Этот вопрос («было» в тот день в квартире Вениамина Сельчика, или «не было») Артурчик в прошлой жизни поднимал неоднократно. Словно это тогда его, а не меня три месяца держали в СИЗО. Расспрашивал он об этом и Ларису Широву, с которой поддерживал отношения. Но слышал от Лары одни и те же ответы в духе: «мне тогда показалось» и «я тогда подумала». Я иногда с улыбкой слушал, как Прохоров ворчал: «Ей показалось. А я без „Волги“ остался. Одни неприятности от этих баб».

Именно о «той самой» «Волге» я первым делом вспомнил, когда в прошлый понедельник узнал от своего младшего брата, что Артурчик теперь встречался с Ларисой Шировой. Именно поэтому я не отогнал в посёлок к родителям свой мотоцикл. И именно по этой причине за прошедшую неделю я дважды наведался на улицу Сталинградская дом номер семнадцать, где в двухкомнатной квартире на втором этаже проживал секретарь комсомольской организации МехМашИна Вениамин Сельчик (хозяина квартиры в это время не было дома).

Десятого октября я переживал один из тех дней, которые в прошлой жизни иногда хотел бы пережить снова. Утром к институту я шёл в компании виновато посматривавшей мне в глаза Котовой и рядом с хмурой Тороповой. Впереди нас шагали Кирилл и Инга — за нашими спинами неторопливо брели руку об руку говорливый Артурчик и рыжеволосая Лара. Начало этого дня не походило на то, которое я помнил по прошлой жизни. А вот дальше события вернулись в привычное русло. Но с некоторыми изменениями.

Профессор Баранов снова заявил, что даст дополнительный день на подготовку домашнего задания тем комсомольцам, которые поучаствуют в сегодняшнем собрании — его об этом «попросили». «Неактивные» комсомольцы из нашей группы ожидаемо возмутились. Вот только на этот раз оседлал эту волну возмущения не я, а Артурчик. Прохоров сыпал на преподавателя доводами, зачитывал ему по памяти статьи из конституции о том, что в Советском Союзе у всех граждан равные права и обязанности.

Я слушал разгоревшийся в кабинете математики спор; и улыбался. Вспоминал, как в прошлой жизни я изливал на профессора своё облечённое в громкие слова возмущение. А Лариса Широва тогда вот также поглаживала меня по руке (как сегодня она гладила Артурчика) — успокаивала. Я заметил, что у Тороповой, наблюдавшей за Прохоровым и за Шировой, на глазах блестели слёзы. Вспомнил, что в прошлый раз в этот день Наташа уже сидела за столом рядом с моим младшим братом, а не около Котовой.

На перемене после математики я подошёл к Ларисе и поинтересовался, будет ли она сегодня на собрании. Лара бросила виноватый взгляд на Артурчика и ответила мне, что пойдёт. Наш комсорг (Инга Рауде) предложила ей заняться организацией комсомольской студенческой самодеятельности: отвечавшая за это направление студентка в прошлом учебном году защитила диплом. Лара вздохнула и посетовала, что это направление — не то, на что она рассчитывала. Призналась, что ей больше по душе идеологическое воспитание.

После занятий ни я, ни Кирилл, ни Артурчик в институте не задержались — как и в «тот» раз. Мы пошли в общагу втроём. Как и в «то» десятое октября. Задержались около пивной бочки — сняли пробу с продукции нашего местного пивзавода. С домашкой по математике мы сегодня покончили даже быстрее, чем в прошлой жизни. Вечером я намекнул Артурчику, что сегодня мне понадобится его помощь. Сказал, что мы с ним «съездим по важному делу». Но не уточнил, в чём то «важное» дело заключалось.

Котова сегодня не пришла: наверное, она снова выслушивала Наташины слёзные жалобы на жизнь, на судьбу и на мужчин. К нам в комнату явились Вова Красильников и Паша Мраморов, принесли пятилитровый бидончик с пивом. В честь такого дела я извлёк из своих запасов привезённую из Москвы сырокопчёную колбасу — парни встретили её восторженными возгласами. Прохоров взял в руки гитару — снова захрипел «под Высоцкого». На эти хрипы примчались соседи (парни из Старого Оскола), принесли сушёную воблу.

Рыбу и колбасу я ел с удовольствием. А вот к пиву почти не притрагивался, говорил, что сегодня я «за рулём». Парни подшучивали надо мной, справедливо полагая: в деле замешана женщина. Мой младший брат в вечеринке тоже почти не участвовал. Он то и дело бегал в женский корпус — ждал, когда вернётся с комсомольского собрания Инга. Я попросил его: лишь только Рауде явится — чтобы он сразу же известил об этом меня. Заявил Кириллу, что у меня есть к его подруге «пара срочных вопросов на комсомольскую тематику».

За час до полуночи Кир снова вернулся из женского корпуса. Обиженный, расстроенный, растерянный. Вечеринка в нашей комнате подходила к своему завершению: пиво закончилось. Парни не расходились по комнатам, лишь потому что неутомимый Артурчик всё ещё терзал гитарные струны — своим пением он заменял нам одновременно и радио и телевидение. Я заметил унылый взгляд своего младшего брата, прогулялся вместе с Кириллом в коридор (где пение Артура не заглушало все прочие звуки).

Кир сообщил, что Инга сегодня в общагу не вернётся. Заявил: ему об этом сказала Лариса Широва — Кирилл встретил её в коридоре женской общаги. Широва поведала Киру хорошо мне известную историю. В которой изменились роли действующих лиц. Широва сказала моему младшему брату, что Рауде в гостях у Венчика «немного перебрала». Заявила, что лично будила Ингу — та не открыла глаза. Лариса предположила: наша комсорг объявится завтра, «когда проспится». Пересказала Кириллу знакомую мне шутку о запахе из пивной бочки.

— Так значит, Широва уже вернулась в общежитие? — уточнил я.

Кирилл кивнул. Он нервно покусывал нижнюю губу, переминался с ноги на ногу. В глаза мне не смотрел, будто чего-то стыдился.

— Вернулась, — ответил Кир. — Я разговаривал с ней. Только что. Не заметил, чтобы она была… того, пьяная. Как Инга.

Он пожал плечами.

— Странно это всё, — заявил Кирилл. — Инга ведь к спиртному раньше почти не притрагивалась. Вспомни: даже на Новый год! Она выпила тогда всего один бокал шампанского.

Мой младший брат вздохнул, покачал головой.

— Не нравится мне всё это, Серёга, — пробормотал он. — Как-то это… неправильно, что ли.

— Да уж, — согласился я. — На Рауде это не похоже.

Посмотрел на хмурого брата, потёр уже колючий подбородок.

— Вот и я об этом говорю, — сказал Кирилл.

Мой младший брат нервно взмахнул руками.

Я вдруг подумал о том, стояла ли сейчас в комнате Рауде банка с медицинским спиртом (подобная той, что хранилась в «тот» раз в комнате Шировой). И вспомнит ли о ней завтра Инга, когда вернётся из квартиры Венчика.

— Как интересно, пробормотал я.

На миг у меня перед глазами предстал знакомый слайд: изображение лежавшей на кровати Ларисы Шировой. Лара без косметики на лице, с извилистыми дорожками от слёз на висках.

Я покачал головой и сказал:

— А знаешь, малой… раз уж такое дело, то Артурчик со мной сегодня никуда не поедет.

Хлопнул брата ладонью по плечу.

— Пусть Прохоров бренчит на гитаре, — сказал я. — А вот мы с тобой сейчас кое-куда прокатимся.

На сборы у меня ушло не больше пяти минут. Потому что все нужные мне предметы ещё со вчерашнего вечера лежали в тряпичной сумке под кроватью. Подумал, пока натягивал брюки, что (по сути) мои планы не изменились. Кто именно из девиц будет завтра пускать слёзы, для меня сейчас не имело значения. Последовательность моих дальнейших действий от этого не зависела.

Я заподозрил: поездку со мной Кирилл сейчас никак не связывал с «загулом» своей подруги. Пришёл к выводу: мой младший брат согласился на неё в расчете на то, что отвлечётся от тревожных мыслей, заглушит наверняка звучавший у него в голове шёпот ревности. По ступеням мы спустились без спешки — Кирилл послушно следовал за мной, не засыпал меня вопросами, помахивал мотошлемом.

Вахтёрше я ответил, иду на прогулку. Кивнул в ответ на её напоминание, что вход в общежитие «строго до полуночи». Скрипнул дверными петлями, шагнул в полумрак улицы. Вдохнул прохладный воздух, уловил в нём запах выхлопных газов и аромат прелых листьев. Отметил, что к ночи похолодало: октябрь словно напомнил нам о том, что он всё же не летний, а осенний месяц. Надел шлем.