Литмир - Электронная Библиотека

Игорь Матвеевич взглянул на мою руку, что лежала поверх фотографий; вновь отыскал взглядом мои глаза.

— Подонок, — произнёс он. — Ты не понял, на кого руку поднял. Я тебя уничтожу.

Он вновь мне напомнил того Игоря Матвеевича Сельчика, которого я знал в прошлой жизни и которого когда-то ненавидел. «…Где-то далеко в памяти моей…» — пели со сцены. Я усмехнулся, покачал головой.

— Игорь Матвеевич, ты так и не понял, почему я столько распинался перед тобой, и почему пока не перешёл к сути дела. А ведь я перед тобой не хвастался. Все эти рассказы о Москве, о театре… ты не уловил их основной и главный посыл. Признаюсь: я этим фактом слегка разочарован. Потому что считал тебя более сообразительным.

Я вздохнул и произнёс:

— Ничего страшного, Игорь Матвеевич. Сейчас я тебе всё заново растолкую. В простых выражениях обрисую сложившуюся ситуацию.

Глава 23

«…Где-то далеко, очень далеко…» — всё ещё звучала песня в зале ресторана «Московский». В её мелодию вплетался смех, позвякивание посуды и гул человеческих голосов (это разговаривали друг с другом гости ресторана). Блестели хрустальные люстры. Рядом с моей головой проплывало очередное облако табачного дыма. Оно сейчас чуть закрывало от меня лицо второй секретарь Новосоветского горкома КПСС Игоря Матвеевича Сельчика. Сельчик потирал грудь напротив сердца, кривил пухлые губы. Его взгляд метался между моими глазами и лежавшими на столе фотографиями (стопке чёрно-белых фото и одной с цветным изображением).

Я постучал пальцем по скатерти рядом с цветной фотографией и произнёс:

— Игорь Матвеевич, ты до сих пор думаешь, что смотришь на меня снизу вверх только потому, что я выше тебя ростом. Отчасти ты прав. Но лишь отчасти.

Я снова постукиванием пальца привлёк внимание Сельчика к фотографии.

— Но ты не заметил, что я смотрел на тебя сверху вниз, даже когда твоя голова была выше моей, — сказал я.

Хмыкнул и продолжил:

— Всё дело в том, что мы с тобой сейчас находимся на разных ступенях иерархической лестницы. Понимаешь? Игорь Матвеевич, ты всё ещё барахтаешься в болоте нашего провинциального городка. А я уже поглядываю на тебя с верхних этажей московских высоток. Ты пока не понял этого. В этом твоя ошибка. Вот поэтому ты и задаёшь себе неверные вопросы.

— Что ты несёшь, пацан?

— Объясняю тебе ситуацию.

Я сощурил глаза.

— Не спрашивай себя, Игорь Матвеевич, о том, как ты поступишь со мной. Задайся вопросом, как я поступлю с тобой. Поинтересуйся, почему мы разговариваем сейчас в ресторане; а фотографии твоего сына всё ещё лежат на этом столе — они не на пути в Москву. Представь, как изменится твоя жизнь, если на эти весёлые картинки взглянет Настин дедушка или даже Леонид Ильич.

Я постучал пальцем по стопке фотографий.

Второй секретарь Новосоветского горкома КПСС нахмурился. Краснота почти сошла с его лица. Рука Сельчина замерла на кармане рубашки.

— Вижу, Игорь Матвеевич, ты почти прозрел, — сказал я. — Это прекрасно. Поэтому разъясню тебе на пальцах. Я не блюститель морали. По большому счёту, поступки твоего сына у меня ничего, кроме брезгливости не вызывают. Но Вениамин перешёл черту: границу моей личной территории. Его поступки вступили в конфликт с моими интересами. А такое я пресекаю всегда и жёстко.

Я взмахом руки перенаправил внимание Сельчика на стопку чёрно-белых фото.

— Вот эта девица, с которой поразвлёкся твой Веня, невеста моего младшего брата. Точнее, была его невестой до этой фотосессии. Девчонка на фотографиях спит, если ты, Игорь Матвеевич, этого не понял. На некоторых снимках это хорошо видно — там, где на её лице покосились очки. Твой сын надругался над бесчувственным телом моей почти родственницы…

Я развёл руками.

— Спроси меня, Игорь Матвеевич, почему я всего лишь разбил твоему сыну лицо, а не оторвал ему голову. Вот один из тех вопросов, что не пришел тебе на ум. Странно, что ты его упустил. Я отвечу тебе на него прямо сейчас. Хочешь? Вижу по глазам, что хочешь. Так вот. Я здравомыслящий человек, Игорь Матвеевич. И понимаю, что наказание должно быть соразмерно проступку.

Пожал плечами.

— Твой сын надругался над телом девчонки. А я надругался над его лицом. Шрамы останутся и у него, и у неё. Ей твой Веня повредил психику, о чём он вспомнит теперь каждый раз, когда посмотрит в зеркало. Сатисфакцию я с него получил. На этот момент мы с Вениамином в расчете. Тут и делу бы конец, как говорится. Но не тут-то было.

Я развёл руками.

— Потому что в это дело ввязался ты, Игорь Матвеевич. Мне сказали, что ты взбаламутил всё наше новосоветское болото. Мешаешь следствию, дёргаешь за ниточки. Поэтому я к тебе и пришёл. Вот с этими фотографиями, которые я благоразумно не уничтожил. Как сохранил и плёнки, и фотоаппарат твоего сына. Теперь ты понимаешь, чего я хочу?

Второй секретарь Новосоветского горкома КПСС смял руками скатерть на краю стола.

— Я тебя уничтожу, — произнёс он.

Я покачал головой и сообщил:

— Не сможешь, Игорь Матвеевич. Вспомни, о чём я тебе говорил: мы сейчас друг другу не ровня. Так уж получилось. Смирись с этим. Не смотри вверх — займись своими делами. И не мути воду. Потому что на поверхность всплывут вот эти фотографии и рассказ о том, что твой сын создаёт при нашем институте редакцию порнографического журнала. Волна их поднимет на самый верх…

Я замолчал, поднял руку — Сельчик взглянул на неё.

— Сын за отца не отвечает. Но при этом все помнят, что яблоко от яблони недалеко падает. Падают и отцы. Ваше падение будет жёстким, Игорь Матвеевич. И болезненным. Но самым обидным станет понимание того, что вы сами это падение спровоцировали. Ведь мы с вами уже договорились, что не побеспокоим Настиного дедушку. И уж тем более, не отнимем время у Леонида Ильича.

Я улыбнулся и добавил:

— Что бы вы понимали, Игорь Матвеевич: внучка Леонида Ильича сейчас учится в Государственном институте театрального искусства. Она обожает театр. И дружит с Анастасией Евгеньевной Бурцевой. Я очень надеюсь, что уже этой зимой Настя меня с этой несомненно замечательной женщиной познакомит. Этот было бы полезное знакомство, не находите?

Мне почудилось, что у Сельчика поникли плечи.

Игорь Матвеевич придвинул к себе графин. Он до краёв наполнил свою рюмку водкой. И тут же опрокинул её себе в рот: опустошил рюмку до дна одним большим глотком.

* * *

Музыканты на сцене сделали минутный перерыв и затянули новую песню. Я встал из-за стола, сунул в карман конверт с фотографиями. Отметил, что Игорь Матвеевич Сельчик не смотрел мне в глаза, словно затаил обиду. Я пожелал второму секретарю Новосоветского горкома КПСС приятного вечера (Сельчик проводил меня хмурым взглядом, не попрощался со мной). Ушёл из зала тем же маршрутом, каким и пришёл туда: через подсобное помещение.

В ресторане «Московский» я пробыл меньше четверти часа. Почти всё это время за мной со стороны главного входа внимательно наблюдал швейцар, посматривал на меня со своего места около стены капитан КГБ Зареченский, то и дело бросала на меня настороженные взгляды сновавшая по залу официантка Светочка. Но ни один из них в зале ко мне не подошёл (даже швейцар, для разговора с которым я заготовил «пару ласковых» фраз).

Я вышел на улицу, с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух, пропитанный не духами и табачным дымом, а запахом прелых опавших листьев. Запрокинул голову — почувствовал, как прохладный ветер погладил меня по лицу. Расслабил под воротником рубашки узел галстука. Только шелест листвы у меня над головой сообщал о том, что я не оглох. Вскоре к нему добавился и цокот каблуков. Светочка меня догнала, когда я уже подошёл к мотоциклу.

Ельцова замерла в шаге от меня, улыбнулась.

— Уже уезжаешь? — сказала она.

— Пора.

Я надел мотошлем.

— Встретишь меня после работы? — спросила Светочка.

— Нет.

— А в следующую субботу? Ты давно у меня не ночевал. Я соскучилась.

47
{"b":"917349","o":1}