– Доброе утро, – дама поприветствовала девушку своим низким бархатным голосом, от которого у всех мужчин в радиусе километра по коже разбегались армии мурашек. Наверное, поэтому все сотрудники слушались госпожу Сапфир беспрекословно. Восхищение к её безупречности граничило со страхом и религиозным трепетом.

– Доброе, – Констанция приблизилась к столу и взлохматила волосы на голове своего брата, который не потрудился её поприветствовать. Только теперь он, кажется, заметил её присутствие и чуть было не подпрыгнул на месте от испуга и возмущения.

– Э-эй! Ты чего?! – чудом не расплескав свой кофе, молодой человек отпрянул от хулиганки-сестры.

– Ты ещё не проснулся, Берт? – весело поинтересовалась Конни. – Даже доброго утра мне не пожелаешь?

– Ой, брось ты эти церемонии! – отмахнулся Адальберт Маршан, вставший явно не с той ноги. Обычно это он выступал в качестве источника дурацких комментариев и нелепых подколок. Впрочем, поправив свою светлую шевелюру, он как будто немного взбодрился. – Ты, я смотрю, ждёшь не дождёшься гостей? Соскучилась по светской жизни?

– А ты нет? – Констанция направилась к буфетному столу, где налила себе кофе и уложила два яйца пашот с листиками жареного бекона на тарелку.

Ей нравилось жить в новом огромном доме, носить шёлковые костюмы, есть эту чудесную еду, гулять в огромном саду, бродить по самшитовой роще и спускаться по узкой тропинке к маленькому, скрытому от посторонних глаз, пляжу с золотым песочком. Но круг общения за последний месяц расширить не получилось. После того, как Конни имела некоторую наглость влезть в расследование убийств двух девочек и нотариуса почти два месяца назад, уровень её популярности и узнаваемости в Линсильве не самым комфортным образом возрос. Она полагала, что со временем весь этот ажиотаж сойдёт на нет, но пока страсти не утихали. Любой выход в город превращался в дискотеку со светомузыкой: незнакомые люди подходили к ней на улице, заваливали вопросами, просили добавить их в друзья в соцсетях и постоянно пытались из под тешка сфотографировать. Были и те, кто понимал, что новая Ди Гран теперь имеет свой голос в островном совете, поэтому спешили пожаловаться на всех и вся – полицию, медиков, дорожные службы и шумных соседей.

Семейный адвокат благоразумно предупредил Констанцию и Берта о том, что любое неосторожно брошенное слово из уст Ди Гранов обязательно будет, в случае чего, использовано против них же. Так что, не имея пока достаточного веса и вовлечённости в политической системе острова, не стоит вступать в дебаты с гражданами. И тем более не стоит строить из себя щедрых аристократов, раздавая направо и налево обещания процветания и решения проблем.

Так что приходилось ждать, когда страсти по раскрытым убийствам в Линсильве улягутся, максимально сократив свои контакты с внешним миром. В город Конни и Берт теперь выбирались только на машине, при чем не на роскошном Роллс-Ройсе «Сильвер Клауд» (ласково именуемом обитателями замка Клаудией), доставшимся брату и сестре в наследство вместе с домом, бизнесами и банковскими счетами. Эта машина была слишком узнаваемой и экстравагантной. Отныне брат с сестрой перемещались на белом Мерседесе не самой новой модели, и вот эта часть истории с вынужденными прятками от всего мира Констанцию вполне устраивала. Берт любил Клаудию и страдал от разлуки, но его сестру всерьёз беспокоило отсутствие в ретро-машине ремней безопасности и нормального кондиционера.

– Ужасная жара… – проговорил братец, делая тяжелый вдох. – Я хотел немного поработать на берегу сегодня, но, видимо, не выйдет. Это пекло просто уничтожит меня.

– Боюсь, до конца августа на похолодания можно не рассчитывать, – сочувственно произнесла госпожа Сапфир. Её блестящие чёрные локоны были аккуратно собраны в низкий хвостик, но две пружинистые пряди красиво обрамляли вытянутое лицо. Дама изучала какие-то хозяйственные документы и счета, объёмы которых с появлением в доме новых хозяев и дополнительных постов охраны значительно выросли. Но она справлялась блестяще – легко и непринуждённо. Вот и сейчас она, преисполненная спокойствия и внутреннего достоинства, медленно перелистывала страницы документов, делая короткие глоточки безумно крепкого эспрессо из крохотной фарфоровой чашечки. Конни точно знала, что все самые важные задачи управляющей Севилла успела переделать ещё за два часа до завтрака. Она всегда вставала очень рано.

– Замечательно, – проворчал Берт, лениво ковыряя вилкой свой омлет. Недавно он вновь воспылал страстью к живописи и впервые за очень долгое время взял в руки кисти и краски.

Понимание основ композиции, тени, света и перспективы досталось ему то ли генетически, то ли в процессе воспитания от их отца. Яна Маршана ещё при жизни считали гением, а после смерти и вовсе внесли в списки величайших творцов конца двадцатого – начала двадцать первого века. При таком масштабе таланта и всемирного признания было даже удивительно, что только у Берта в их семье действительно получалось запечатлеть что-либо на холсте. Констанцию творческое дарование обошло стороной. Хотя она очень сопереживала брату сейчас: выросшая среди художников, она прекрасно знала, какими замкнутыми и раздражительными они могут становиться, когда вдохновение есть, а возможности для реализации задуманного нет. Две недели назад Берт начал писать морской пейзаж и уже дважды чуть было не заработал тепловой удар на пленере.

– Осенью жара, как правило, немного спадает. Начинается бархатный сезон, – Севилла Сапфир мастерски научилась игнорировать творчески перепады настроения Адальберта Маршана, просто продолжая разговор с той точки, с которой хотела сама. – Я очень люблю это время. Можно будет устраивать пикники!

– Как было бы прекрасно… – Конни улыбнулась, представив себе пикник на морском берегу в прохладный день. Но сейчас ей нужно было переключиться на события ближайших нескольких часов. – К слову, комнаты для гостей уже готовы?

– Не обижайте меня, Констанция, – васильковые глаза Севиллы лукаво сверкнули. – Всё было готово ещё вчера.

– Это хорошо, – Конни кивнула. – Знаете ли, я просто немного нервничаю. Что обо мне подумает дочка доктора?

– Что ты, дурёха, влезла на частную территорию и получила за это камнем по голове, – одним глотком опустошая свою чашку кофе, выпалил Берт. Ему не нравилось говорить об этом, но и упустить возможность лишний раз ткнуть сестрицу носом в недавние события он не мог. Констанция поморщилась и машинально поднесла руку ко лбу: там, на границе роста волос, всё ещё оставался небольшой шрам. К счастью, удар прошёл по касательной и лишь ненадолго отключил сознание девушки. В тот момент, когда это произошло, Берт как раз находился в городе Сальтхайм, в гостях у той самой Лив Сигрин. Конни эту женщину ещё не встречала и отчего-то нервничала. Она бы назвала это предчувствием, если бы верила в предчувствия.

– Обязательно это вспоминать? – госпожа Сапфир взглянула на Маршана с укоризной, поднимаясь со своего места. – Кажется, мы все сошлись на мысли, что эта история должна остаться в прошлом? Пусть так и будет.

– Пусть так и будет, – эхом отозвался Берт, безразлично пожимая плечами, за что чуть было не получил подзатыльник от управляющей. Севилла Сапфир любила обращаться к новым хозяевам на «вы» и сохранять видимость субординации, но всем вокруг давно стало ясно, что авторитет её заметно выходил за границы профессиональных отношений. Матриархальная сила этой дамы быстро перевела её в статус строгой тётушки, пристально следившей за порядком как в хозяйстве, так и во взаимоотношениях Ди Гранов. Берт был пристыжен, а сама дама, прихватив с собой документы, покинула изумрудный зал.

– А к вечеру у тебя улучшится настроение? – поинтересовалась Конни, когда стук каблуков госпожи Сапфир стих где-то за пределами комнаты. Брат на мгновение задумался, поднося ко рту вилку с последним кусочком омлета.

– Если только будет не так чертовски жарко…

– Я велю Руфь подать нам ежевичного вина со льдом к ужину, – предложила Констанция весело. – Что скажешь?