Я хочу, чтобы они мной гордились.

Я благодарю женщину, вешаю трубку и смотрю в пол. На меня обрушивается жестокая реальность, и я опускаю плечи. Вот отстой.

Рядом со мной открывается дверь и чуть меня не задевает. Я пячусь назад, но спотыкаюсь об одну из своих коробок для переезда и грохаюсь на задницу.

– Извини! – с испуганным видом поднимает меня Хейзел. – Все в порядке?

Я, морщась, потираю руку.

– Все в порядке. Не надо было стоять у двери.

Ее квартира – это совсем маленькая студия, потому что Ванкувер чертовски дорогой город. Именно поэтому мне нужна работа, если я планирую переехать.

– Как вчера прошло? – Она идет на кухню и выкладывает ингредиенты для смузи.

Когда я пришла домой вчера вечером, она вела занятие по йоге. Помимо своей основной работы физиотерапевтом в хоккейной команде Хейзел еще преподает йогу – и это ее истинная страсть. Сегодня утром у нее было раннее занятие перед работой.

Я делюсь с ней печальными новостями, которые только что узнала, и у нее буквально отвисает челюсть.

– И они даже не сказали почему?

– Не-а. – Где-то между ребер разгораются угольки ярости, и внутри все сводит от злости. – Но вел он себя как козел. За все время едва пару слов из себя выдавил. Просто сверкал и стрелял в меня своими глазищами. – Я хмурюсь и рычу.

Хейзел приподняла темную бровь. Ее волосы темнее моих – она шоколадная шатенка, а я скорее русая.

– Думаешь, он тебя вспомнил?

– Нет. Точно нет. – Я скидываю ботинки и ставлю их обратно в шкаф. – Он даже не представился.

Она выглядывает из кухни с возмущенным видом.

– Грубо.

– Ага. – Я качаю головой и плюхаюсь обратно на диван. – Очень грубо. Да, он сексуальный, богатый и знаменитый, но я ведь тоже человек, правда?

– Точно, – энергично кивает Хейзел в знак согласия, и хвостик подпрыгивает у нее за спиной. – Ты человек. Ты заслуживаешь уважения.

– Уважения? – фыркаю я. – Он не знает такого слова. Он вел себя так, будто я клоп, которого надо выбросить в мусорку.

Хейзел сжимает зубы.

– Ненавижу его. Всех хоккеистов. – Ее глаза сужаются. – Они хуже всех.

Хейзел встречалась с хоккеистом в университете, но он ей изменил. На этом история закончилась. Мы об этом не вспоминаем.

– Хуже всех, – эхом отзываюсь я, сложив руки на груди. Я отбиваю ногой стаккато, а внутри у меня все завязывается в узел. Я вчера отлично справилась, и я идеально подхожу для этой работы.

После Зака моя самооценка и так сильно пострадала, а теперь это? Как говорится, не бей лежачего.

Я вспоминаю себя месяц назад, в аэропорту, в ожидании самолета до дома. Менеджер тура вызвала такси, и я думала, что оно отвезет меня к автобусу, в котором мы все вместе поедем в следующий город. Вместо этого меня доставили в аэропорт, и, когда я в недоумении начала набирать всем подряд, никто не отвечал.

Наконец Зак мне перезвонил.

– Ох, черт, – сказал он. – Она уже отправила тебя в аэропорт? Я хотел сначала с тобой поговорить.

Он бросил меня по телефону. Сказал, что мы стали разными людьми, что мы больше не подростки и он хочет понять, кто он без меня. Мы встречались восемь лет, с десятого класса, а он попросил свою сотрудницу от меня избавиться.

Когда ему предложили поехать в тур на последнем году университета, он договорился о работе и для меня. Меня назначили ассистентом координатора тура, чтобы нам не пришлось расставаться надолго. Когда у него был затык с песней, мы вместе над ней работали: я играла на гитаре, он придумывал стихи. Я всю свою жизнь поставила на паузу, чтобы быть рядом, пока он воплощает свои мечты.

У меня горит лицо, когда я вспоминаю, как плакала в туалете аэропорта – одинокая и потерянная. Никому не нужная, как мешок мусора на обочине.

А парни типа Зака и Джейми? Они думают, что мир вращается вокруг них. Они думают, что могут просто выбрасывать людей после того, как теряют к ним интерес. Меня пронзает стыд, а сразу вслед за ним – ярость.

Я так устала быть одной из этих девчонок. Которых вышвыривают.

Я выпрямляюсь на диване, все больше распаляясь.

– Я поговорю с ним лично.

– Эм, – Хейзел смотрит на меня круглыми глазами, удерживая руками блендер. – Не думаю, что это хорошая идея.

У меня учащается пульс при мысли, что я выскажу все Джейми Штрайхеру в лицо. Мне до смерти надоело, что мужчины вытирают об меня ноги.

– Ты постоянно говоришь, что мне нужно высказать вселенной все, что я хочу, – отвечаю я Хейзел.

– Да, вселенной. Не ему. Он, скорее всего, вызовет полицию.

– Не вызовет он полицию. – Я представляю, как он насильно выволакивает меня из своего дома, перекинув через плечо. У меня странно сводит между ног. О! Мне нравится эта мысль.

Неважно. Не суть. Он – король гондонов, но мне нужна эта работа.

Хейзел разражается хохотом.

– Вот как ты попадешь на первые страницы газет. «Местную звезду хоккея преследует безумная сталкерша».

– Я не собираюсь его преследовать. Я хочу вернуть свою работу.

Может, она права и прибегать к нему с шашкой наперевес это и правда не самая здравая мысль. Она снова поворачивается к столешнице, чтобы доделать смузи, и тут я замечаю формочку для маффинов, которую использовала на прошлой неделе.

Тут мне в голову приходит идея. Хейзел права – если я явлюсь к нему и начну требовать назад работу, он решит, что я псих.

А вот если я приду с маффинами, то просто лишний раз продемонстрирую, какой замечательной ассистенткой могу быть. Никто не вызывает полицию, когда ему приносят кексики.

Когда я рассказываю Хейзел о своем плане, она смеется.

– Не буду выключать телефон на случай, если придется вытаскивать тебя из тюрьмы.

Через два часа маффины уже на столе – остывшие и украшенные. Глазурь лежит идеально, а сверху они посыпаны жизнерадостной разноцветной крошкой. Но внутри этих кексов – вся моя ненависть. Я чуть костяшки не сбила, когда замешивала тесто, вкладывая в него всю свою обиду на Зака, Джейми и всю свою жизнь, которая ставит меня в такие идиотские ситуации.

Насколько я знаю из расписания Джейми, которое он мне предоставил, он должен быть дома через десять минут. Так что я складываю маффины в контейнер и собираюсь уходить.

Хейзел весело улыбается, пока я натягиваю ботинки.

– Сделай его, подруга.

По дороге в квартиру Джейми меня застает дождь. Я забыла, что погода в Ванкувере может меняться десять раз на дню, поэтому даже не надела пальто с капюшоном. Стоя на светофоре, я пожевываю губу и раздумываю, не вернуться ли мне за курткой.

Нет. Я уже чувствую растущее сомнение. Если я сейчас развернусь, то вообще этого не сделаю.

Мне нужна эта работа. Мне нужны деньги. Я должна освободить место для Хейзел в ее собственной квартире, и мне нужно задержаться в команде, чтобы меня приняли в отдел маркетинга и я смогла двигаться дальше. И это произойдет.

Я верну свою работу.

Я ПЫТАЮСЬ ВЗДРЕМНУТЬ, но не могу перестать думать о своей симпатичной ассистентке.

Бывшей ассистентке.

Черт.

Я смотрю в окна спальни, за которыми льет унылый дождь, идеально отражающий мое настроение. Я думал о ней весь день. Зачем себя мучить? Ее моментально перехватит кто-то другой.

В сердце проникает гнусное чувство. Мне невыносимо думать, как она убирается в квартире другого парня, улыбается ему, поет у него на кухне.

Раздается стук в дверь, и я хмурюсь. Я никого не ждал. Когда я подхожу к двери, Дейзи уже тут как тут – принюхивается и виляет хвостом.

Я открываю дверь и замираю.

По лицу Пиппы растеклась тушь. Она плакала? Грудь сковывает болью, но потом я вижу, что глаза у нее ясные, а ко лбу прилипли мокрые пряди волос, и расслабляюсь. Увидев меня, она расправляет плечи и раздувает ноздри. Про себя я отмечаю, насколько это мило.

– Привет, – говорит она и с усилием сглатывает. Затем растерянно моргает.