– Готова, милая? – Матушка улыбнулась, открывая дверь малой ритуальной залы.

– Конечно.

– Уверена? – улыбка леди Бризанны стала хитрой. – Твоё первое клеймо госпожи… Это довольно болезненная процедура.

Мэл вздернула подбородок.

– Не обижайте меня, госпожа. Я не боюсь боли.

Матриарх тихо засмеялась и легонько поцеловала Мэл в висок.

– В этом вся моя дочь.

В зале уже всё было готово для клеймения. Первая жрица, долженствующая петь песнь благословения, вторая, уже заготовившая плетение – над обеими ее раскрытыми ладонями зависло по магической петле. Одна для Мэл, вторая для дэва. Дэв тоже был здесь, сидел на полу у ног жриц, заключенный в ритуальный круг. Он настороженно переводил взгляд с Мэл на ее мать. Малврае недовольно сощурилась. Ей не нравился этот взгляд. Дерзкий. Невзирая на демонстрируемое смирение и молчание, что тоже можно было принять за покорность, дэв смел смотреть в глаза женщинам Юдоли, словно был им равным. Ну ничего. Не всем с рождения дано послушание. Мэл достался породистый, но своевольный питомец, и его еще предстоит воспитать. И в этом ей тоже нельзя упасть в грязь лицом. Матушка будет наблюдать, сравнивать, делать выводы. Малврае должна показать, что достойна.

– Дитя ночи, – заговорила первая жрица, и вторая протянула Мэл ладонь с хозяйской меткой. – Готова ли ты принять власть над этим созданием?

– Готова.

– Готова ли ты даровать ему свой удар, когда то будет нужно, и свою похвалу, когда он того заслужит?

Только если заслужит, подумала Мэл, строго глядя в синие глаза дерзкого дэва. Что-то подсказывало ей, что ударов им предстоит куда больше, нежели похвалы.

– Готова.

– Тогда прими эту хозяйскую метку, дева Алеанурден.

Мэл взглянула на протянутую ладонь. Узелок магического плетения пульсировал в ней, переливался лиловым свечением – цветом Богини. Ее любимый оттенок ночи, как гласят писания. Это довольно болезненная процедура, сказала матушка… Не медли, сказала она сама себе, и решительно сжала ладонь жрицы, к своему удивлению – не почувствовав боли. Неужели леди Бризанна просто подшутила над ней?

Первая жрица воздела руки к малому куполу и запела. Вторая жрица закрыла глаза, и паучья метка на внешней стороне ее век вспыхнула сиянием пурпура. Петелька, зажатая меж ладонями, запульсировала чаще, начала жечь и словно бы увеличиваться, прорезаясь в руку Мэл.

Голос первой нарастал, как шум ветра в узких коридорах подгорных пещер. На высокой ноте ладонь второй жрицы сжала руку Мэл крепче, впиваясь в кожу ногтями. На следующей высокой ноте ладонь с заготовленной рабской меткой схватилась за плечо дэва, и он впервые за долгое время издал хоть какой-то звук – болезненно зашипел. Шипение перешло в крик, когда голос первой жрицы достиг оглушающих высот, и тогда Мэл поняла, о чём говорила мать.

Магическая метка разрывала ее плоть, обвивала руку до локтя и выше к плечу, прорастала в грудину, цепляясь за мышцы и жилы. Заныла челюсть – так сильно Малврае сжала зубы, чтобы не вторить крику слабого дэва. Сквозь пелену боли, она видела, как плетение прорастает и в него, раскалывая скульптурную гладкость кожи, крепко обвиваясь вокруг покрасневшей от натуги шеи, испещренной дорожками напряженных жил. В руку госпожи прорастала плеть, на шее раба – вечный ошейник. Спустя мгновение все стихло, и плетение истаяло, впиталось, словно прячась под кожей. Мэл ощутила, как вдоль ее виска медленно стекает капля пота.

– Была – дева, теперь – госпожа, – шепнула матушка, сжав обеими руками ее плечи. – Поздравляю, дорогая.

Синеглазый раб смотрел на нее снизу-вверх, щурясь от боли. Этот раздражающе прямой взгляд… Он хочет что-то сказать, внезапно осознала Мэл, всё это время он будто бы хочет что-то ей сказать. Но и в этот раз дэв ограничился только взглядом.

Из залы Малврае вышла опустошенной и в то же время преисполненной. Необходимость сдерживать крик боли отняла у нее силы, однако приобретённая власть пьянила. Теперь она лучше понимала матушку и каждую старшую женщину Юдоли, имеющую в своём распоряжении хотя бы одну живую душу. Она в самом деле может делать с ним всё, что захочет. Клеймо связало их. Теперь дэв полностью зависел от своей госпожи. Если погибнет она, погибнет и он. Если попытается сбежать, сгорит в лиловом пламени гнева Богини. Если попытается навредить хозяйке, его ждет что-то похуже смерти, как и при попытке навредить самому себе. Власть щекотала ей руку, под кожей которой теперь покоилась метка госпожи. Волнение исходило от кончиков пальцев и бежало вверх, к самому сердцу, вводя в почти мистический трепет.

– Госпожа Малврае? – Мэл дернулась в сторону окликнувшего ее голоса, едва удерживая при себе ругательства. Негоже было скандалить в Великом соборе, но как же некстати говоривший отвлек ее от удивительных новых чувств, почти священного благоговения. Обернулась и замерла, пойманная взглядом пятью внимательных глаз.

Келтран.

– Госпожа Малврае, позволите обратиться к вам? Разумеется, с позволения матриарха Алеанурден.

Божественный склонил голову перед ее матушкой. Леди Бризанна улыбнулась:

– Почему бы и нет? – Матриарх подмигнула ей и отошла к экипажу.

Они остались наедине. Малврае задумалась – как ей к нему обращаться? Келтран был мужчиной, и это бесспорно шло ему в минус. При этом он был сыном матриарха Первого Дома, да еще и благословленным Богиней. Исключение из правил. По всему, выходило, что его положение выше положения Мэл. Однако он всё равно низко кланялся ей, не смотрел в глаза и терпеливо молчал, в ожидании ее ответа, как вели себя обычные мужчины, не наделенные ни благословением, ни саном. Что ж, займем нейтральную позицию, решила Мэл и произнесла ни холодно, ни слишком уж тепло:

– Слушаю.

– Полагаю, вам известно, что матери обдумывают возможность нашего с вами… союза.

Малврае не сдержалась и удивлённо посмотрела в сторону экипажа, за дверью которого только что скрылась ее матушка. Значит, уже обдумывают возможность? Она снова взглянула на своего собеседника.

– Наслышана. – Всего раз и вскользь, но что же теперь…

– Союз между нашими семьями усилит Юдоль, вы так не считаете?

– Возможно…

– Для меня было бы честью стать… вашим. Надеюсь, вы тоже сочтете меня достойным.

Он едва заметно улыбнулся, и это первый раз, когда Мэл увидела улыбку на лице Келтрана. Он и правда желает этого? Или просто разыгрывает желание? «Хочет заслать шпиона», – вспомнила Мэл слова матушки.

– Возможно, – снова сказала она, будто бы не знала иных слов.

– Благодарю за то, что уделили мне время, госпожа. Благословенна ночь.

– Благословенна ночь.

Он ушёл, так ни разу и не подняв головы. Мэл вошла в экипаж, где ее ждали скучающая сестрица и матушка с немым вопросом во взгляде.

– Он сказал, что хочет стать моим. И что вы с матриархом Мизорией «обдумывали возможность»… этого.

Леди Бризанна усмехнулась, постучала по крыше экипажа, и тот тронулся в сторону их особняка.

– Не тушуйся, милая. Давай подыграем им. Хочет войти в твой зарождающийся гарем на правах первого возлюбленного? Что ж. Изобрази интерес к его кандидатуре. В конце концов, когда мы свергнем Релинаров, ты и так сможешь забрать его себе.

Иллиам фыркнула, с недовольным видом скрещивая руки на груди.

– Еще один божественный… это уже почти коллекция. Госпожа Малврае.

Мэл усмехнулась.

Завидуй, сестрица. Завидуй громче.

– Я не умею петь, – первое, что сказал Малврае ее новоиспеченный раб.

Дэв сидел на отведенной для него тахте в хозяйской спальне, символически прикованный к кольцу на стене золотой цепью. В ней не было острой нужны, ведь сбежать или навредить своей госпоже раб больше не мог. Всего лишь символ, эстетический атрибут его положения, как плеть – атрибут власти матриарха. С той лишь разницей, что атрибут матриарха все же нередко пускался в дело.