– Пусть подойдут поближе, – зарычал он.

– Не сейчас, Тарм. Поумерь свой пыл, – одернул его Старкальд.

За резвыми конями порченые не поспевали. В чистом поле этим скитальцевым прихвостням взяться неоткуда, здесь же леса расступались, повинуясь воле железного топора. По бокам от дороги показались вскрытые на зиму пахотные земли и яблочные сады, сбросившие урожай. Вдалеке уже можно было рассмотреть башню мельницы. Искра совсем рядом.

Тут небо на миг посветлело, и по равнине, будто громовой раскат, снова прокатился оглушительный рев.

– Милосердные звезды, – вырвалось у Старкальда.

Дважды. Такого на его памяти еще не случалось. Не иначе как Вечный Враг крепнет, и благодатная песнь Хатран его больше не усыпляет.

И после первого раза сорнец заметил в небесах серые дымчатые тени, но не хотел верить глазам. Теперь же они словно уплотнились, стали много четче.

То были призраки – обитающие в налитых синевой тучах сущности, встреча с которыми не сулит ничего, кроме гибели. Тулово их составляли вытянутые бестелесные ленты, а в верхней части угадывалось подобие искаженных человеческих лиц. Словно коршуны, они спускались все ниже и скоро закружили прямо над отрядом, пока сварты не жалели коней в надежде оторваться.

– Забирай к лесопилке! К своим не ведите! – гаркнул Старкальд.

Только бы обошлось, шептал он про себя, поднимая глаза к небу. Если от искаженных хоть как-то защищали доспехи, то на эту напасть никакой управы не было: ни сталь, ни острый наконечник стрелы, ни даже огонь не причиняли призракам ни малейшего вреда – спасало только бегство.

Перепугались и остальные. Запрокинув голову, Лерч что-то кричал и отгонял их мечом, Сатти пыхтел и скалился, как разъяренный пес, Рафф старался вверх не смотреть, но и в его глазах читался неуемный страх. Один лишь Тарм вопреки здравому смыслу готов был сцепиться и с этим ожившим ужасом.

Призраки потдянулись еще ближе, образовали цепь и принялись носиться вокруг, оглашая равнину жуткими воплями. Временами один из них порывом ветра пролетал на расстоянии руки и протягивал длинные дымчатые когти. До самых костей проникал хлад такого ледяного прикосновения.

Пахнуло гнилью и мертвечиной.

Будто сырой, промозглый туман они обволакивали осколок отряда, из-за чего кони совершенно взбесились. Рафф едва не полетел наземь, когда его животина от очередного наскока в ужасе присела на задние ноги. Лерч и Сатти прильнули к спинам лошадей – в их сторону потянулась большая часть сгустившейся серой массы. Помочь им было немыслимо, ибо сам Старкальд держался чудом – жеребец его дрожал, вертел мордой, кидаясь с дороги то в одну сторону, то в другую, а изо рта его хлопьями вылетала пена.

Все смешалось в безумном вихре.

Сорнец перестал видеть своих. Рискуя каждое мгновение угодить копытом в нору или запнуться о кочку, скакун нес хозяина через густой белесый туман, не слушаясь поводьев и ударов сапогами по бокам.

Спасаясь от истошных криков, Старкальд приник к гриве коня, выставил руки вперед, стараясь укрыть уши плечами. Сотни буровых сверл будто проникали в мозг, отчего думать он перестал и о дороге, и о своих и обо всем на свете. Разум поглотила единственная мысль – только б это кончилось.

Боль захватила его целиком. Призраки выжигали дух, подавляли волю, и длилось это бесконечно. Он чувствовал, как немеют руки. Вот и настал конец, промелькнула в голове последняя мысль перед тем, как его выбросило из седла.

***

Старкальда подобрали, когда совсем стемнело. К удивлению, он остался жив и даже не поломал костей – лишь синяки и содранная кожа напоминали о падении. А вот его братьям по дружине повезло меньше.

– Сатти и Раффа позвал Мана, – мрачно сказал Толстый Никс, когда сорнец пришел в себя.

Подбородок старого сварта дрожал, в глазах застыла глубокая печаль. Старкальд сокрушенно прикрыл веки и выдохнул. Не первая его потеря, но одна из самых тяжелых.

Их окоченелые, застывшие в трупном оцепенении тела нашли неподалеку. Стеклянные глаза, скрюченные пальцы, посиневшие губы – будто неделю пролежали они на морозе. Старкальд и сам еще дрожал, как лист на ветру – не помогала даже медовая брага из никсовой фляги.

– Что с остальными?

– Тарм и Лерч живы, но плохи. Греем их как можем.

– А ваша группа?

– До нас не добрались.

Дурной день. Сразу двое погибших, и оба опытные, проверенные бойцы. У Старкальда опускались руки, а в голове стоял туман. И все же им повезло, ведь сгинуть могло куда больше.

Разъезд подъехал к стенам Искорки к середине ночи. Навстречу им попалось несколько крупных отрядов, высланных на подмогу тем, кого Гон застал врасплох. На парапете блестело множество стальных шлемов – Астли по такому случаю выгнал двойную, если не тройную стражу.

Завидя тела в перекинутых меж лошадьми носилках, дружинники все поняли сразу: спросили имена, подвели телеги, накрыли мертвецов полотном. Там же у ворот их встретила целая толпа. По темени люди не стеснялись тыкать факелом в лица. Они останавливали всех подряд, окликали своих, а не найдя, забирались на крепостную стену и вглядывались оттуда в ночь в робкой надежде, что те вот-вот явятся. Женщины ревели, старики шикали на них и бурчали что-то под нос.

Сотник выслушал его краткий доклад, тяжко вздохнул и отправил отдыхать. Скоро князь-регент Харси назначит ратный совет по Шелковице, где Старкальду дадут слово. Хорошо, что там будет Астли, бывалый воевода. Он подскажет, что делать, ибо на Харси надежды мало.

Регент никогда не пользовался популярностью у свартов. Большинство его решений и приказов или выполняли спустя рукава или просто игнорировали. Трудно представить более никчемного правителя, не умевшего ни обеспечить едой, ни защитить, ни взять ответственность за свои глупые распоряжения. Нелюбовь народа к Харси вылилась в обидное, но заслуженное прозвище – Вшивая Борода.

Раненых поместили в лазарете под присмотр мастера Шатара. Старый нервный лекарь хорошо знал свое дело и тут же распорядился греть воду для ванн, без которых проникший в тело хлад мог расползтись дальше по внутренностям, сковать легкие и сердце. Свартов насильно напоили настойкой вулканного корня со щепоткой перца, отчего желудок и горло зажгло огнем, а через ноздри чуть было не повалил пар.

У Тарма зуб на зуб не попадал. Только после часа отогревания с лица его постепенно стала сходить синева, а на щеках показался румянец.

– Где мой…меч? – ревел он и порывался выбраться из чана, но члены его настолько промерзли и задубели, что он едва мог поворачивать головой.

– Суньте ему какую-нибудь палку в руку. Может, скорее придет в себя, – махнул на него Толстый Никс.

Лерч выглядел получше и мог разговаривать.

– Не спаслись, – горестно вздыхал он, – и надо было этому паскуднику завопить, когда мы в чистом поле!

– Да уж, много наших не вернутся сегодня к семьям, – тихо произнес Старкальд.

На то, чтобы передать родственникам тела погибших и выразить скупое братское сожаление, ушел остаток ночи и почти весь следующий день, после чего дюжина отправилась к Никсу заливать скорбь огненным медом. За эту неделю они навидались достаточно ужасов. Старкальд немного посидел с ними, поковырял тушеное мясо с грибами, но напиваться не стал – во хмеле его скорее одолевали скверные мысли.

Он вышел из жарко натопленного дома, поежился и запахнул ворот куртки. Речка рождала холод и притягивала шальной ветер с холмов.

Глухо пробил вечерний колокол, служивший для жителей призывом к окончанию работ и скорому ужину. Сам исполин остался со стародавних времен, когда такие махины еще умели отливать без изъянов.

Переполох прошлой ночи спал, город успокоился. На узких улочках затихал привычный повседневный шум, люди отправлялись по домам – поближе к теплу очага, в котором живет частичка Умирающего Творца. Огонь снимает ломоту в костях, и дарит спасительный свет, отпугивающий чудовищ.