Изба у Баяна, что ни говори, была хороша. Два этажа, да по шесть комнат на каждом. Больше дома Дарьяне видеть не приходилось. Она вообще, кроме Лозовиц, нигде не была, но знала, что даже в соседних деревеньках судачили: не дом у старого Баяна, а терем княжеский. Девушка тоже восхищалась окружающей роскоши: лавки застелены овечьими шкурами, печь зимой не угасает, а свечей в кладовой не счесть. Одна просторная кухня с огромным деревянным столом посреди комнаты чего только стоит, а высокие деревянные шкафы со стеклянными дверцами брякают диковиной посудой! Не деревянными плашками и ложками, а такими, что уронишь и осколков не сосчитаешь. Избушка девушки ни в какое сравнение даже с растопочной не шла, да и другие избы в деревне сильно уступали.
– Ночью Митяй прибыл. Лохань поутру велел ему наполнить, – примирительно буркнула Матрена девице.
Ведра от поднявшегося в груди негодования так и выскользнули из рук Дарьяны, чуть не расплескав холодную воду на пол и ноги.
– А чего это мне велено? За помывку у нас Горь отвечает! – словно молодой теленок, заупрямилась девушка.
– Горь в стада с вечера уехал, вот тебе Митяй и велел, – резко ответила тучная женщина и, хлопнув дверью, ушла в кладовую.
Дарьяна подняла тяжелые ведра, перелила в чугунный котел на разогретой печи и снова побежала к колодцу.
Вот уж как пять лет Дарьяна работала у Баяна служанкой. Как исполнилось ей двенадцать, отправила бабушка работу в деревне поискать.
Тетка Матрена давно старому Баяну жаловалась: “Работы много, а рук не хватает.”
Он и взял ей в подмогу худенькую девчушку, лишь бы та канючить перестала, рассудив: “Он подмогу ей дал? Дал. К тому же девчонке много платы не положено. Накормить, одежи кое-какой дать, да хватит с неё. А что не справится девка, так пусть работает проворнее, глядишь, и поспеет.”
Матрена для вида ртом кривила, да с хозяином спорить не стала, решив, что уж лучше так, чем совсем без подмоги. Попробуй тут управься: в доме прибери, хозяев накорми, белье постирай, да еще про ораву скотников, работничков Баяна не забудь. Им и с собой еды собери, и ужин поплотнее состряпай.
А девчушка хоть и маленькой была, да шустрой и выносливой оказалась. Работы много, да деваться некуда было. Баян в деревне самым зажиточным был, да и сейчас остается. На хозяйстве у него целых двадцать людей ходят, за стадами смотрят. А Баян с женой только в город скотину гоняют да на ярмарках выставляют. Детей вырастили, всех в город учиться торговле отправили.
Митяй средним был, старше Дарьяны на три года. Этой зимой только двадцатилетие справили. Редко домой приезжал, больше город любил. Как уехал четыре лета назад учиться да на ярмарках помогать, так толком и не заглядывал. А как той весной вернулся, увидел девушку, да не сразу глаз смог отвести. Коса длинная, щеки румяные и фигура вся ладная, точно стебель первоцвета. Как улыбнется, так на душе все встрепенется, расцветет. По хозяйству шуршит и не устает. Проворная девушка и красивая.
Ходил кругами, в глаза украдкой заглядывал, а заговорить не решался.
Дарьяна видела взгляды парня и краснела, точно рябина по зиме. Красивый Митяй, говорит с людьми складно и правильно, не чета деревенским парням. Те в работе проворные, а этот грамоте выучен, руки мягкие, не мозолистые. Не одна Дарьяна на него взгляды бросала. Все девчонки в деревне по нему вздыхали, завидя размашистую неторопливую походку и дюжие плечи.
А Митяевские взгляды Дарьяне льстили, да понять она до конца их не могла. Не привыкшая она к мужскому вниманию, и растолковать некому. Ни отца, ни брата, ни дядьки двоюродного – никого не было у девчонки. Бабушку не спросишь, хоть и не обругает, а стыдно как-то. Матери она никогда не знала. С пеленок ее одна бабка воспитывала, да не родная ей была и не скрывала. Да и как тут скроешь, когда: то девица ты, то птица. Но любила девочку, как и родные, бывало, не могут.
Рассказывала бабушка, как подбросили под двери ей, старой ведьме, замотанную в одни лохмотья крохотную девчушку. Старуха приютила, обогрела. Первое время надеялась, что одумаются и вернуться. Да никто не пришел ни на этот год, ни в последующие. А после и поняла, почему не заявляются, когда силу немалую разглядела. Так Дарьяна на воспитание у ведьмы и осталась.
Дарьяна смутно помнила свое первое обращение. Шесть лет отроду, легкие редкие перышки и яркое голубое небо – вот что осталось в памяти. Бежит она по солнечному лугу, устремив руки к небу, а вот уже летит, и внутри тепло и хорошо. Обомлела даже старая ведьма, немало на своем веку повидавшая. Не ожидала от внучки такого сюрприза. Силу то не малую разглядела, да только природа у нее вон какая диковинная оказалась.
Про таких, как Дарьяна, ходило много слухов. И все они были не радостными. Одним голосом она может свести с ума, навязать свою волю, повернуть реки вспять. Стоило ребенку родиться с даром, как всю семью немедленно казнили, не позабыв про самых дальних родственников, чтобы подчистую извести не простую кровь. Не жалели ни детей, ни стариков. Всех возводили на огромный костер. Таких, как она, называли сирин, полуженщина, полуптица. Страшнее них свет не знал чудовищ.
Ведьма людским слухам не верила. Дай волю, они и её, ведьму безвредную, на костер сведут. Потому прятала девочку в лесу. Так Дарьяна у нее и росла. Сама ведьма даже по магическим меркам, а они уж подлиннее человеческих будут, не молода была. Прикипела она к девчушке, переживала о будущем. Вот сляжет, и кто за девочкой присмотрит? Кто уму разуму научит и от беды убережет? Вот на тринадцатом году и отправила в деревню.
Для всех деревенских Дарьяна была дочкой охотника. Мать умерла, когда она была еще в колыбели, от лап медведя. Отец в Лозовицы не заходил, охотился и добычу по соседним деревням продавал. Там за нее давали больше, и покупатели завелись постоянные. Девчушку сильно никто не расспрашивал, узнали, что хотели, и по деревне в тот же день разнесли. Баян принял на службу и тут же забыл. А Матрена поболтать не любила, только приказы отдавала да замечания сыпала, словно воспитывала. Так Дарьяна и работала в деревне уже пятый год.
Когда воды в чан было налито до краев, Дарьяна вымыла руки, присыпала старый дубовый стол мукой и принялась месить подошедшее тесто. Работа была нелегкая, но девушка шустро раскатывала большие лепешки и раскидывала на противень. Следом она уложила картошку, морковь, лук и баранину, прикрыв все сверху тонким листом теста. Пироги один за другим отправились в печь ровно к тому моменту, как закипела вода в чане.
Стараясь не обжечься, Дарьяна набрала полные ведра горячей воды железным ковшом и наполнила деревянное корыто в соседней от спальни Митяя комнате. От воды поднимался пар, и девушка мечтала хоть на пол лучины погрузиться в приятную воду. В теплые дни она купалась в реке, а в холодную пору Баян разрешал растапливать слугам баню, где все друг за дружкой мылись в старых тазах, до скрипа натираясь колючей мочалкой и пихтовым мылом, которое девушка варила для всех.
– Дарьяна, не ожидал тебя здесь увидеть, – на лице парня разлилась приторно сладкая улыбка. Он вошел в комнату и медленно затворил дверь. – Приятный сюрприз.
– Вы сами велели мне приготовить воду, – не желая участвовать в разыгрываемом представление, равнодушно ответила девица, игнорируя его показное радушие. Запертая с парнем в одной комнате, Дарьяна отчего-то почувствовала себя неуютно.
– Подловила, – Митяй изобразил показное раскаяние и улыбнулся шире, обнажая ямочки на щеках.
Не искушенное девичье сердце пропустило удар, а затем, словно желая его восполнить, застучало с новой силой.
Митяй подошел к Дарьяне и положил большую ладонь на плечо. Кожу обдало жаром, румянец прилип к щекам.
– Прости, я совсем не хотел тебя пугать, – убирая руку, нагло врал с невинной улыбкой на лице Митяй. – Знаешь, на самом деле я хотел поговорить, поэтому и велел натаскать воды.
Девушке стоило лишь на миг заглянуть в глубокие гранитные глаза с легким прищуром, обвести правильные черты лица и чуть кривоватую улыбку, чтобы голос парня стал смелее.