Гадаете — какого корня я?
Тобольский сам, а звать — Сысой.
Знать, не забыла, Калифорния,
как я пришел к тебе босой!
В байдаре с кожаной заплатою
я плыл с Аляски напрямик,
сломал весло, гребу лопатою,
а вместо паруса — совик.
Байдару прижимало к берегу,
в буруне било между скал.
Сколь ни проведывал Америку —
такого страху не знавал!
Промокли хлеб, табак и юкола,
ремень приходится глодать.
Весь почернел и стал как пугало,
родная не признает мать.
Возился долго я с посудиной,
но днище снова протекло.
Как вдруг со стороны полуденной
пришло надежное тепло.
Запел я, стал грести проворнее,
на берег вышел — еле жив.
Вокруг сияет Калифорния,
кипит серебряный залив.
Увидел я орлов парение,
и пар, встающий от дубрав,
почуял благорастворение
цветов и неизвестных трав.
Вокруг легли долины чистые,
лазурью светит небосвод,
и мнится: маки золотистые
звенят у Золотых ворот.
Здесь на утесе — быть селению,
где зеленеет высота,
пришла по моему счислению
тридцать восьмая широта.
Не привыкать нам строить заново
все на любом конце земли.
Две шхуны с острова Баранова
по следу моему пришли.
На берегу — припасы ворохом,
а посредине — плуг с косой,
«Единорог» да бочки с порохом,
трудись и не робей, Сысой!
А корабельный поп с иконою,
седою гривой шевеля,
везет жену мою законную
ко мне на шлюпке с корабля.
Не чаял встретиться с Феклушею,
она кричит: «Ты жив, здоров!»
В руках у ней пирог с горбушею,
при пироге орелный штоф.
«Живя меж: новыми народами,
не позабыл ли ты меня?
Житейским делом, огородами
Займемся с завтрашнего дня!»
И начались обзаведения,
чтоб жить в довольстве и тепле.
«ЗЕМЛЯ РОССИЙСКОГО ВЛАДЕНИЯ» —
пишу на мраморной скале.
Гишпанцы бродят за оградою,
свою высказывают стать.
Но я их милостью не радую,
им не даю озоровать.
От их пронырства и свирепости
я в жизни нашей вижу риск,
держу под выстрелами крепости
деревню их Святой Франциск.
Индейцы плачутся болезные,
гишпанцы им творят ущерб;
на всех ошейники железные,
на каждом — королевский герб.
У нас в Сибири с душегубами
и то такого не творят!
И нас же выставляют грубыми,
о нас с усмешкой говорят!
К нам зависть затаив исконную,
гишпанцы ластятся лисой,
Феклушу величают донною,
меня все кличут — дон Сысой!
Прошли мы дебри, выси горные
и берега привольных рек.
А было русских в Калифорнии
со мною двадцать человек…
