Зато в вестибюле совсем другое существо, оживленное и добродушное, несмотря на преклонный возраст, энергично жестикулировало у застекленной витрины, на которой были выложены книги и фотографии. Оживленное существо оказалось местным писателем, открывавшим собственную юбилейную выставку. Понятно, что на такого рода мероприятие собрать добровольцев непросто, поэтому почтенного старца окружала не толпа восторженных библиофилов и почитателей, а всего лишь группа принаряженных в отутюженные галстуки пионеров, очевидно, десантированных с одного из автобусов, стоявших на площадке на месте бывшего сквера.

Обходя юную поросль, Мазин уловил несколько фраз писателя:

— А вот здесь, дорогие робята, на этом снимке я среди бойцов ЧОНа.

Снимок был маленький, и среди взвода вооруженных людей обнаружить будущего мастера слова было непросто, поэтому писатель указывал на одного из чоновцев сморщенным пальцем.

— Вот я, вот! Мы, ребята, с оружием в руках беспощадно боролись с бандитизмом и кулацким саботажем, но вскоре партия объявила новую экономическую политику. Вы, конечно, знаете, что такое нэп, ребята?

Ответила полная дама со строгими учительскими чертами лица:

— Конечно, они знают, Григорий Кузьмич. Вы же знаете, ребята?

Дама оглянулась на учеников.

— Знаем, — подтвердили те хором.

— Вот и хорошо, — обрадовался писатель. — Завидую я вам, как много вы теперь знаете… Значит, вы знаете, что новая экономическая политика сразу оживила жизнь в стране, заменив продразверстку продналогом. Знаете?

— Знаем, — ответили ребята, отводя честные глаза.

Мазин тоже отвел глаза и увидел скромно одетую женщину с указкой, которая стояла поодаль от писателя. Он остановился и услышал:

— И закончить я хочу, ребята, словами о тех великих свершениях, которые совершаются, и ленинские идеи вновь торжествуют, хотя мы и упустили… Но перестройка…

— Может быть, у ребят будут вопросы? — спросила женщина с указкой.

Школьники переминались с ноги на ногу.

Учительница сочла, что отсутствие вопросов нехорошо.

— Наши ребята робеют перед вами, Григорий Кузьмич. Они впервые видят писателя. Но я уверена, все они хотели бы знать о ваших творческих планах.

Мазин подумал, что, учитывая преклонный возраст юбиляра, вопрос прозвучал не совсем тактично, но ошибся.

Поблекшие глазки писателя блеснули чоновским огнем.

— Конечно, конечно. У меня большие планы. Все мы, советские писатели, должны жить в гуще жизни и вместе с народом бороться. Сейчас особое значение получила борьба за сохранение природы. Вот взгляните на это чудесное животное…

Он, видимо, давно заметил клыкастое чудище в соседнем зале и сейчас устремил туда радостный взгляд.

— Посмотрите на этого благородного красавца, которого мы уже не встретим среди нас!

«И слава Богу!»

Мазин живо представил себе такую встречу, в которой «благородного красавца» ни на какой прием не возьмешь, стрелять пришлось бы, а потом писать длинные объяснения.

— И я сейчас специально для вас, ребята, работаю над книгой, как сохранить для нас братьев меньших, и верю, что никто из вас никогда не ударит собаку, не обидит кошку…

Тут он наконец закруглился, завершив своеобразный переход от беспощадного уничтожения классовых врагов до защиты кошачьего поголовья, и все облегченно вздохнули, и даже печальное лицо скромно одетой женщины, которая, как оказалось, проводила встречу, несколько прояснилось, и она выразила писателю признательность от имени музея.

Как верно предположил Мазин, грустная и скромная женщина оказалась той самой Верой, к которой он и пришел к самому закрытию музея, чтобы поговорить, не привлекая излишнего внимания. Он коротко представился, сказал о необходимости задать несколько вопросов и вышел, чтобы дождаться ее у крайней короткой, напоминающей бочонок пушки-мортиры.

Вышла она быстро.

— Вам в какую сторону? — осведомился Мазин.

— Я недалеко живу.

— Мне хотелось бы поговорить с вами.

Странно, но Вера не удивилась и не спросила, зачем она понадобилась Мазину.

— Да, конечно. Только… Вам придется меня извинить, у меня не прибрано.

Мазину было бы трудно вспомнить, во сколько квартир прибранных и неприбранных приходилось ему входить без приглашения, но распространяться об этом он не стал.

— Всеобщая беда. Современная жизнь оставляет мало времени на уборку.

— Да, ужасно мало. Хотя я сейчас и отправила дочку к бабушке, но знаете, одиночество еще больше расслабляет.

По делу они не говорили. Мазин не спешил, разговор предстоял сложный, а ее, кажется, больше огорчал беспорядок в квартире, чем сам его визит.

На лестничной площадке Вера попросила:

— Подождите минутку, пожалуйста. Я мигом. Хоть немного…

— Не беспокойтесь, подожду.

Мазин остался в недоумении перед закрытой дверью. Предстояла очередная неожиданность. В этом он уже не сомневался. Но какая? Дарья ни словом не обмолвилась о кладе. Почему? Болтливый Александр Дмитриевич интимные тайны доверил, а случай из военных времен от огласки уберег? Не придал значения? Предположим. Но о монете говорилось и дома, у бабушки. Значит, и она не придала значения? Было и сплыло? Больше затронула смерть человека, который узнавал и хранил телефон Веры? Почему? Поспешила на помощь Пашкову? Или ревность скрытая? Сама Вера о смерти не знает. Иначе повела бы себя с большим волнением. Впрочем, погиб человек, может быть, для нее случайный, и судьба его особых переживаний не вызывает. Правда, она грустна. Или все-таки озабочена, хотя и восприняла его появление почти как должное…

Размышления Мазина прервал требовательный вопль большого серого кота. Нетрудно было понять, что это решительное животное относится к тем полудиким созданиям, что ведут борьбу за существование во дворах, на крышах и в подворотнях и отнюдь не нежатся на пуховичках у сердобольных обожателей домашней фауны.

Вопль свой кот издал, направляясь к дверям Вериной квартиры, подозрительно и недоброжелательно оглядывая на ходу Игоря Николаевича, — ты, дескать, чего тут дожидаешься? Едва дверь приотворилась и щель достигла необходимого минимума, кот, и без того тощий, сумел как-то особенно сжаться и проскользнул в квартиру, опередив Мазина.

— Пожалуйста, заходите.

— Вы управились очень быстро.

— Только смахнула со стола в кухне. Вы не возражаете, если я приглашу вас на кухню?

— Я уже забыл, когда людей приглашали в гостиную.

На кухне, вопреки предупреждениям хозяйки, все было в полном порядке, ни одной тарелки в мойке, ни крошки на клеенке, покрывавшей столик. Нарушал порядок лишь кот, который решительно занял позицию у холодильника и царапал дверцу лапой.

— Еще минутку, — попросила Вера. — Нужно утолить этого зверя, иначе он слова сказать не даст. Он большой нахал, но зато неприхотлив. Сегодня тебе придется обойтись хлебушком, дружок. Рыбки я купить не успела.

Кот все понял и несколько омрачился, бросив взгляд на Мазина, будто догадываясь, что лишился рыбки по его вине.

Вера накрошила в блюдце ломоть батона и полила молоком. Кот принялся за еду. Хотя он был и голоден, но ел с достоинством, а может быть, хлеб не возбуждал хлопотливой жадности. Однако своего кот добился, собственные дела решил в первую очередь и притих.

— Догадываюсь, почему вы пришли, — услыхал Мазин и оторвал взгляд от насыщавшего утробу животного.

Почти так же, но с большей напористостью сказал ему Филин. Мазина немного покоробило. «Какая уж тут «Нить Ариадны». Я и рот раскрыть не успею, а им все намерения мои ясны!»

— Потому вы меня по пути и не расспрашивали?

— Я же должна показать сначала.

— Показывайте, — согласился Мазин, готовый к тому, что ему представят инопланетянина, пришвартовавшего к лоджии «летающую тарелку».

Оказался, однако, не инопланетянин. Собственно, она уже держала это в руке, смятый почтовый конверт. Мазин счел его за ненужную бумажку, которую Вера собирается выбросить. Нет, бумажка предназначалась не в мусорное ведро. Вера развернула конверт и положила на клеенку желтоватую монету.