— Я видел. Тоже получил. Сейчас покажу.

Я отложил в сторону томик с романами Герберта Уэллса (Кирилл мне дал книгу с условием, что буду с ней предельно аккуратен) и встал с кровати. Заглянул в шкаф, нашёл в кармане пиджака сложенный вчетверо бланк (уже порядком потёртый). Развернул его и протянул Котовой — та опустила взгляд на слегка плясавшие буквы телеграммы.

— Что значит: помоги? — спросила Лена. — Что там у неё произошло?

— Это значит, что Настя и её папаша пошутили, — ответил я.

Уселся на кровать; рассказал Котовой, о чём поспорили Бурцевы.

— Это что же получается? — сказала Лена. — Если бы ты не сломал руку…

Она покачала головой, нахмурилась и тут же спросила:

— Как твоя рука, кстати? Болит?

Лена подошла к моей кровати, рассматривала бинты на моей левой руке.

— До свадьбы заживёт, — сказал я.

Поведал Котовой о своём путешествии в Москву. Описал свои впечатления от поездки в «Чайке». Сообщил, что Настин отец — «очень гостеприимный и приветливый человек». Продемонстрировал Лене цветную фотографию, где я стоял рядом с сияющей от счастья Настей Бурцевой и с полковником КГБ («замечательным человеком» с «добрыми Ленинскими» глазами).

Показал Котовой книги, которые Евгений Богданович передал для моего младшего брата. И пластинки с песнями Владимира Высоцкого, что лежали сейчас на письменном столе. Сообщил: Бурцев предлагал мне выждать несколько дней в Москве, пока он раздобудет автографы авторов книг и пластинок. Сказал: я в ответ махнул рукой и заявил, что автограф Высоцкого у Артурчика уже есть.

Дольше всего я описывал Котовой свой поход в Московский академический театр сатиры. Расписал его Котовой вплоть до мельчайших подробностей. Рассказал Лене, чем пахло в буфете. И какие наряды видел на женщинах в зрительном зале. Поведал, что чувствовал, глядя на игру актёров. Упомянул о той буре оваций, которую «сорвали» артисты в финале своего выступления.

Сказал, что Бурцевы пригласили нас зимой в гости. И что Настя пообещала: сама об этом напишет Лене. Выразил надежду, что Котова зимой увидит Театр сатиры «собственными глазами». И не только его: Прохоров ведь наверняка выклянчит у Бурцевых билеты в Театр на Таганке, где выступал Высоцкий. Я предположил, что Котовой в театре «обязательно понравится».

Не умолчал я и о походе «за кулисы». Сообщил Лене, что Андрей Миронов и Александр Ширвиндт («как оказалось») примерного одного роста. Едва ли не дословно пересказал наш короткий диалог с актёрами. Упомянул о том, что Ширвиндт курит трубку, а Миронов предпочитает сигареты «Marlboro». А потом сообщил Котовой о том подарке, который привёз специально для неё.

Я свесился с кровати, сунул руку в сумку. Достал большой белый конверт, вынул из него два прямоугольных листа плотного картона — между ними лежала обёрнутая полупрозрачной бумажной калькой чёрно-белая фотография (все эти предосторожности для перевозки Лениного подарка придумала Настя Бурцева). Фото со сделанными на нём от руки надписями я и вручил Котовой.

Лена больше минуты рассматривала застывших на фотографии артистов. Смотрела на декорации, на костюмы актёров, на знакомые каждому любителю советского кино лица. Я видел, как заблестели её глаза. Улыбнулся. Потребовал, чтобы она перевернула фотографию. Котова неохотно выполнила мою просьбу. Я тут же увидел, что Лена затаила дыхание.

А затем услышал, как она шёпотом прочла: «Леночка, театр — это наша жизнь. Дыхание зрительного зала и живую реакцию зрителей не заменить ничем. До встречи на сцене. Андрей Миронов, Александр Ширвиндт».

Котова посмотрела на меня.

— Леночка… — произнесла она. — Это они обо мне?

Я кивнул.

— Мы с Настей рассказали им, что знакомы с будущей звездой театра. Вот они и передали тебе послание.

Котова смахнула со щеки слезу.

— Спасибо, Серёжа, — сказала она. — Я… даже не знаю, что ещё сказать.

Лена наклонилась, поцеловала меня в щёку. Я вдохнул едва уловимый остаточный аромат духов «Иоланта» и запах цветочного шампуня. За спиной Лены резко распахнулась дверь — в комнату ввалились Вова Красильников и Паша Мраморов.

— Чёрный!..

Вова и Паша заметили Котову, замолчали, замерли около порога. На их лицах сверкнули глуповатые улыбки. Громко кашлянул Паша Мраморов.

— Мы не вовремя? — поинтересовался Вова Красильников.

Котова обернулась.

— Я уже ухожу мальчики, — сообщила она.

Спросила:

— Сергей, тебе уже рассказали… о Ларисе и о Наташе?

Я кивнул.

— Кирилл меня просветил на эту тему. Жаль Наташку.

— Да уж. Жаль. А этот ваш Прохоров — подлец.

Котова вздохнула, невесело улыбнулась.

— Побегу, пока мои соседки не поубивали друг друга, а заодно и вашего Артурчика, — сказала она. — Спасибо за фотографию.

Котова зашагала к выходу. Мраморов и Красильников проводили её взглядами, повернулись ко мне. Вова указал на окно.

— Чёрный, нам сказали, что это твой мотоцикл стоит рядом с нашей общагой…

Вечером Котова не пришла. Зато ещё засветло вернулся Артур Прохоров и привёл с собой Широву. Лариса вошла в комнату вслед за Артурчиком, поздоровалась со мной. Я прижал рукой страницу книги, поднял на Лару глаза. Отметил, что этот короткий оранжевый халатик я уже видел в прошлой жизни. Как и загорелые колени, которые из-под него выглядывали. Лара заметила, что я с интересом разглядывал её бёдра. Но смущения я на её лице не увидел. Широва улыбнулась: не надменно — приветливо (такую улыбку я на её лице «тогда» видел часто). Артурчик тут же бросился к самовару (эту достопримечательность Прохоров и мой младший брат показывали всем гостям нашей комнаты в первую очередь).

Артур поинтересовался, выпьет ли Лариса вместе с ним «чаю». Широва согласилась — Прохоров помчался за водой.

Лара подошла к моей кровати, спросила:

— Что читаешь, Сергей?

Я продемонстрировал ей обложку книги — Лариса скользнула взглядом по названиям романов.

— Интересно?

— Нормально.

Лариса снова показала мне свои ровные белые зубы. Поправила на груди края халата.

— Сергей, можно я рядом с тобой присяду? — спросила Широва.

Она чуть приподняла колено — ещё чуть-чуть оголила бедро. Замерла на том самом месте, где днём стояла Лена Котова. Будто желала, чтобы я сравнил её ноги с ногами Лены. Я сравнил; подвинулся к стене — освободил место на краю кровати. Лариса уселась у меня в ногах (я вспомнил, что в прошлой жизни, ещё в колхозе, она ложилась со мною рядом, и мы лежали с ней «глаза в глаза»). Я почувствовал запах её парфюма (лепестки роз с оттенком аромата корицы). Но не вспомнил название духов. Хотя точно знал: флакон с Лариными духами я в прошлой жизни видел. Лара вновь поправила на груди халат — будто задёрнула так и норовившие распахнуться шторы. Провела по мне взглядом: словно заинтересовалась тельняшкой.

Отбросила с шеи локоны рыжих волос. Шторки на её груди слегка приоткрылись.

— Парни говорили: ты служил в армии, — сказала Лариса.

Я закрыл книгу, отодвинул её к краю подушки.

— Служил.

— А до армии ты был спортсменом. Боксёром. Чемпионом.

— Был.

— Ещё они сказали: у тебя есть женщина. Она работает официанткой в ресторане.

Широва пристально смотрела мне в глаза — я вспомнил, что раньше от этого её хитрого взгляда у меня по коже пробегали мурашки.

Зевнул и спросил:

— Тебя интересуют мои анкетные данные?

Лара усмехнулась — края её халата снова дёрнулись, обнажили хорошо знакомую мне россыпь крохотных родинок. Я вспомнил, что Широва и раньше дразнила меня этим трюком с халатом. Лариса признавалась «тогда», что проделывала его нарочно: её веселила моя реакция. Я улыбнулся и снова зевнул — продемонстрировал Ларисе гланды.

Лара сощурилась и спросила:

— Сергей, так это правда, что Лена Котова в тебя влюблена?

Широва будто случайно прикоснулась рукой к моей ноге.

Я дёрнул плечом.

— В меня влюблены все девчонки с нашего курса. И многие старшекурсницы тоже. Скоро влюбятся и первокурсницы, когда увидят меня в институте. Ты тоже влюбишься. Даже не сомневаюсь в этом.