А Богдан словно чувствуя, ощущая ее состояние, почему-то все время молчал и медлил, и не пытался как-то поддержать ее ласковым шепотом, который всегда сводил ее с ума. Может быть, сегодня именно этого ей и не хватало?

Аля цеплялась за соломинку, не подпуская к себе мысль, что что-то пошло не так, и скорее всего ничем хорошим не закончится.

Он пропустил ее волосы между своих пальцев, как делал всегда. Затем сдвинул их в сторону, убрав на одно плечо, открывая спину девушки. Провел кончиками пальцев вдоль бретелек лифчика, добрался до застежки. Секунда и белый полупрозрачный бюстгальтер летит в сторону, а руки парня ложатся на ее грудь, сжимают ее, словно взвешивают в ладонях, а к плечу, там, где оно переходит в шею, прижимаются его губы.

Аля выдыхает и заводит руку назад, пытается обнять его за шею, но Бо пресекает ее попытки и, повернув к себе, одним движением подхватывает ее на руки так легко, словно она совсем ничего не весит. Пытается поймать ртом ее губы, но Аля опускает голову и мешает ему.

— Все нормально? — Спрашивает он.

— Все хорошо. — Дрожащим голосом отвечает она.

Тогда он роняет ее на постель. Нависает над ней, пытается поцеловать и одновременно лишить ее остатков одежды, но вдруг резко отстраняется, смотрит и нервно произносит:

— Нет, Караля, так дело не пойдет.

— Что? — Алевтина садится на постели и обнимает руками колени. — Что случилось?

— Ничего…. — Равнодушно отвечает он, встает с кровати и подходит к окну. Открывает на проветривание и прикуривает сигарету. — Кроме того, что ты мне мозги кружишь, ничего особенного не произошло.

— Бо, я не понимаю….

— Я тоже! — Резко отвечает он. — Мне показалось, ты сказала, что готова. Тогда как это прикажешь понимать?

— Что понимать? — Аля реально никак не может понять, о чем он ей толкует.

— То. Ты ведешь себя как великомученица. Словно я тебя не любить собираюсь, а истязать. И главное, твоя покорность мне понравилась, мы что, играем в Господина?

— Н-нет…. — От волнения Аля начала заикаться.

— Тогда почему? Зачем ты так со мной? Я что, принуждал тебя?

— Бо я думала ты… я думала тебе…. Я испугалась!

— Это из-за Алины? — Не поворачивая головы, спросил он. Аля не ответила.

— Круто…. — Хмыкнул он. — Ничего не скажешь.

— Бо, — перешла в наступление Аля, — чего ты от меня хочешь? Я же сказала, предупредила, что не знаю ничего об этом процессе. Я не знаю, как вести себя, что говорить, что делать, чего наоборот, не делать. Чего ты кипишь?

— Вот именно! — Он выбросил окурок и повернулся к ней. — Ты вообще об этом ничего не знаешь, а уже настроилась на какие-то пытки инквизиции. Ничего не надо делать, ничего не нужно говорить, единственное чего мне от тебя нужно, это чтоб ты хотела меня, понимаешь? Хотела меня, отдавалась мне, а не выполняла какую-то неприятную обязанность. Ты ничего не обязана делать против воли, неужели я тебе этого не говорил?

— Опять я виновата! — Всплеснула руками девушка. — Бо, ты не заметил, что в любом случае вся ответственность всегда на мне. Это почему, а? Потому что я — женщина?

— Как раз, потому что ты НЕ женщина! — Не выдержал Богдан.

— Ну, извините! — Тут уже не выдержала Аля. — Простите великодушно за такой мой недостаток. Пойду, поработаю над самосовершенствованием.

Она торопливо оделась и выскочила из спальни. Бо устремился за ней.

— Постой! — Он поймал ее за руку. — Надо поговорить.

— О чем? — Она повернулась и внимательно посмотрела в его глаза. — О чем тут еще разговаривать?

— Аля, — он все еще держал ее руку в своей, — мы договаривались, помнишь? Не уходи так.

— Хорошо, — она расслабилась и отпустила ручку входной двери, за которую успела взяться, прежде чем он ее остановил, — Бо, нам надо побыть раздельно сегодня. Пойми, так будет правильнее всего. Я останусь, если скажешь, но все станет только хуже. Ты ведь и сам это понимаешь. Отпусти меня, утро вечера мудренее, помнишь? Нам обоим нужно подумать, что нам делать дальше, ведь так? Я останусь, и мы разругаемся окончательно.

— И куда ты пойдешь? — Он отпустил ее руку, видимо принимая ее аргументы.

— К себе. — Ответила она как о само собой разумеющемся факте. — Я лягу спать, а завтра будет новый день и все будет по-другому.

Он поднял руки, развернув ладонями к ней в знак того, что сдается и позволяет ей самой решать — останется она или уйдет. Аля понимала, что уходить не стоит, но оставаться в этом номере она больше не могла. О чем говорить и что делать дальше, не знала, и только и хотела, что лечь спать, а проснувшись избавиться от всех проблем. И от воспоминаний о том, что случилось.

Поэтому она открыла дверь и ушла.

Пиздец….

После того как за Каралей захлопнулась дверь, все мысли Бо сформировались именно в этом одном-единственном емком слове.

Это просто пиздец….

Опять.

Богдан рухнул на кровать, скрестил руки над головой и уставился в потолок, мечтая чтоб слова Алевтины оказались правдой, и завтрашний день исправил все, что случилось в нынешний.

Он конечно напрасно сорвался на Карале. Не она была во всем виновата. Это опять он подкачал, как тогда, в первый раз.

Ладно, он даст ей время. Даст им обоим время подумать, как исправить ошибки. Она, наверное, все же права — что попало получилось бы, останься она. Одного не вышло бы точно — того за чем он вообще сюда сегодня примчался.

И ведь с самого утра чувствовал — зря. Начало было вчера успешно положено, проходили уже все эти договоренности, планы…. Плавали, знаем….

Богдан покосился на мини бар. Закралась подлая мысль напиться до полного отрубона и уснуть себе спокойно до самого утра, но нет…. Не в его правилах было гасить проблемы в алкоголе. Богдан не был убежденным трезвенником, но возлияния позволял себе по другому поводу, нежели проблемы в жизни. И не важно, в отношениях, в работе или еще в чем они выражались. Поэтому он снова откинулся на подушке и попытался уснуть, думая и представляя, как сейчас его малышка. Что чувствует? О чем думает? Чем занимается? Спит ли? Или еще нет? Или жалуется подружке на него, идиота?

Вот он дурак, оттолкнул девчонку, да еще и на нее все свои проблемы свесил….

А дело-то вовсе и не в ней.

И вообще, принял бы он сразу тот факт, что она девственница, не тешил себя напрасными надеждами — не стал бы затягивать, уже давно трахнул бы ее и делу конец! А теперь…. Ведь сорвется, как пить дать и опять наломает дров….

Одним словом… пиздец.

Опять….

И ведь парень совершенно не напрасно и не на пустом месте выдумал эти свои ограничения в выборе партнерши.

Когда Богдан учился в десятом классе и был невинным пятнадцатилетним подростком, он как многие парни его возраста, влюбился по уши в свою одноклассницу. Ее звали Настей, и она вовсе не была первой красавицей в классе, не была круглой отличницей — нет! Она была обычной девчонкой, но что-то он разглядел тогда в ней. То, что делало ее особенно, лучшей среди всех остальных девочек. То, что видел в ней только он.

Школьная любовь — особенное чувство и особенные отношения. Как поется в старой песне — «об их романе знала вся школа, не исключая младших классов». А роман был бурным, и чувства были настоящими. И сильными, настолько, что он даже вмешивался порой в ее конфликты с учителями, заступаясь, защищая…. Ничего не боялся. Ничего и никого.

Одна беда — Настя была столь же невинна, как и он сам. Правда тогда он это бедой не считал, скорее наоборот, она для него была нетронутым цветком, сорвать который выпала честь именно ему.

И тогда им в головы пришла самая абсурдная (сейчас он это понимал) мысль, какая только может родиться у подростков — они решили, что это судьба, и им на роду написано быть вместе до конца своих дней. Только он и она. И больше никого и никогда. И в порыве неконтролируемых чувств и бешеных гормонов они решили принести своей любви великую жертву — свою невинность. Им казалось, так будет правильнее всего.