Всё это произошло менее, чем за три секунды.

Мост ходил ходуном из стороны в сторону, словно он был из желе, а не из смеси бетона и стали. Успевший только приземлиться Росси растерянно закинул Бенелли на плечо, ошарашенно глядя на Кенту, который, в свою очередь, остался стоять на месте после этого невероятного рывка Элфи. В тот момент Армандо испытал чуть ли не наивысшую стадию стыда, ибо понял, насколько наивным он был парой моментов ранее. Да, принцип не оставлять своих никуда не делся, однако мысль о том, что в данном бою он был по важности как мизинец на ноге, не давала ему покоя. Ему уж никак не тягаться с такими сильными динамо, будучи обычным кроликом.

– Эй, ты видишь, куда он приземлился?! – махнул рукой ушастый, в моменте понимая, что его немного оглушило, даже несмотря на активные наушники, ибо удар от выпада Китсу был слишком громким.

– Твою мать! Он в воду свалился! Армандо, беги к остальным, живо! Я за Элфи и сразу к вам!

– Принято! Будь осторожен, прошу!

Одобрительно кивнув, Кента разбежался и сиганул с края моста силовым прыжком вперёд, отчего тросы затряслись вновь. Он пролетел почти половину пути до статуи Свободы, прежде чем приземлиться на воду и пропасть под её толщей, оставляя следом лишь небольшие волны, что потянулись в направлении Элфи. Росси же двинулся за оставшейся группой, с небольшой грустью глядя на разорванную машину, которой просто не повезло попасть под раздачу.

– Oh, merde… – шепнул он, начиная прыгать вдоль моста.

Прискакал он к своей команде достаточно быстро, ибо те банально не успели пересечь оставшуюся половину трассы. Нагнав своих почти у конца эстакады, Росси поспешил сообщить о том, что он только что видел. Вкратце пересказав случившееся, он принялся заряжаться вновь, щёлкая слагами под ресивером.

– Надеюсь, он в порядке. Хлопок даже нас оглушил. Страшно представить, сколько силы Элфи в это вложил, – вздохнул Ода, переходя на шаг и снимая с сына Атсумэ, беря его уже на свои плечи.

– Думаю, он цел. Ты же видел, какие нагрузки он пережил в парке. Скорее всего, его очень тяжело ранить, – ответил Дин, бегло осматривая Армандо на предмет ранений, однако тот был цел, за что он мог сказать спасибо Элфи.

– Нас сейчас такой пиздой накроет, что мы все взвоем! Шире шаг! – втесалась Кашиваги, потирая шею в том месте, где её клону недавно отрубили голову.

Однако бежать уже было поздно. Вой полицейских сирен стал доноситься со всех сторон, а над головой пролетела вертушка военного образца, явно отличающаяся от тех, с которыми пришлось столкнуться парой дней ранее. Группу линчевателей окружили со всех сторон целые конвои чёрных броневиков, взявших свои цели в оцепление. Из каждой машины выскочило порядка шести бойцов SWATa, наставляя оружие на загнанных парней, которым только и оставалось, что молча принять обстоятельства. Даже если бы Атсумэ был в сознании, то убивать такое количество лиц при исполнении было бы уже тотальным перебором. Отовсюду звучал голос, транслируемый через десятки мегафонов, с приказом сдаться и сложить оружие. Эти возгласы были слышны лишь отрывками, ибо завывания сирен почти полностью перебивали их. Более ничего не оставалось. Ода с явной неохотой сложил сначала оружие, а потом и Атсумэ на землю. Его примеру последовал и Армандо, просто кинувший Бинелли себе под ноги и зло пнув дробовик ногой в сторону силовиков. Кашиваги же была в ярости, это было видно по тому, как она щурилась. Она медленно стала опускаться к полу, присаживаясь на колени, при этом словно готовясь напасть на спецназовцев с голыми руками. Дин же стоял неподвижно. Он просто не мог взять в толк, что весь его путь оборвался только потому, что он не успел вовремя убежать. Что всё сделанное им перечеркнётся нынешним моментом. По его малейшим подсчётам, он должен будет сесть на четыре пожизненных. Однако это в лучшем случае. В худшем – старая добрая казнь. Весь мир словно замедлился и потух, уводя в пустоту и звуки. Иватани стоял в нигде, смотря себе под ноги, как ребёнок, которого вот-вот начнут отчитывать.

Вот и конец.

Жёсткий удар прикладом по шее вывел его из транса, перехватывая дыхание и заставляя невольно упасть на колени. Одна из десятков рук упёрлась в его затылок, давя вперёд и со всей силы вбив парня лицом в асфальт, расцарапав ему всю левую часть лица.

Последнее, что он увидел – безжизненные глаза сестры, упавшей точно так же, как и он.

***

Холодные железные стены тяготили душу сильнее любых совершённых поступков. Натурально осточертевшая лампочка над головой заставляла глаза поочерёдно дёргаться из-за своего нескончаемого жужжания, которое, казалось, становилось лишь громче день ото дня. Кровать, туалет, умывальник, окошко двери. Кровать. Туалет. Умывальник. Окошко двери. Кровать… Туалет… Умывальник… Окошко двери…

Просыпаться было тяжелее с каждым днём всё больше. Дин не понимал, сколько прошло времени и нужно ли ему спать вообще, однако нескончаемая скука просто не давала иных вариантов, кроме как коротать время, лишая себя сознания легальным образом. Особенно тяжело было спать всё из-за той же проклятой лампочки, закрытой от всех опасностей несколькими железными прутьями, из-за которых Дин не мог влететь в неё ногой. А при попытке вынести эту преграду каменной рукой, Иватани обнаружил, что в стенах своей камеры он по какой-то причине не мог использовать свою динамо. Кожа просто не росла, не было даже характерного ощущения сжатия при попытке её нарастить. Оставалось лишь смиренно ждать хоть чего-то.

Но ничего не происходило.

Просыпаясь, Дин из раза в раз видел всё те же стены, всё ту же лампочку и ту же вмятину на двери, которую он оставил пару дней назад в пылу своей истерики. Тогда он сорвался и попытался выбить дверь, попутно зовя непонятно кого, однако в ответ поступало всё то же, что и в другие дни: маленький поднос с миниатюрными мисками с кашей и кусочками яблока. Это не годилось даже на перекус, что уж говорить о том, чтобы полноценно наесться.

Все мысли парня были сосредоточены лишь вокруг нескольких вопросов: где все остальные, как себя сейчас чувствует Каэдэ и насколько долго его собираются держать в четырёх стенах. Самую противную мысль Дин попытался проглотить и забыть почти сразу, как она появилась в его голове. А именно: не сидит ли он уже, и если сидит, то в «Последнем Дне» или где-то ещё? Вопросов было слишком много, однако ответы никто давать не спешил.

За пределами камеры не было ни единого звука. Пол был ледяной, а потому от цистита Дина спасали только подогнутые ноги и его времяпрепровождение на кровати, которую и кроватью-то было назвать сложно. Железная полка с очень тонким матрасом без подушки или хотя бы покрывала. До кучи вода из-под крана не была даже едва тёплой, а пить приходилось только её. Противно было и то, что в камере не было туалета, а потому приходилось ходить в туалет именно в раковину. И если мочиться в раковину было не особо трудно, то вот ходить по-большому было той ещё проблемой. Особую роль в этом процессе играло то, что из-за стресса и жидкого питания Дин просто гадил кровью, что приходилось убирать самому из раза в раз. Слишком много минусов для комнаты в два квадратных метра. К слову и о пространстве: из-за малой площади комнаты Дин не мог даже толком размяться, отчего постоянно затекал и крутился на своей койке, свешивая ноги, ибо её длины не хватало на его рост.