– Иди, пока отец не хватился, – выпроводила девушку кухарка.

Знала она, что никакого отца нет, слезы свои показывать не хотела.

– За котят них не переживай. Сберегу.

Со двора Дарьяна крикнула слова благодарности, не зная, услышала их женщина или нет, и побежала в лес.

Ветер-ворчун треплет калитку,

За печью в углу тихо скребется.

Коль замолчит – это к убытку.

Шуми, старожил, глядишь, обойдется.

Уходить, убегать, улетать так стремительно, точно никогда и не было, нужно было этой же ночью, пока новость не достигла всех дворов, и за девушкой не пришли с топорами и вилами. Огромная пустая дыра образовалась в груди. Она разрывала на части, сочилась тревогой и страхом.

Дарьяна обрядилась в шерстяные штаны, две длинные, потоньше да потолще рубахи и выцветшую фуфайку. В узел поместились сменное белье и запасные штаны. Остальное место заняли склянки и мешочки со снадобьями, что трудно отыскать и сложно приготовить.

Сколько могла пирожков она съела сразу. Остальные завернула с собой, добавив к ним подарки из свертка подруги, да кое-что из запасов. Фляжка с водой, нож, кресало да кремень – вот и все, что ей было под силу унести.

– Будет ли мачеха Проси издеваться над подругой пуще прежнего, как узнает, что ведьмы больше нет? – размышляла девушка, складывая нехитрый скарб. Сейчас ей было проще думать о других, чем о своей судьбе.

Дарьяна вышла на крыльцо и оглядела родной темный лес. Белая луна проглядывала из-за облаков, подсвечивая гудящие макушки и перелетающих с громким уханьем сов.

– Прощай, тихий дом. Береги себя и не позволяй губить лесорубам своих великанов.

Маленький огородик уснул на зиму. Избушка с плотно закрытой дверью не скрипнула. Один лишь лес жалобно застонал, оплакивая разлуку с выращенной им девчушкой.

Глаза заметались, не в силах выбрать, в которую сторону податься. За какой не ждет голод да холод? За какой не прячется лихой разбойник? Единственная дорога из деревни вела в Лютейный город, а там и море, которое Дарьяна мечтала увидеть. Но там же и Митяй. А вдруг город не так огромен, как о нем говорят, и в один из дней она столкнется с Баяновым сынком?

– Стоит мне еще раз тебя увидеть, я расскажу всем или собственноручно убью тебя, проклятая тварь! – звенело в ушах.

Куда не пойди, все будет чуждо. Не все ль равно тогда?

Дарьяна провела рукой по густому зеленому мху, облепившему избу сверху до низу, надеясь, что когда-нибудь сможет вернуться домой. Она подбросила вверх тонкое острое перышко. Перо опустилось на землю концом на юг. Дарьяна шагнула в темный лес.

Маленькая фигура быстро растворилась среди огромных деревьев, ночных шорохов и темноты.

Всю ночь она шла наугад, лишь намеренно избегая севера, где стоял Лютейные город. Со всех сторон подбирался незнакомый лес.

Дарьяна не знала, чего ищет, но точно знала, от чего бежит.

“Должно быть, так чувствует себя северный ветер, холодный и голый, бесцельно слоняющийся меж недвижимых елей. Он перебирается с одного поля на другое и, не найдя укрытия, уносится дальше,” – размышляла девушка.

Когда начало светать, вымотанная шумным праздником, слезами, сборами, незнакомой дорогой и тяжелыми мыслями, Дарьяна опустилась на землю. Мягкий ковер из хвойной подстилки с радостью принял уставшее тело. Пригретая утренними лучами, она задремала. Ей снилось, как деревенские с горящими факелами в руках обступили ее избушку. В толпе она разглядела перекошенное от ярости лицо подруги.

Дарьяна резко открыла глаза и огляделась по сторонам. Разгневанная толпа ей только приснилась, а вот все остальное, к сожалению, сном не было. Она поднялась, разминая затекшую ото сна на холодной твердой земле спину. Короткий тревожный сон не оправдал ее надежд и не придал сил, а вымотал сильнее, чем весь пройденный за ночь путь.

Насилу затолкав в себя пару пирожков и не почувствовав их вкуса, Дарьяна сгребла остатки в узел и зашагала дальше. Один лес сменял другой, разделяясь лишь непахаными полями и травянистыми лугами.

– Всего день в дороге, а осень здесь не теплая и золотая, а сырая и грязная.

Лес становился все мрачнее и непролазнее. Девушка подумывала развернуться обратно, но кошмарное сновидение гнало вперед.

Голые скрюченные деревья, точно костяные руки, попадались все чаще. Боясь забрести на болота, Дарьяна взяла южнее.

– Что в той стороне? – карт девушка никогда не видела, да и вряд ли бы что-то поняла, попадись они ей. Деревенские всегда ездили только на север, в Лютейный, по накатанной однопутке, а про юг разговоров не вели. Точно и нет там жизни.

К вечеру заметно похолодало. Поднялся порывистый ветер. С севера набежали тяжелые грозовые тучи. Идти дальше в такую погоду в темноте да по незнакомому лесу было опасно. Дарьяна отыскала пышную зеленую елку и свернулась под ней тугим калачиком, пытаясь согреть замерзшие руки и, если удастся, поспать.

“Долго так не протянуть. Осенний ветер заставляет дрожать, точно осиновый листок. Что будет, когда придет настоящая зима? Даже теплящаяся внутри сила не поможет справиться с зимними холодами.”

Зарядил дождь. Сжавшись под деревом, Дарьяна чувствовала редкие холодные капли, просачивающиеся сквозь густую хвою. Зарывшись в фуфайку с головой, она задремала. Среди ночи барабанная дробь успокоилась, но к утру дождь снова припустил с удвоенной силой, оставляя мелкие лужи.

Когда небо прояснилось, Дарьяна вылезла из-под дерева, поймав за шиворот пару струек холодной воды. В дождливую погоду ночевать приятнее на теплой печи, слушая, как стучат тяжелые капли по крыше. На сырой земле под елкой дождь любишь меньше, но вид все равно открывается замечательный. Точно тысячи драгоценных камешков переливались на солнышке дождевые капли, рассыпанные по веткам и траве. Избегая блестящих лужиц и мокрых кустов, Дарьяна отправилась дальше.

Было за полдень, когда она вышла из мрачного леса и уткнулась в желтое, выгоревшее под летним солнцем пшеничное поле. Ветер и дождь сломали тонкие стебли, пригнули пшеницу к земле.

– Есть засеянное поле, должны быть и люди, – всматривалась в горизонт девушка. – Но отчего пшеница не убрана?

Дарьяна подошла ближе, высматривая поздних жнецов, пастухов или стадо коров. Никого не было, но за полем виднелся ряд низеньких избушек. Идти к людям было страшно, но холод, сырость и вздувшиеся от стоптанных мокрых сапог мозоли заставляли храбриться и искать тепла.

Прячась за редкими деревьями, Дарьяна все ближе подбиралась к домам. Не меньше двух десятков избушек и ни с одной трубы дыма. Лая собак и крика петухов тоже не было слышно.

“Что сказать, когда заявлюсь в деревню? Ходила за груздями и заблудилась?”

В сапогах чавкало. Как бы не старалась Дарьяна обойти лужи, под травяными кочками они не всегда угадывались. Осмелевшая от холода, она осторожно пробралась к ближайшему дому, готовая в любой момент дать деру.

Двор покрывала сухая опаль. Ведра и лопаты были брошены точно среди работы.

Переставляя ноги, осторожно, чтобы не потревожить опавшую листву, Дарьяна нерешительно заглянуло в маленькое окно. Слой пыли на стекле не давал ничего разглядеть.

Она покружила вокруг пары домов, вернулась к крайнему, откуда в случае чего проще удрать в лес, и приоткрыла дверь. Заржавевшие петли отозвались с протяжным скрипом. Девушка испуганно отпрыгнула за угол.

Из дома никто не вышел. Тогда она набралась смелости и вошла внутрь. Толстый слой пыли покрывал стол, пару лавок и когда-то беленую, а теперь потемневшую и затянутую паутиной печь. Хозяева давно не появлялись дома, в спешке оставив неубранную посуду на столе. Дарьяна стряхнула пыль с сундука и открыла тяжелую крышку – все добро лежало на месте.

Девушка заглядывала в каждый дом необитаемой деревни, пока на улице не стемнело. Решив заночевать все в той же крайней от леса избе, она обмела паутину с печи, заложила сухих дров, высокой поленницей пристроившихся в углу, и развела огонь. Онемевшие от мокрой обуви и долгой ходьбы ноги начали отогреваться. Сидя за широким пыльным столом и попивая горячий взвар, она обеспокоенно выглядывала в окно.