Он распахнул дверь, но за ней не было его друга. На пороге стоял незнакомый мужчина.

— Богдан Игоревич Вернер?

— Да, — растерянно ответил Бо, гадая, что все это значит, — это я. А в чем дело?

— У нас постановление на ваш арест, вот, — мужчина сунул ему под нос какую-то бумажку и тут же из-за двери появились еще двое. Бо развернули лицом к стене, далее последовали перечисления имен, фамилий и чинов. Но самое интересное услышал Богдан секундой позже.

Обвинение.

Вернее подозрение его в похищении и изнасиловании несовершеннолетней Васильевной Алевтины Аркадиевны.

— Это он? — Бо развернули и прижали спиной к стене, и он увидел перед собой Наталью.

— Куда ты дел мою дочь, подонок? — Процедила она. — Что ты с ней сделал?

— Она здесь, — послышалось из недр квартиры, — все так, как вы предположили.

— Изнасилована? — Коротко спросил мужчина, представившийся старшим следователем.

— Нужна экспертиза, — ответил его помощник, — но видимо да.

Бо не составило труда оценить картину, что предстала глазам следователя в его спальне — голая, зареванная Алечка…. Твою мать….

— А еще сегодня мы слышали, как девушка плакала и просила отпустить ее. — Вмешалась бдительная соседка, живущая за стеной спальни, приглашенная в качестве понятой. А ведь он ей, за все время, что здесь жил, слова поперек не сказал, и она так мило всегда улыбалась….

— Слушайте, — попытался он объяснить, — все не так, как вам кажется.

— Разберемся. Уведите его.

Аля за своими рыданиями, не заметила вторжения до тех пор, пока дверь спальни не открылась и она не увидела перед собой незнакомого мужчину. Притянув к груди край одеяла, она испуганно посмотрела на него, но за ним в спальне появился дядя Сережа, друг ее матери, а за ним вошла и мама собственной персоной.

Увидев ее холодный взгляд Алю, охватила паника. Она смотрела на нее, как кролик на удава, и даже слова в свое оправдание из себя выдавить не могла. Такого унижения она не испытывала никогда в жизни.

— Ну вот, Сереж, я же говорила! — Воскликнула мать, показав на нее. — Этот ублюдок изнасиловал ее!

— Нужно официальное заключение. — Растерянно пробормотал мужчина, отводя от нее глаза.

— Оно будет! — Мать словно не замечала, не понимала, что ставит ее в неловкую ситуацию, она на дочь вообще внимания не обращала, словно увидела и поняла все, что нужно. — Ты отвезешь нас к врачу?

— Конечно.

— Тогда подожди в машине. Я помогу дочке собраться.

Когда за Сергеем закрылась дверь в спальню, а следом захлопнулась входная, Аля, дрожа от страха и стыда, наконец, смогла вымолвить жалобно:

— Мама… что ты здесь делаешь?

Вместо ответа та стремительно приблизилась к ней и с размаху отвесила оплеуху с такой силой, что девушка упала на кровать ничком.

— Что я здесь делаю? Ты меня спрашиваешь, что Я здесь делаю? А что здесь делаешь ты, маленькая потаскуха? Трахаешься с двоюродным братом? Я глазам своим не верю, разве ты — моя дочь?

— А может быть нет, мама?! — Алевтина вскочила с кровати и выкрикнула матери в лицо. — Может быть не твоя?

Она не выдержала и расплакалась навзрыд.

— Вот только не это. — Наталья сморщилась и отстранилась от девушки, отошла на шаг назад. — Ты же знаешь, слезами меня не прошибешь, ненавижу, когда мною пытаются манипулировать слезами….

— Это меня ты ненавидишь, мама, — плакала Аля, — за что? За что?! Что я такого сделала, что ты совсем меня не любишь?!

— Прекрати истерику. Виновата, так отвечай.

— В чем виновата, мама? В том, что я его люблю?

— Бред. — Наталья закатила глаза и скрестила руки на груди.

— Я его люблю! Люблю! — Аля рухнула перед матерью на колени, не удержавшись на слабых ногах — истерика ее истощила. — Почему ты не можешь понять меня, мама? Ты никогда меня не понимала. Мне так плохо, я брата своего люблю! Помоги мне, мама! Помоги его забыть. Пожалей меня, хоть раз в жизни пожалей…. Я не такая сильная, как ты….

Аля не видела, как скривилась женщина от ее слов. Но все же выдержав паузу, мать опустилась на колени рядом и обняла ее.

— Ну, все, тише. Успокойся. — Она погладила дочь по голове. А та от этой ласки только еще сильнее расплакалась. — Аля, я помогу тебе, помогу. Только ты должна меня во всем слушаться.

Аля, всхлипывая, покачала головой, соглашаясь.

— Во всем слушаться, Аля. — Наталья прижала голову дочери к своей груди и убеждала ее, менторским тоном. — А то ничего не выйдет. Он тебе не пара, ты это понимаешь. Нельзя его любить, это не правильно. Ты же не хочешь, чтоб на вас или ваших детей показывали пальцами?

Девушка подняла лицо и испуганно помотала головой.

— Значит, нужно сделать так, чтоб вы больше не виделись. Ты его забудешь, я обещаю, я помогу тебе, доченька. Хочешь, плюнем на все — на работу, на учебу и уедем отдыхать? Хочешь?

— Ты серьезно? — Аля перестала плакать.

— Обещаю тебе. А теперь одевайся.

— Мне в душ нужно…. — Смутившись, призналась девушка.

— Нет. — Резко ответила мать. — Не нужно.

— Вот скажи мне, Богдан Игоревич, зачем ты это сделал? Тебе что, острых ощущений не хватает? Молодой, здоровый парень, девки, поди, на тебя гроздьями вешаются, а ты на ребенка залез. Ничего, сейчас тебе адреналина надолго хватит….

Богдан сидел за столом в кабинете следователя и смотрел на свои руки, закованные в наручники. Один из помощников Сергея Константиновича, стоял напротив, навалившись на поверхность стола и скрестив руки на груди.

— Эта девочка, — продолжал он, — она ведь совсем еще ребенок. Ты педофил? Насильник детей?

— Я ее не насиловал. — Богдан не выдержал и поднял голову.

— Да? — Удивленно вздернул брови мужчина. — А что она делала в твоей постели?

— У вас есть жена?

— Причем тут моя жена?

— Что она делает в вашей постели?

— Ты охренел что ли? — Мужчина навис над ним. — Алевтина Васильева, значащаяся пострадавшей, тебе не жена.

— Официально нет, а формально довольно давно. Мы встречаемся с ней уже почти год. Спросите ее, в конце концов!

— Разберемся. — Мужчина отошел к окну и повернулся к Богдану спиной.

В этот момент дверь открылась, и вошел Сергей Константинович с матерью Алевтины. Самой девушки с ними не было.

— Сережа, посмотри, — убеждала его женщина, не обращая внимания на Богдана, — вот же все написано! Кожа под ее ногтями, биологические следы там, где нужно, доказать, что они принадлежат ему — дело времени….

— Наташенька, — мужчина сжал ладонями ее плечи, покосился на Бо, заговорил тише, — выйдем.

Сергей взял Наталью под локоть и вывел в коридор.

— Ты уверена в том, что говоришь? Никаких следов изнасилования, как такового, нет.

— Но как же, — Наталья снова сунула ему под нос свою бумагу, — вот….

— Что, вот? Здесь свидетельство того, что у твоей дочери был половой контакт. Добровольный, — он подчеркнул это слово, — половой контакт. Ни синяков и ушибов, ни каких-то внутренних травм нет. Уж поверь мне Наташа, я видел заключения о настоящем изнасиловании.

— Но если он запугал мою дочь? Если заставил? Она же сопротивлялась, у нее под ногтями….

— Эпителий, да. А ты видела, где располагаются царапины? Знаешь, где они у насильников? На шее. На руках. На лице. А у него на спине. Тебе объяснить, что это значит или не надо?

— Ну а то, что она несовершеннолетняя?

— Ей восемнадцать через полтора месяца. К тому же существует такое понятие, как возраст сексуального согласия, слышала о таком?

— Нет. — Растерянно ответила Наталья.

— Это возраст, начиная с которого человек считается способным дать информированное согласие на секс с другим лицом. Совращение несовершеннолетних — это совращение лиц, не достигших возраста согласия, а не совершеннолетия.

— И когда он наступает?

— В России, в шестнадцать. Сама понимаешь, стоит Але сказать, что она сама согласилась, как все обвинения развалятся, как карточный домик.