Вдруг едва пробивавшийся сквозь тучи сумрачный свет, разом померк, и пала тьма, словно небеса заслонила черная непроницаемая пелена. Мир прорезал оглушительный рев, от которого содрогнулась земля.

Девочка почувствовала, что падает. Уши разрывала жуткая боль. Она заткнула их ладонями так сильно, как только могла, зажмурила глаза и принялась кататься по земле, задыхаясь и будучи не в силах выдержать этот устрашающий яростный ураган, что стер все прочие звуки. Аммия вроде бы кричала, но даже крика своего не слышала.

Скрежет, треск, свист, лязг – чудовищная пытка эта жгла и разрывала мозг, и не было от нее спасения. Сколько это продолжалось она не знала, но спустя какое-то время вроде бы стало легче. Аммия почувствовала, что сердце уже не так сильно колотится, осторожно оторвала ладони и разомкнула веки. Ее знобило, как в лихорадке. Растрепанные волосы налипали на глаза. В ушах все еще стоял звон.

Тучи над ней рябили и дрожали, будто студенец. Дождь продолжал беспощадно лить.

Что это было? Ничего подобного за всю жизнь она не слышала. Звук походил на голос, человеческий или звериный, но был таким громким, что не мог принадлежать живым созданиям. Может, землетрясение? Она слышала, что иногда божий гнев заставляет сотрясаться земную твердь.

Аммия кое-как поднялась и осмотрелась. Лошади уже не было. Дружинник лежал ничком в нескольких шагах от нее и не двигался.

– Эй! Вставай! – робко позвала она.

Собственный едва различимый голос показался ей каким-то странным и непривычным, точно доносился из глубокого колодца.

Девочка присела рядом и с трудом перевернула сварта на спину. Он был без сознания – голова запрокинута, глаза открыты, но зрачки закатились за веки.

– Очнись же!

Аммия легонько трепала его по щекам и трясла, но дружинник никак не реагировал, хотя грудная клетка его слабо вздымалась.

Что же делать? Нельзя просто убежать и оставить его. Нужно…

На краю зрения мелькнула тень. Аммия повернулась и вскинула широко раскрытые, полные ужаса глаза на надвигающуюся со стороны шахты фигуру. Мужчина этот шел уверенно и легко, но как-то не по-людски передвигал ноги – неуловимое отличие сразу бросалось в глаза. Дикая догадка пронзила ее стрелой.

Порченый.

Сама тьма, безликая и непроглядная, лилась холодным пламенем из его пустых глазниц. Под хлещущим ливнем тьма эта мгновенно пригвоздила ее к месту. Она завораживала, сковывала волю и не позволяла оторвать взора. Одурманивающий яд проникал прямиком в разум. Лишь с огромным усилием девочка разорвала эти цепи и вернулась в привычный мир.

Аммия отчаянно затрясла сварта. Тот слабо хватал воздух ртом и не приходил в себя.

– Просыпайся! Ну же, очнись!

Нужно было удирать, спасаться самой, но разве могла она так поступить? Ведь он тоже чей-то сын, отец или брат.

Девочка схватила несчастного за подмышки и поволокла по земле, пыхтя и отдуваясь от натуги. Она не смотрела перед собой – туда, откуда неумолимо приближалась зловещая фигура.

Грязь налипала на ботинки, ноги Аммии разъезжались, она падала, но тут же вскакивала и вновь цепляла бездыханное тело то за руки, то за ворот плаща. Силы быстро иссякали, а ноша оказалась непомерна.

Поняв, что делу так не поможешь, Аммия отважилась на еще большее безрассудство. Она опустила мужчину, рывком – как учил отец – высвободила из его ножен короткий прямой меч и сделала несколько шагов навстречу врагу, заслоняя беззащитного сварта собой.

Прежде единственным ее противником выступало соломенное чучело, но она не считалась с тем, насколько комичен и жалок этот геройский порыв. Девятилетняя девчонка против обращенного слуги Вечного Врага, не живого и не мертвого.

Плевать! Ее учили обращаться с оружием. Здесь на севере женщинам тоже приходилось биться, когда того требовала ситуация.

Меч оказался тяжеловат. Она рассекла перед собой воздух и выкрикнула – больше для того, чтоб придать себе уверенности, чем стремясь отпугнуть:

– Прочь, отродье!

Отец говаривал, что из всех диалектов эти создания знали только язык стали.

Лицо девочки было перепачкано, волосы спутаны, лишь клинок сверкал, отражая призрачный свет.

Порченый и не думал отступать. Одним своим появлением существо это будто еще больше повергло мир во мрак. Наполнившая ее мимолетная отвага оставляла девочку тем скорее, чем ближе он подступал. Внезапный порыв храбрости грозил смениться паникой. Если побежать прямо сейчас, еще можно было остаться невредимой. Какое ей дело до безымянного дружинника? Унести бы ноги самой?

Рев еще слышался где-то вдали, но постепенно становился все тише и незаметнее, уступая легкому шелесту дождя. Однако с востока теперь долетали и иные звуки: дикий металлический скрежет, словно огромные железные зубчатые колеса с трудом передвигались в проржавевшем механизме, рисунки которых она встречала в старых книжках.

– Убирайся! Я тебя не боюсь!

Ложь. Мысли ее предательски замедлялись, стало трудно соображать и осознавать происходящее. Она уже почти решилась броситься наутек, но не могла пошевелиться, пристыла к месту. Даже воздух, несмотря на дождь, загустел и стал тяжелым. Каждый вдох давался с трудом.

Все походило на кошмарный сон. Неужели это конец? Едва выскочив за порог мирной, размеренной жизни за крепостной стеной под защитой сотен воинов в стальных доспехах, девочка оказалась на краю гибели.

Существо остановилось в двух шагах. Никогда еще Аммия не видела порченого так близко.

Омертвевшее, все в трещинах, черное лицо, иссохшие почти до костей руки и ноги, ветхая, рассыпающаяся одежда и глаза, напитанные густым мраком – точь в точь чудовище, каким бабки пугали детей.

Рука не удержала меч. Девочка обмякла и упала на колени.

Порченый протянул длань и коснулся ее щеки, отчего ледяной хлад пронзил княжну до костей. Она почувствовала, как существо схватило ее за волосы, рывком дернуло к себе и поволокло за шкирку, словно деревянную куклу.

Страх отчего-то ушел. Вместо него в отяжелевшем сердце она ощутила странный прилив спокойствия и умиротворения. Ничего плохого не случится. О ней позаботятся.

Навалилась усталость, все тело онемело, во рту пересохло. Аммия безучастно смотрела, как чертят полосы по грязи ее башмаки и сапоги сварта – порченый не забыл и его. Силы этой твари было не занимать.

Какая разница, куда ее тащат. Там ей наверняка будет лучше. Затуманивающимся взглядом она зацепилась за перевернутую корзинку над синим озерцом цветков и с трудом вспомнила, зачем пришла сюда. Наверное, дядя расстроится, когда ее не найдут в покоях. Может быть, даже накажет ее. Хотя, кого он станет ругать, если она не вернется домой?

Мелькнула странная, но вроде бы логичная мысль, что порченый приведет ее к отцу. Да, это было похоже на правду. Наконец-то она снова увидит его и крепко-крепко обнимет!

Над головой замелькали деревянные потолочные упоры, в нос ударил резкий гнилостный запах, а она ничего не могла поделать, да и не хотела. Все дальше во тьму ее уносили. Руки и ноги ее не слушались, разум угасал, но в груди вопреки всему вдруг стала разгораться непривычная пульсирующая теплота, будто она проглотила живой уголек. За очередным поворотом свет окончательно померк. Они углублялись во мрак подземного лабиринта, и Аммию стал захватывать неконтролируемый жар. Перед взором настойчиво проявлялась отметина набухающего огненного сгустка, что ширился и расцветал яркими сполохами языков пламени. Это было странное ощущение. Она будто превращалась в солнце.

Девочка не помнила, что случилось после.

Сознание вернулось, когда Аммия уже миновала ворота и брела по пустынным улицам окраины. Дождь почти прекратился. Над головой низко нависало пепельное небо, которое как будто пожирало цвета и саму жизнь. Кажется, было еще утро.

Вот только вокруг никого, если не считать нескольких пьянчуг, не дошедших до дома и растянувшихся в грязи. Куда же все подевались?

Голова кружилась и раскалывалась от боли, грудь еще плавило жидким огнем. Аммия с трудом передвигала ноги, налитые непривычной свинцовой тяжестью. В какой-то момент она с удивлением обнаружила, что боса, а плащ и штаны так изодраны, словно над ними потрудилась стая диких собак. Откуда же она идет? Девочка не знала. Ужасно хотелось спать.