всегда пьет? Думала, от давления... Ну как?! – спросила она у меня.

– Сердце бухает, в висках стучит, в глазах... в глазах твой прокурор – старый, вялый, беспомощный. Ничего эротического.

– Слушай, поедем, желудок промоем, – взмолилась Бэлка и снова пощупала у себя низ живота.

– Ну поехали, – пожала плечами я. Пожалуй, я и правда неважно себя чувствовала – голова кружилась, в ушах шумело, и – никаких приятных галлюцинаций.

– Я за рулем, – оживилась Бэлка, – я... вполне ничего себя ощущаю.

– Я на своем коне, – пресекла я ее попытку командовать ситуацией.

Через пять минут мы мчались по загородной трассе. Я впереди на своем «Харлее», она чуть позади, на красном «Мерседесе» – кабриолете с открытым верхом.

Как только свежий воздух на скорости двести километров в час ударил мне в лицо, я почувствовала себя лучше. Чуть притормозив, я поравнялась с Бэлкой и крикнула ей:

– Я не хочу в больницу!

– Я тоже! – проорала она. – Давай, в мой клуб! Посидим!

– Давай! – Я газанула и оставила ее далеко позади, потому что ни один «Мерс» не в состоянии обогнать мой бешеный, сумасшедший «Харлей».

Ночной клуб «Амнезия», пожалуй, был лучшим в городе, и, безусловно, самым дорогим. Тут не мельтешили тинейджерки в мини-юбочках и кружевных топиках, тут сидели только две парочки самого респектабельного и нетупого вида.

На сцене интеллигентно раздевалась девушка начитанной внешности. Она мне понравилась, потому что, когда осталась в чем мать родила, на ее лице блестели очочки в тонкой оправе. Это было тонко, изысканно, небанально.

– Браво! – крикнула я и с энтузиазмом похлопала. Девушка метнулась за кулисы, словно аплодисменты ее напугали. Это тоже было изысканно, и я снова похлопала.

Мы с Бэлкой уже выпили по два крепчайших коктейля со странным названием «Оргазм в космосе». Бэлка курила кальян и разглагольствовала:

– Нет, ну подумать никогда не могла, что из-за какого-то малахольного америкоза мне захочется покончить с собой! Это ты меня с панталыку сбила своим выбросом из окна! Подумать только, какие страсти! Если честно, я тебе позавидовала. Это ж надо, так любить человека, что своя жизнь без него ничего не значит! Слушай, я вот думаю, а это не вредно – алкоголь на эти таблетки?!

– А ты не думай, – посоветовала я ей, – тебе это вредно. Вот задумалась сегодня днем первый раз в жизни – и что получилось?

– Все из-за того, что из дома выйти постеснялась, – Бэлка потрогала пальцем свои царапины. – Слушай, а может мне завести собаку? Ведь вопрос никчемности не отпал.

– Заведи, – кивнула я. – Лучше двух. А еще лучше, разведись со своим прокурором, найди нормального парня и роди ему близнецов.

– Что?!! Жить ради пары шелудивых собачек, смазливого, но бедного парня и двух сопливых детей?! – пьяно поинтересовалась у меня Бэлка, пуская дым через нос.

– Жить надо ради любви, – сказала я и закашлялась – так пафосно, так банально, и так... правильно я это сказала.

– Элка, – Бэлка блеснула глазами так, что ее бриллианты показались тусклыми булыжниками, – скажи, ты что-то узнала про Бизю? Он жив?

– Ты с ума сошла!

– Ну расскажи, – зашептала мне Бэлка, – я никому ничего не скажу! Я точно знаю – ты узнала, что Бизя жив! Я же вижу – ты прежняя! Ты прежняя сумасшедшая Элка, а не труп ходячий, которым была вчера. А ты не можешь быть прежней, если Бизя все еще числится погибшим. Не можешь! – Она шарахнула по столу кулаком. – Вчера ты была чужая и страшная, а сегодня вдруг стала прежней, дурной до невозможности Элкой! Ну расскажи!

Я зажала себе рукой рот. Мне так захотелось все рассказать Бэлке, что был только один способ остановить себя – зажать рот.

Хорошего же она обо мне мнения – «ты стала прежней, дурной до невозможности Элкой»!

Наверное, глаза у меня смеялись, потому что Бэлка захохотала и стала отрывать от лица мои руки.

– Элка, расскажи! Расскажи, Элка! Я хочу знать! Я хочу знать все про любовь, ради которой можно вот так, мордой в розы, с первого этажа... и ради которой можно и нужно жить! Ну дай погреться у чужого огонька, вдруг мне так и придется коротать свой век с прокурором?! Бизя, что, организовал эту аварию, чтобы совершить побег? Он жив? Скрывается? Где?!