Она потёрлась щекой о Колино плечо.

— Папа часто повторял, что в Москве у него большие связи. И что мы бы перебрались в столицу, если бы позволило его здоровье. Но отец понимал, что его сердце не выдержит столичных интриг. Поэтому и просидел в своём кресле почти десять лет. Мы с Колей здесь так надолго не задержимся. Новосоветский горком — это только начало. Вот увидите.

Уваров взглянул на макушку своей подруги, печально вздохнул.

— Я тут перебирала папины вещи, — сообщила Марго. — Те, что остались. И наткнулась на интересное письмо. От папиного сослуживца. Из Москвы. Я написала ему. В начале сентября. Сообщила о папиной смерти. Как оказалось, этот папин друг сейчас секретарь Московского городского комитета КПСС, депутат Верховного Совета СССР. Он позвонил нам неделю назад.

Маргарита Лаврентьевна хитро улыбнулась.

— Он замечательный и отзывчивый человек, — заявила Марго. — На свадьбу к нам с Колей он не приедет. Но подарок уже пообещал. Сказал, что в январе Колю переведут в наш горком инструктором. Он договорится. Это уже не мелкая должность на тракторном заводе. С этого места, если постараться, и до кресла первого секретаря горкома недалеко.

Она прищурилась и сказала:

— А мы с Колей обязательно постараемся.

Коля и Марго пробыли вместе со мной ночью недолго, примерно четверть часа. Они пошли спать: оба в эту пятницу работали. Перед уходом Николай осведомился о моих планах (я вкратце ему и Маргарите Лаврентьевой их обрисовал). Уваров вручил мне ключи от квартиры. Заверил, что здесь мы с братом желанные гости и пробудем тут столько, сколько пожелаем. Марго наклоном головы завизировала слова своего жениха.

Полтора часа я просидел у Николая и у Марго на кухне. За столом, в одиночестве. Зевал, смотрел за окно на погружённый в темноту двор. Поглядывал и на часы: ближайшие планы я в голове расписал едва ли не поминутно. Вышел за порог квартиры за полтора часа до того времени, когда обычно срабатывал мой будильник. Уже решил, что пропущу сегодняшнюю пробежку. Прекрасно понимал, что Котова об этом моём решении не знала.

Лену я увидел на обычном месте. Котова стояла там, где дожидалась меня и Кирилла почти каждое утро: под кроной каштана, напротив входа в общежитие. Задумчиво озиралась по сторонам, будто гадала, куда запропастился мой мотоцикл. Заметила, когда я повернул к «мужскому» корпусу. Я шёл пешком: Братца Чижика припарковал в тридцати метрах от общаги, чтобы тот не привлекал к себе внимание рано проснувшихся студентов. Я издали залюбовался очертаниями фигуры Котовой — Лена стояла спиной к ещё светившему фонарю, наряженная в водолазку и в обтягивавшее ягодицы, бедра и голени трико.

Подошёл к Лене, поздоровался.

— Привет, Сергей, — произнесла Котова. — Откуда это ты идёшь? И…

Она бросила взгляд на тень под каштаном.

— … И где твой мотоцикл?

Я махнул рукой, и пообещал, что «позже всё объясню». Приблизился к Котовой, посмотрел на загорелое лицо. Вдохнул верхние ноты духов «Иоланта». Вспомнил, что такой запах я ночью в квартире Сельчика не почувствовал — отметил, что при мысли об этом крепко сжал кулаки. Сообщил Котовой, что сегодня утром ни я, ни Кирилл на пробежку не пойдём. Не объяснил ей причину своего решения. Но тут же добавил: сегодня мы с Кириллом не появимся и в институте. Лена после этих моих слов растерянно моргнула, насторожилась. Заглянула мне в глаза, будто силилась прочесть там мои мысли, точно текст на мониторе.

— Серёжа, что произошло?

Она схватила меня за предплечье — я улыбнулся.

Сказал:

— Долго рассказывать. Сейчас на это нет времени. Я спешу. Но у меня есть к тебе просьба.

— Какая?

— Мне нужно увидеть твоего брата. Сегодня.

Котова дёрнула плечами.

— Олег сегодня работает… — произнесла она.

— А после работы?

— Встретится с Ритой. Он каждую пятницу встречает её с работы. На трамвайной остановке.

— В какое время это происходит?

— Я точно не знаю… — сказала Лена. — Он приходит с работы. К себе, в общежитие… Серёжа, а что случилось?

Котова потрясла мою руку.

— Номер его комнаты знаешь? — спросил я.

— Конечно.

Я развёл руками.

— Какой?

Лена покачала головой.

— Не скажу, — ответила она. — Я поеду к Олегу вместе с тобой.

Я пожал плечами.

— Ладно. Тогда жди меня на автобусной остановке около института. Сразу после занятий.

— Хорошо. А зачем тебе Олег?

Я высвободил свою руку из хватки Лениных пальцев, снова улыбнулся.

— После об этом поговорим, — сказал я. — Прости, Лена, но я тороплюсь.

На секунду прикоснулся ладонью к плечу Котовой и поспешил к входу в общежитие.

Вошёл в комнату — Артурчик ещё спал. Я побросал в сумку нижнее бельё, зубные щётки и прочие вещи, необходимые для двух-трёх суток жизни в квартире у Марго и у Коли. Сунул в карман деньги. И лишь после этого растолкал Прохорова. Сообщил Артурчику, что мы с Кириллом «задержались у друзей» и «занятия сегодня и завтра пропустим». Отмахнулся от его вопросов. Хлопнул дверью.

На улице уже рассвело, когда я вернулся к дому Маргариты Лаврентьевны и Николая Уварова. Свернул во двор, увидел, что машины со двора исчезли — я выбрал наилучшее парковочное место для своего мотоцикла. Прикинул, топая по ступеням в подъезде и зевая, что на сон у меня осталось чуть больше пяти часов. Распахнул дверь, шагнул в квартиру. Увидел выглянувшего в прихожую Кирилла.

— Проснулись? — сказал я.

Мой младший брат кивнул и нахмурился.

— Она ушла, — сказал Кирилл.

Я вскинул брови и спросил:

— Кто ушёл? Инга?

Прикрыл входную дверь, щёлкнул замком. Не отводил взгляда от лица брата.

Кирилл махнул рукой, печально вздохнул.

— Психанула, — сказал он. — Наорала на меня. И сбежала.

— Почему? — спросил я.

Кирилл дёрнул плечами, опустил глаза.

— Потому что я рассказал ей правду, — ответил он.

Я без зазрения совести ограбил холодильник на кухне у Коли и у Марго. Улов оказался неплохим, пусть и без деликатесов. Я нарубил ножом «Докторскую» колбасу, нарезал хлеб, подогрел на плите воду в чайнике. Производил все эти действия, слушая похожие на жалобы и оправдания рассказы моего младшего брата. Кирилл уселся за стол напротив меня, лицом к окну. То и дело закусывал нижнюю губу, не смотрел мне в глаза. Я намазывал на хлеб сливочное масло — моё воображение рисовало картину того, как проснулась в незнакомой квартире Инга Рауде, как она будила Кирилла. Кир признался, что спросонья он не сразу сообразил, где находился и что происходило. Его мозг не сразу включился — именно на это обстоятельство я списал излишнюю правдивость своего брата.

Кирилл вывалил на едва разодравшую глаза девицу все подробности вчерашнего вечера. Даже извинился перед Ингой за то, что «мог вчера неправильно застегнуть крючки на лифчике». «Слабоумие и отвага», — вертелась у меня в голове цитата из романа Германа Гессе. Слушал откровения своего младшего брата и гадал: я помнил выражение о слабоумии из прошлой жизни, или услышал его от Насти Бурцевой. Наблюдал за тем, как Кирилл уже вторую минуту без перерыва размешивал в своей чашке сахар; улыбнулся в ответ на его утверждение о том, что Инга просто обязана была поверить в наши добрые и бескорыстные намерения. Представлял, как отреагировала бы Лара Широва на рассказ Кирилла — пришёл к выводу, что Лариса тоже вспылила бы и хлопнула дверью.

— Ладно, малой, — сказал я. — Не грузись. Что случилось, то случилось. Разберёмся.

После общения с братом я скорректировал свои планы: сдвинул в них дневной сон на «позже». Снова предупредил Кирилла, чтобы тот оставался в квартире Коли и Марго. Пообещал ему, что улажу вопрос с Рауде: прямо сейчас этим и займусь.

Братец Чижик будто обрадовался моему скорому возвращению: мотоцикл завёлся со второй попытки, нарушив тишину двора своим громким и задорным рычанием. Мы с ним резво проехали мимо подъездов, спугнув с кустов стаю домовых воробьёв.