– Как хочешь. Кальмарники редко нападают днем.

– Да, знаю. – Отложив в сторону арбалет, Катрина взяла из ящика комода, набитого оружием самых разных марок и моделей, запасной револьвер «Веблей-32», а затем пришпилила на место украшенную цветами широкополую шляпку и торопливым шагом вышла из гостиной, заперев за собой дверь.

Может быть, она, как и дядя, принадлежит к какому-то тайному обществу, – подумала Мэри, устало усмехаясь. – Международный Союз Кухарок и Поварих. Компания «Домработницы, Инкорпорейтед».

Порывисто поднявшись и собираясь приготовить себе еще европейского кофе, Мэри подавила недостойный зевок. Сейчас бы она не постеснялась принять помощь от кого угодно. Даже от того странного и таинственного клуба «Дочери Лесбоса», который так хотел заполучить ее в свои члены, но дядя Феликс категорически не разрешил ей даже посетить хотя бы одно собрание.

Порывшись в кармане, Мэри нашла спичку «Люцифер» и очень не по-дамски зажгла ее, чиркнув о каблук. Запалив маленькую спиртовую горелку под серебряным кофейником, она отрегулировала голубое пламя, и кофе вскоре забурлил. Устало доплетясь до кресла, Мэри вдохнула резкий запах кофе и мысленно помолилась Вселенной о том, чтобы у дяди Феликса и Бенджамина получалось остановить надвигающийся апокалипсис лучше, чем у нее.

Когда толстая кухарка покинула музей и торопливо зашагала по улице, тощая белочка выплюнула изо рта орехи. Черт, что за ужасный вкус! Выйдя на угол улицы, белка сунула в рот два крошечных пальца и свистнула кэб. Когда карета, не останавливаясь, прогрохотала мимо по булыжникам мостовой, белка посмотрела на свою мохнатую лапу, а затем стукнула себя по голове прямо между заостренных ушей. Белка бросилась в невысокий кустарник, из которого вскоре донеслось какое-то нечеловеческое бормотание, последовала вспышка света, удар грома, и из куста поднялся покрытый пучками меха и листьев дутарианский верховный жрец Живого Бога Кальмара.

Кое-как выбравшись из густых кустов, измотанный верховный жрец начал было подзывать другой кэб, остановился и сердито выплюнул изо рта желудь. Во имя Великого Бога Кальмара, эти проклятые штуки затесались повсюду!

Подойдя к кромке тротуара, верховный жрец пронзительно свистнул, и тот же самый кэб, чуть ранее проехавший мимо, на этот раз остановился, позволяя жрецу забраться в карету.

– Как все прошло, Святейший? – спросил кэбмен, тряхнув поводьями. Лошади заржали и тронулись легкой рысью.

– Эти маленькие глупые юбки собираются привести какую-то подмогу, – проворчал жрец, откидываясь на спинку сиденья, а затем нахмурился и, сунув руку в штаны, извлек оттуда еще один желудь. На сей раз он отправил его в рот и вовсю принялся жевать.

– Это может обернуться бедой, сэр, – сказал возница, покосившись на тротуар. На углу маршировала, построившись плотной колонной, целая рота британской Королевской морской пехоты; на древке развевался «Юнион Джек», а двое мускулистых шотландцев в килтах мастерски заставляли страдальчески выть свои волынки.

– Только для них, – проворчал верховный жрец, повернувшись, чтобы поскорее выплюнуть остатки желудевой шляпки. Хмм, весьма неплохо. Видно, ко вкусу желудей просто надо привыкнуть. Как, например, к американскому пиву или человеческим мозгам.

А за пределами кэба марширующие солдаты с большим усердием затянули новую мелодию. Заслышав этот кошачий концерт, жрец поморщился. А вот волынки, с другой стороны...

– Что вы имеете в виду, сэр? – озадаченно спросил возница, кривясь от музыкального покушения на свой слух.

Разодрав носовой платок, тощий дутарианин заткнул кусками ткани уши. А, вот так-то лучше.

– Если эти дамы могут вызвать подмогу, то и мы тоже! – сердито прорычал верховный жрец. – Только позволь заверить, что наши новые помощники будут намного более... инфернальными, чем любые из тех, что могут нанять они.

Сойдя с трапа, проф. Эйнштейн и лорд Карстерс пролезли через люк в планшире и оказались на деревянной палубе странного судна. Когда они ступили на нее, окружавший исследователей неестественный туман сделал последнее завихрение и растаял без следа. Когда в воздухе прояснилось, друзьям на мгновение показалось, будто они уменьшились в размерах. Однако тут же ошеломленные исследователи поняли, в чем дело: этот парусник был огромным. Чудовищно огромным. Громадней всего когда-либо виденного ими.

Судно походило на клипер Старого света, с уходящей вдаль, словно огромная пустынная равнина, главной палубой. К небу тянулись девять громадных мачт, все, как одна, толще Белой башни Тауэра. Десять тысяч акров парусов были опутаны милями канатов. На палубе имелась дюжина кабестанов с намотанными на барабаны цепями, отдельные звенья которых были настолько толстыми, что сами по себе могли служить якорями. Форкастль был больше, чем Альберт-Холл; на шканцах мог проводить маневры армейский батальон, в то время как ахтеркастль равнялся по величине замку Букингемского дворца.

Наблюдались и еще большие странности. Темная древесина корабля была рыхлой, и хотя, если не приглядываться, казалась прочной, было заметно, что материал весьма опасно деформирован. Вдобавок ко всему, там было четыре гигантских штурвала, каждый из которых был развернут в свою сторону, чего по определению быть просто не может. Медленно покачиваясь, как в кошмарном сне, корабль странным образом двигался независимо от волн и ветра, и над всем царил тихий вой, как по покойнику. Этот потусторонний стон издавала сама древесина плавучего монстра.

А еще там был экипаж. Вокруг Эйнштейна с Карстерсом по палубе рассыпались сотни моряков, и еще невесть сколько свисало со снастей, словно обезьяны в джунглях. Британские матросы соседствовали с викингами, глядевшими поверх голов хозяев китайских джонок. Испанские щеголи соперничали за место с американскими работорговцами, в то время как держащиеся подчеркнуто официально немецкие офицеры избегали всяческих контактов с австралийскими контрабандистами и эскимосскими китобоями. Темной ночью, когда с моря накатывает туман, принося с собой запах соли и гниющей рыбы, эти люди могли бы сойти за обычных моряков. Но только в том случае, если увидевший их находился бы под одуряющим воздействием запрещенного наркотика лауданум[25]. Их одежда висела лохмотьями; угрюмые, грязные, вонючие, частично разложившиеся, с печатью ужасных преступлений на каждом небритом лице – вот что представляла собой эта компания. У некоторых были перерезаны глотки, другие имели вытянутые шеи висельников; попадались и такие, кто расхаживал с ножом в спине и с выглядывающим спереди из-под рубахи острием.

Только один моряк не имел видимых увечий – рослый бугай, стоявший чуть в стороне от плотоядной толпы убийц. На нем были сапоги с отворотами, кожаные штаны, желтая шелковая рубашка и грязная красная косынка на голове. Шрам превратил его левый глаз в мертвый белый шар, а в правом ухе сверкало толстое золотое кольцо. И профессор, и лорд в этом босяцком шике сразу узнали пирата из прошлого века.

– Гляди-ка, да вы отличная парочка! – прорычал здоровяк, уперев кулачища в бока. – Никак не думал дожить до того дня, когда какой-нибудь чертов дурак попросит принять его на борт этого плавучего осколка ада, но вот же – вас целых двое! Хотя, полагаю, один человек на такую глупость в жизни бы не пошел.

– Эй, послушайте... – начал было угрожающим тоном лорд Карстерс.

– Извините, но вы, случайно, не капитан Пауль ван дер Деккен с «Летучего Голландца»? – перебил его, подходя поближе, профессор Эйнштейн.

– Нет! – нахмурился пират, размахивая узловатым кулаком. – Меня звать Джон Бонатер – Рыжий Джон для таких, как ты. И даже будь я капитаном, тебе бы все равно не обломилось с этого ничего хорошего! Твоя душа уже наша! – и он с дьявольским смешком показал наверх.