– А кусать?

– Кусать?

– Да, как твой брат. Он кусал её. Оставил следы на всём теле. Я видела.

Я хожу по тонкому льду. Но мне нужно узнать, что заставляло Германа делать это. И с какой силой нужно было сжимать челюсти, чтобы остались такие следы?

– Ты об этом ещё узнаешь, – говорит Влад, странно улыбнувшись.

– Отдашь меня ему? – осторожно спрашиваю я.

– Нет. Просто я предпочитаю постепенно раскрывать свои секреты, – тихо произносит он, прикоснувшись губами к моим. – Ну вот, ты мне весь настрой сбила, теперь есть хочу.

Пока идем до кухни, всё думаю, о каких секретах он говорит. Любовь кусать девушек во время секса – это особый секрет? Или что-то побуждает их делать это. Горящие глаза, сильный и быстрый… Теперь я сомневаюсь, что Лике всё это привиделось, тем более, после того, как Герман швырнул меня в стену. Иногда я замечаю неестественный отблеск в глазах Влада. Всё это напрягает и пугает меня, и я боюсь спросить напрямую, что с ними обоими не так. Тем более, что скоро я узнаю об этом. Возможно, раньше, чем наступит время умирать для одной из нас.

– Я уже думал, не дождусь вас, – говорит Герман, когда мы входим на кухню. С разочарованием обнаруживаю, что он за столом один. И он не в настроении. Сердце трепыхается в груди, пока я сажусь за стол, не сводя с него взгляда. Если Лика не выжила – это будет для меня ударом. Что, если он уже с утра ушёл с её телом в лес и закопал где-нибудь подальше? Герман замечает, что я смотрю на него и поднимает глаза.

– Что?

– Лика… – срывается с моих губ.

– Переживаешь за подругу? – ухмыляется он.

Несмотря на то, что Влад и забота – вещи абсолютно противоположные, он заботливо наливает мне кофе, ставит передо мной тарелку с яичницей и парой маленьких бутербродов с сыром. Я решаю не притрагиваться к завтраку, пока не узнаю, что с Ликой.

– Да, переживаю, – твёрдой отвечаю я. Не знаю, почему, но перед ним моя робость часто куда-то пропадает. Может быть, она возникает только тогда, когда на меня смотрят похотливым взглядом? А взгляд Германа более строгий и совершенно равнодушный ко мне, хотя в первый день он был полон интереса. Что-то изменилось, но я не могу понять, что именно.

– Жива твоя Лика, – говорит он, и я выдыхаю с облегчением. Как оказалось, преждевременно, потому как, выдержав небольшую паузу, он добавляет. – Пока что.

Влад садится рядом и интересуется, что это значит.

– А это значит то, что она жива, пока никто из вас, – показывает на меня ладонью, – не совершил очередную глупость.

Бросив вилку и допив кофе, Герман заканчивает свою речь.

– Ей я это уже сообщил, теперь уведомляю тебя, Дана.

От его холодного тона мне становится не по себе. После такого обычно следуют угрозы как минимум применения насилия, максимум – убийства. Оказываюсь права.

– Если кто-то из вас ещё раз попытается сбежать. Или же, к примеру, связаться с полицией, украв у кого-нибудь из нас телефон, то другая немедленно будет убита. То есть, если ты попробуешь сделать что-то подобное, я найду тебя, а потом убью Лику. И поверь, это будет не мгновенная смерть.

– Мы всё равно умрем, – говорю я. – В чём смысл?

Герман улыбается и, постучав пальцами по столу, отвечает:

– А это как посмотреть. Кто знает, может, мы передумаем и решим оставить вас в живых?

Влад, сдвинув брови к переносице, бросает на брата недоуменный взгляд. Герман же не собирается отказываться от своих слов.

У меня нет ни одной причины верить ему, тем более, что Влад уже говорил, почему они рассказали нам о своем плане, и это никак не вяжется с тем, что сейчас говорит мне Герман. Очередная манипуляция – дать ложную надежду тому, кто находится в ожидании мучительной смерти. Чёрта с два они оставят нас в живых. И если Лика клюнет на это, то я нет.

– Я поняла, – отвечаю я, мысленно пообещав себе, что обязательно постараюсь выбраться вместе с подругой и никак иначе.

Влад ничего не говорит брату, и я предполагаю, что если между ними и состоится серьёзный разговор о намерениях Германа, то явно не в моём присутствии. Я тоже молчу, пока мужчина не собирается уходить.

– Можно мне хотя бы увидеть Лику?

– Нет, – безапелляционным тоном отвечает он. Однако я не могу ничего не предпринять. Хочется сказать ему что похуже, но осторожность никогда не повредит, и я просто спрашиваю:

– Почему нет?

Герман удивлённо поднимает брови и смотрит на меня так, словно я – муравей, решившийся на дерзость перед господом богом.

– Сколько тебе лет? – интересуется он.

– Восемнадцать.

– Ладно, – кивает, – спишем твою глупость на это. Хотя, я знавал более сообразительных девушек в твоём возрасте. Например, взять Лику. Всего-то на два года старше, а в сотню раз умнее. Если бы не попыталась сбежать, цены бы ей не было.

– Согласен, – кивает Влад. – Кому-то следует научиться держать язык за зубами.

Бросив на него короткий взгляд, чувствую странные спазмы внизу живота, и сердце подскакивает в груди. Как он только может так говорить после того, как полчаса назад буквально насиловал меня на своей кровати? Впрочем, несмотря на то, что сейчас он больше похож на обычного парня, чем жестокого насильника, он не перестает им быть. Герман, обычно одетый с иголочки, выглядит точно так же, в простой серой футболке и темно-синих джинсах.

– Я ничего такого не спросила, – тихо говорю я, опустив взгляд в полупустую чашку кофе. – Просто хочу увидеть подругу.

Герман разочарованно качает головой, сдержанно смеётся и встает из-за стола.

Даже если они будут выглядеть и вести себя как-то иначе, я всё равно среди них как олень, попавший в волчью стаю, у которого нет никаких шансов, потому что волки будут голодными всегда, и им не нужен никакой другой олень, когда добыча уже в их лапах.

Я не могу ни о чем просить, а уж тем более, диктовать свои условия. Не могу убежать, не могу дышать, пока они не дадут добро. И снова по по телу проходит дрожь от осознания, что сейчас я нахожусь не просто где-то в домике на краю леса, а в настоящей тьме, не имеющей конца и края.

Мне и Владу снова достаётся почетная миссия уборки стола, однако на этот раз он просто стоит, наблюдая за тем, как я делаю за него всю работу.

– Ты умеешь готовить? – спрашивает меня. Я не знаю, что сказать. Ещё не хватало мне начать прислуживать им на кухне.

– Немного, – говорю я. – А что?

– Ничего, будешь помогать мне. Нож я тебе не доверю, а вот то, чем нельзя порезаться, можно.

– Хорошо, – отвечаю, продолжая намывать стеклянные чашки, проверяя на свет, чтобы не оставалось следов.

– Даже не поспоришь со мной? – Он уже за моей спиной, прикасается к бёдрам, ведет ладонями вверх, забирается под футболку.

– Держу язык за зубами, – стараюсь говорить спокойно и продолжаю заниматься делом, несмотря на его прикосновения к моему телу. Если принимать их как должное, возможно, он не будет трогать меня так часто.

– Значит, будешь молчать?

– Угу.

– Даже если я трахну тебя прямо сейчас возле этой раковины?

На это ничего не отвечаю, молча терплю, надеясь, что он не станет этого делать именно здесь, когда в любую секунду может зайти его брат и всё увидеть.

– Ладно, живи, – не дождавшись ответа, говорит он и звонко шлёпает меня по заднице. – Я устал. Домывай и идем спать. Вечером продолжим.

Я выдыхаю. Впереди несколько часов блаженного отдыха. Только этого мне вряд ли хватит, чтобы прийти в себя после первого в жизни и такого мучительного секса. Перед смертью не надышишься. А после пробуждения он явно не даст мне продыху.

Укладываясь рядом со мной на кровати, он, как обычно, подтверждает мои мысли. Обнимает своей тяжёлой рукой и шепчет на ухо.