Ей нравился старый монах – добрый, приветливый, симпатичный. Никогда еще она так не радовалась, увидев его худощавую фигуру в оранжевом одеянии, гладко выбритую голову, мудрую улыбку.

– Что случилось? – Он бросил на Джинкима привычный профессиональный взгляд.

– Около двух часов назад у него начались сильные спазмы и боли, рвота и понос. До этого чувствовал себя хорошо – никаких признаков болезни, так мне сказали. Я осмотрела его: нет следов ран или укусов. Как думаешь, что могло вызвать такие симптомы?

Ли Мубай задумался на несколько минут.

– Не знаю, – наконец проговорил он. – Я должен сначала осмотреть его, а потом сделать вывод.

– Да, конечно, – пробормотала Беатриче.

Медленно, с трудом поднялась с пола и отошла на несколько шагов, освобождая место для монаха. Видела, как он коснулся сначала левой кисти Джинкима, потом правой, приложив к пульсу три пальца. Это продолжалось довольно долго.

Наконец до нее дошло, что китайских врачей в отличие от западных интересовали не только частота и ритм пульса, но и другие его характеристики. А они требовали большого опыта и многословных описаний – в них Беатриче не сильна.

Несмотря на терпеливые объяснения Ли Мубая, она не чувствовала тонкостей в таких определениях пульса, как «ускользающий», «нитевидный», «тугой», «стучащий», считала их сугубо произвольными.

Однако выводы, которые китайские врачи делали на основании характеристик пульса, представлялись ей чрезвычайно интересными, подчас даже шокирующими. Она научилась считаться с ними, не понимая их истинного смысла.

Между тем Ли Мубай закончил исследование пульса и попросил угасающего Джинкима открыть рот и показать язык. И тут произошло нечто удивительное. В какой-то момент ей показалось, что Ли Мубай… принюхивается к Джинкиму – вроде желает выяснить, каким одеколоном тот пользуется. Этот метод диагностики она наблюдала впервые.

Ли Мубай еще раз прощупал пульс несчастного и по-юношески легко и бодро поднялся на ноги. Отойдя на несколько метров в сторону, кивком головы подозвал Беатриче.

– Что ты можешь сказать? – спросила она с бьющимся сердцем.

Вопреки всему она надеялась услышать от Ли Мубая что-то обнадеживающее. Однако доброе лицо монаха выглядело угрожающе серьезным.

– Боюсь, ничем не могу тебя порадовать, – тихо ответил он, сочувственно покачав головой. – Пульс нитевидный и очень слабый, с трудом прослушивается: сильное поражение центра, вызванное ослаблением чи селезенки и нарушением чи желудка. Я…

– Ты можешь говорить яснее, чтобы я тебя поняла? – нетерпеливо перебила она его.

Во время работы в лечебнице Ли Мубай пробовал рассказать ей об азах китайской медицины – обо всех этих меридианах и кругах, о чи, ян и инь, но она так и не смогла разобраться в этих мудреных понятиях. А кроме того, сейчас ее мозг вообще не способен к восприятию чего-либо серьезного.

– Что ты имеешь в виду под чи селезенки? И что такое чи желудка?

– Чи селезенки поднимает энергию вверх, – спокойно, терпеливо отвечал Ли Мубай, словно в нескольких метрах от него не умирает наследник ханского престола. – Когда ослабевает чи селезенки, положительная энергия угасает и человек теряет…

– Это то, что мы у себя на родине называем простым поносом, – вставила Беатриче. – А чи желудка связано с рвотой?

Ли Мубай кивнул.

– Да, оно отвечает за выработку желудочного сока.

Она вздохнула – старый монах хотел сказать, только другими словами, что у больного рвота и понос. Это она и без него знает.

– И что дальше?

– Все вместе взятое ведет к нарушению центра и обезвоживанию организма, а поднимающийся по этой причине жар действует на рассудок и учащает пульс…

– И что это нам дает? Откуда взялся понос? Может быть, это инфекция? А самое главное, что нам делать?

Ли Мубай озадаченно покачал головой.

– Не могу сказать. Я не увидел признаков того, что в тело проник ветер, жар или холод. Чем бы он ни страдал, причина болезни внутри, а не снаружи.

Беатриче потерла лоб, пытаясь вспомнить, что бы это могло означать. Если не ошибается, Ли Мубай имеет в виду, что причина болезни не внешний фактор, то есть не инфекция, как она предполагала.

Скользнув взглядом по комнате – как бы желая удостовериться, что их никто не подслушивает, монах тихо продолжал:

– Я нашел признаки ядовитых соков.

Беатриче строго уставилась на него:

– Ты говоришь о яде?

Ли Мубай утвердительно кивнул:

– Да, о ядовитой или о старой, испорченной пище.

– Ты уверен?

– Других вариантов нет.

Беатриче нервно ходила по комнате.

– Надо сейчас же выяснить, что Джинким пил и ел в последние часы. Попробуем тогда подобрать нужное противоядие.

Ли Мубай покачал головой.

– Боюсь, мы опоздали. Он умрет.

Беатриче взбеленилась:

– Как ты можешь утверждать это с такой уверенностью?! – крикнула она.

Чувствовала – монах прав, как прав был и Джинким… Но эта мысль ей невыносима, она не желает смириться с ней! «Пока живу – надеюсь». Сейчас нужен именно такой девиз.

– Разве ты не говорил то же самое о Маффео?

– У Маффео все было по-другому. У Джинкима в пульсе я слышал то, чего не было у Маффео.

Ли Мубай сложил руки на груди и тихо-тихо, чтобы, кроме Беатриче, никто не слышал, договорил:

– У Джинкима ян уже начало отделяться от инь. К тому же запах…

– Какой запах?

– Ты разве не уловила? Вокруг брата хана – облако едких и сладковатых запахов, напоминающих запах сырой свиной печени.

– Свиной печени? – Она чувствовала, как внутри у нее все сжалось; если это действительно так… – Я ничего не заметила. Может быть, ты ошибся?

«Боже, дай мне надежду! Сделай так, чтобы он ошибся!» – молила Беатриче.

Она снова опустилась на колени рядом с Джинкимом и принюхалась. Нет, Ли Мубай не ошибся, как бы ей этого ни хотелось. Это в самом деле землистый запах свежей сырой печени. Сразу не ощутила, вернее, не захотела ощутить. Беатриче закрыла глаза, судорожно пытаясь не упасть в обморок.

Вспомнился пациент, поступивший к ней в отделение некоторое время назад. У этого исхудавшего мужчины, с сильно вздутым животом, маленькими красными пятнами на лице, напоминающими пауков, красными распухшими губами и пожелтевшими глазными яблоками, оказался цирроз печени в последней стадии. Перевели его в отделение интенсивной терапии, и он спустя несколько дней скончался от бурно развившейся печеночной недостаточности. От него шел такой же запах…